Читать книгу Движущиеся подземелья. Интеллектуальные рассказы - Газинур Хузаирович Дюсимбиев - Страница 17

«Вольно,» -скомандовал сержант. Солдаты уселись на землю. Некоторые стали разглядывать облупившееся наставление штыкового боя, некоторые ушли вовнутрь караульного здания. Верба подошел к одному из плакатов. В нем солдат прокалывал штыком чучело. Верба пытался вспомнить, делал ли он когда-нибудь что-то подобное. Он вынул свой штык-нож. Лезвие ножа было толстым и грубым, от этого ему стало грустно. Он перестал верить этому плакату. Сержант позвал вовнутрь караульного помещения. Солдаты выбирали, кто будет ответственным за помещение. Верба шел за всеми. Сперва они зашли в туалет-он был ослепительно чист, в центре стоял один-единственный унитаз, который не работал. Сержант объяснил, что им нельзя пользоваться. Потом они зашли в унылое помещение отдыхающей смены; в комнате бодрствующей смены столы были заполнены шахматами и оружейной пирамидой. Эта комната казалась созданной для шахматистов. Почему шахматистов, почему кому-то показалось, что безмозглые солдаты будут тяготеть к шахматам? Верба пошел дальше. Они прошли в столовую комнату, где все было тоскливее, чем в других комнатах. Наличие одного стола в маленькой комнате напоминало о тесной дружеской интимности, обжитой домашности обстановки. Это было издевательством над чувствами, ведь каждый, кто сидел здесь, знал, что он-зверь в зверинце, и каждый напрягал последние свои способности, чтобы выжить. Потом сержант провел в комнату для перезарядки оружия. В стене сидела пуля. Большой стол с углублениями по краям. Здесь Верба почувствовал запах смерти. Он вдруг неосознанно звериным чутьем ощутил толщину стен. Сержант пошел дальше, а Верба остался. Он гладил стены. Приложившись губами, полизал их. Он пытался познать вкус смерти. Его сознание давно оставило понимание, что здание строили люди. Он забыл о гигиене. Верба посмотрел в дуло своего автомата. До чего он хлипок по сравнению с этими стенами. После он зашел в комнату временного задержания. Это была маленькая комнатка с кованой дверью и окошечком со спичечный коробок. Он вошел туда и посидел. Он опять прижался щекой к стене. Он пытался представить себя нарушившим закон и заточенным. Верба содрогался простоте мира. Вот он заточен, а что же дальше, почему же этот страх? Ведь в начале все было заманчиво-небольшой пикничок свободы в обустроенном доме людей, способных убивать. Верба думал, если я неправильно убью, то меня посадят. Но мы же явились сюда с правом убивать и весело отдохнуть: от нарядов, от побоев, от бесконечных драк между собой. Мы ведь подобрели от того, что получили право убивать. Мы-веселая компания с автоматами. Мы весело покушаем в столовой, сыграем в шахматы, как самые заядлые гроссмейстеры. А что потом… Верба думал. У него было оружие, он мог примкнуть магазин здесь. Верба заслал патрон в патронник. Теперь я-узник с оружием. Он хотел испытать смешанное чувство: чувство убийцы, не утратившего способности убивать, и чувство наказанного, подавленного государством узника. Но скоро он об этом пожалел. Это был стирающий прием, он медленно стирал оба чувства. Сержант открыл дверь и сказал, что ему рано примыкать магазин. Верба отстегнул магазин, передернул затвор, патрон со звоном упал на пол. Они пошли в комнату с шахматами. Сержант обнял огромный стальной сундук и ласково сказал, что здесь на случай нападения патронов надолго хватит. После пришел капитан. Этот человек с внешностью Юрия Гагарина был очень интеллигентен, но жесток, если это было в его привычке, против привычки он, кажется, никогда не шел. Например, в его привычку не входило быть жестоким по отношению к Вербе и он его не трогал, иногда требовал жестокости от Вербы, но обычно Верба по приказу никогда не был жесток. Поэтому капитан и Верба друг друга не понимали, но уважали интеллигентность друг друга. Когда стемнело, наступила очередь Вербы идти на пост. Он по-домашнему зарядил автомат и отправился с сержантом на пост. Место было отличное. Пара ядерных колодца по углам, несколько наземных, несколько подземных хранилища, начиненных всевозможными боеприпасами. Сержант ушел, заперев ограду. На земле валялись в ящиках ручные гранаты-Верба взял одну-они были ржавыми и, наверно, к ним не закручиваются капсулы, подумал Верба. Лежали также противотанковые мины и стокилограммовые дымовые шашки. Вербе стало скучно. Это игрушки детей, подумал Верба, они ему не нравились, он уже повзрослел. Он пошел по периметру поста, мимо радиационных колодцев, позвонил по телефону под грибком в караульное помещение. Потом пошел под куст и лег. Это был, вернее, не куст, а бурьян из высоких трав. Вот туда и лег Верба. Он подумал, что хорошо, наверно, тем караульным, к которым приходила девушка. Его воображение рисовало толпу молодых солдат и девушку, отдающуюся, скажем, в комнате бодрствующей смены. Она будет разложена на шахматных столах, а потом он подумал, она, возможно, чья-нибудь сестра. Верба загнал патрон в патронник, спустил предохранитель, положил палец на курок и заснул. Проснулся он от грохота. Перед ним лежал человек, у него не было половины головы. Верба встал, подошел к грибку, позвонил и крикнул: «Нападение на пост!» и, три раза выстрелил в воздух и лег на траву. Убитый лежал рядом. Пришел сержант. Убитого унесли. Через неделю Верба снова лежал в бурьяне с пальцев на курке.