Читать книгу Призрак Оперы - Гастон Леру - Страница 7
Глава V
ОглавлениеСказав это, г-н Ришар, не обращая больше на инспектора ни малейшего внимания, стал обсуждать различные дела с только что вошедшим администратором. Инспектор решил, что может уйти, и тихонечко, с величайшей осторожностью, пятясь, приблизился к двери, но г-н Ришар, заметив этот маневр, пригвоздил его к месту громовым окриком: «Останьтесь!»
Г-н Реми послал за билетершей, которая работала к тому же консьержкой на улице Прованс, в двух шагах от Оперы. Она вскоре явилась.
– Как вас зовут?
– Мадам Жири. Да вы меня знаете, господин директор, я – мать крошки Жири, то есть малютки Мег!
– Я вас не знаю! Тем не менее, мадам Жири, мне очень хотелось бы узнать, что произошло вчера вечером, если вы были вынуждены, вы и господин инспектор, обратиться за помощью к муниципальному дежурному…
– Я как раз хотела повидаться с вами, господин директор, и поговорить об этом, чтобы, не дай Бог, и у вас не вышло неприятностей, как у господина Дебьенна и господина Полиньи… Они тоже поначалу не хотели меня слушать…
– Я вас об этом не спрашиваю. Я только спрашиваю, что случилось вчера вечером!
Мадам Жири покраснела от возмущения. С ней никогда не разговаривали подобным тоном. Она встала, словно собираясь уйти, и уже подобрала складки своей юбки, но, передумав, снова села и надменно заявила:
– Случилось то, что опять досаждали призраку!
И так как г-н Ришар готов был взорваться, вмешался г-н Моншармен и сам повел допрос, из которого стало ясно, что мадам Жири считает вполне естественным, когда в ложе, где никого нет, раздается чей-то голос и заявляет, будто там кто-то есть. Она не могла объяснить это явление иначе как вмешательством призрака. Этого призрака в ложе никто не видел, зато все могли слышать. Сама она часто его слышала, а уж ей-то можно верить, ибо она никогда не лжет. Можно спросить у господина Дебьенна и господина Полиньи, а также у всех, кто ее знает, и еще у господина Исидора Саака, которому призрак сломал ногу!
– Неужели? – прервал ее Моншармен. – Призрак сломал ногу несчастному Исидору Сааку?
Мадам Жири вытаращила глаза, в которых отражалось удивление, охватившее ее при виде столь вопиющего невежества. Но она согласилась-таки просветить двух несчастных простаков. Случилось это в бытность директорами господина Дебьенна и господина Полиньи все в той же ложе № 5 и тоже во время представления «Фауста».
– Так вот, сударь. В тот вечер в первом ряду сидели господин Маньера со своей супругой, торговцы драгоценными камнями, а за госпожой Маньера – их близкий друг, господин Исидор Саак. Мефистофель поет (мадам Жири напевает):
Выходи, о друг мой нежный:
Бил свиданья час!
Сон свой детский, безмятежный
Отгони от глаз!
И тут господин Маньера слышит у своего правого уха (его жена сидела слева) голос: «Ха! Ха! Жюли-то не спит!» (А его супругу зовут как раз Жюли.) Господин Маньера поворачивается вправо, чтобы посмотреть, кто с ним говорит. Никого! Потирая уши, он думает про себя: «Неужели я сплю?» А Мефистофель тем временем продолжает свою серенаду (Мадам Жири поет):
Сквозь аккорды струн певучих
Слышен сердца стон:
Поцелуев твоих жгучих
Страстно молит он!
И тотчас господин Маньера слышит все тем же правым ухом голос: «Ха! Ха! Неужели Жюли откажет Исидору в поцелуе?» Тут он поворачивается, но на этот раз в сторону своей супруги и Исидора, и что же он видит? Исидор, взяв сзади руку его жены, целует ее в маленький вырез перчатки… Ну вы, конечно, понимаете, что дело не кончилось добром! Хлоп! Хлоп! Господин Маньера, который был высоким и сильным, закатил пару пощечин господину Исидору Сааку, который был худеньким и слабеньким. Словом, вышел скандал. В зале кричали: «Довольно! Довольно!.. Он убьет его!..» Наконец, господину Исидору Сааку удалось ускользнуть…
– Стало быть, призрак не сломал ему ногу? – спросил г-н Моншармен.
– Он ее сломал, сударь, – с достоинством возразила мадам Жири (ибо она поняла оскорбительный намек). – Он начисто сломал ему ногу на большой лестнице, по которой тот спускался слишком быстро! Да так, ей-богу, что бедняга не скоро на нее встанет!..
– Это призрак рассказал вам, какие именно слова он нашептывал в правое ухо господина Маньеры? – спросил судебный следователь Моншармен все с той же серьезностью, казавшейся ему на редкость комичной.
– Нет, сударь, господин Маньера самолично.
– Но вы-то уже разговаривали с призраком, милая дама?
– Вот как сейчас с вами…
– И что же он говорит вам, этот призрак, когда беседует с вами?
– Просто велит принести ему скамеечку!
Ришар расхохотался вместе с Моншарменом и секретарем Реми, однако инспектор не смеялся. Прислонившись к стене и лихорадочно перебирая ключи в своем кармане, он задавался вопросом, чем же кончится эта история. И чем более надменным становился тон мадам Жири, тем сильнее он опасался новой вспышки гнева г-на директора! А мадам Жири при виде директорского веселья осмелилась принять угрожающую позу!
– Вместо того, чтобы смеяться над призраком, – с негодованием воскликнула она, – вы бы лучше последовали примеру господина Полиньи, уж он-то самолично удостоверился…
– Удостоверился в чем? – спрашивает Моншармен, никогда в жизни так не веселившийся.
– В существовании призрака!.. Ведь говорю же я вам… Судите сами!.. Я все помню, как будто это было вчера. На этот раз давали «Жидовку». Господин Полиньи пожелал один присутствовать на представлении в ложе призрака. Госпожа Краусс имела бешеный успех. Она только что спела, ну знаете, тот самый кусок из второго акта (Мадам Жири напевает вполголоса):
Я жить хочу с тобой и умереть,
Ни небо нас, ни ад не разлучат.
– Хорошо! Хорошо! Я знаю… – с обескураживающей улыбкой прерывает ее г-н Моншармен.
Но мадам Жири продолжает вполголоса, покачивая пером на шляпе цвета сажи:
Уйдем! Уйдем! На земле, на небесах ли
Одна судьба нас ожидает.
– Ясно! – снова в нетерпении повторяет Ришар. – А дальше?
– А дальше вот что: ведь именно в этот момент Леопольд восклицает: «Бежим!», а Элеазар останавливает их, спрашивая: «Куда бежите вы?» Так вот, в этот самый момент господин Полиньи, за которым я наблюдала из глубины соседней ложи, где никого не было, господин Полиньи вскочил и пошел, оцепенев, словно статуя, я едва успела спросить его, вроде Элеазара: «Куда вы?» Но он мне не ответил, а сам был бледный, как мертвец! Я следила, когда он спускался по лестнице, только он не сломал ногу… Хотя шел будто в дурном сне, даже дорогу не мог найти…
Мадам Жири умолкла, дабы оценить произведенный ее словами эффект. История с Полиньи заставила Моншармена лишь покачать головой.
– Однако из всего этого не следует, при каких обстоятельствах и каким образом призрак Оперы попросил у вас скамеечку, – настаивал он.
– Ну, с этого вечера все и пошло… Потому что с этого вечера его оставили в покое, нашего призрака… Никто больше не пытался отнять у него ложу. Господин Дебьенн и господин Полиньи отдали распоряжение, чтобы ее оставляли для него на все представления. Поэтому, когда он приходил, то просил у меня скамеечку…
– Минуточку! Призрак просит скамеечку? Стало быть, ваш призрак – женщина? – спросил Моншармен.
– Нет, призрак – мужчина.
– Откуда вы знаете?
– У него мужской голос. Тихий такой голос. Вот как все происходит: когда он является в Оперу – обычно это бывает где-то в середине первого акта, – он три раза отрывисто стучит в дверь ложи номер пять. Первый раз, когда я услыхала эти три удара, хотя прекрасно знала, что в ложе пока никого нет, я была страшно удивлена! Открываю дверь, смотрю, слушаю: никого! И вдруг раздается чей-то голос: «Мадам Жюль (так звали моего покойного мужа), можно попросить у вас скамеечку?» От неожиданности я стала красная, как помидор. А голос продолжал: «Не пугайтесь, мадам Жюль, это я – призрак Оперы!!!» Я поглядела в ту сторону, откуда доносился голос, к слову сказать, такой добрый, что почти не внушал мне страха. Голос, господин директор, сидел в первом кресле первого ряда справа. Только я никого не видела в кресле, хотя можно было поклясться, что там кто-то сидит, и этот кто-то был очень учтивым, честное слово.
– Ложа, которая находится справа от ложи номер пять, была занята? – спросил Моншармен.
– Нет, ложа номер семь, так же как и ложа номер три слева, еще не были заняты. Спектакль только-только начался.
– И что же вы сделали?
– Конечно, я принесла скамеечку. Скамеечку он, разумеется, просил не для себя, а для своей супруги! Только ее я ни разу не видела и не слышала…
Что? Оказывается, у призрака есть еще и жена! Взгляды г-на Моншармена и г-на Ришара от мадам Жири обратились к инспектору, который за спиной билетерши размахивал руками, пытаясь привлечь внимание своего начальства. Указательным пальцем он в отчаянии стучал себя по лбу, давая понять директорам, что матушка Жюль наверняка сумасшедшая. Эта пантомима окончательно укрепила г-на Ришара в намерении избавиться от инспектора, который держит у себя на службе ненормальную. А славная женщина, увлеченная своим призраком, продолжала тем временем, нахваливая его щедрость:
– В конце спектакля он всегда дает мне монетку в сорок су, иногда сто су, а бывает, даже десять франков, если он несколько дней не приходит. Зато теперь, когда ему снова начали досаждать, он ничего мне больше не дает…
– Прошу прощения! Но каким образом призрак вручает вам ваши сорок су? – спросил любознательный от рождения Моншармен.
– Очень просто! Оставляет на полочке в ложе. Я нахожу их вместе с программкой, которую всегда приношу ему; бывают вечера, когда я нахожу в моей ложе цветы, например, розу, которая могла упасть с корсажа его дамы… потому что иногда он наверняка приходит с дамой, ведь однажды они забыли веер.
– Вот как! Призрак забыл веер? И что же вы с ним сделали?
– Вернула ему в следующий раз. Они его унесли, господин директор; после конца спектакля я его не нашла, а в доказательство они оставили вместо него коробку английских конфет, которые я так люблю, господин директор. Это обычная любезность призрака…
– Хорошо, мадам Жири… Вы можете идти.
После того, как мадам Жири распростилась с двумя директорами, те заявили инспектору, что они решили отказаться от услуг этой старой безумицы. И отпустили инспектора. Когда же г-н инспектор после заверений в своей безграничной преданности этому дому тоже удалился, директора предупредили администратора, что ему следует рассчитать инспектора. Оставшись одни, господа директора поделились друг с другом одной мыслью, которая пришла им в голову обоим, причем одновременно, а именно: пойти заглянуть в ложу № 5.