Читать книгу Вера - Гела Стоун - Страница 9

Глава 8

Оглавление

Прошло еще несколько дней, и Альбина поняла, что не может вот так просто взять и забыть Веру. В конце концов, та была стара и, как ни крути, нуждалась в помощи. Пару раз Альбина обращалась к ней, предлагая прийти и помочь. Но Вера отказывалась, утверждая, что справляется сама. «Обижается бабуля, что не по ее плану вышло…». А впереди Альбину ждал новый, интересный проект. На последней skype-конференции, ее и ряд сотрудников из смежных отделов поставили в известность о том, что некая крупная западная компания планирует в ближайшее время подписать с ними договор об инвестициях и сотрудничестве. На Альбину ложилась задача срочно разработать архитектуру, дать задание программистам писать soft и интегрировать нового партнера в инфо структуру. Параллельно на ней висела обязанность внедрения CRM-программ для отслеживания статистики и сбора важных показателей. Она любила свое дело. Каждый раз с увлечением погружалась в новые, перспективные планы. Ее областью было создание и разработка бизнес-процессов и перевод их в it- сферу. И вот, наконец, подвернулся проект, который она давно ждала. Как никогда ей нужно было уйти в работу и поскорее забыть то немногое, что еще оставалось в ее голове после общения с Верой. Зыбкий, призрачный мир, слегка приоткрытый старушкой, теперь казался Альбине чем-то далеким, никак не касающимся ее лично. Никаких покойников под окнами больше не наблюдалось, и жизнь ее уже почти входила в свое привычное, повседневное русло. Пожалуй, единственным напоминанием о том времени был маленький нательный крестик, который был всегда с ней и ее, никуда не девшаяся способность к телепатии. Последний факт несколько досаждал Альбине, словно был позорным изъяном ее личности, который надлежало тщательно скрывать от окружающих.

Так прошел еще месяц. И все же, она не стала окончательно рвать с Верой. Теперь ее отношение к ней приняло характер некоего патронажа. Пару раз в неделю она приходила к старушке. Приносила продукты, по мере необходимости прибиралась в крохотной квартирке. К этому моменту Вера окончательно оправилась, было очевидно, что, несмотря на возраст, она вполне могла ухаживать за собой сама. Но Альбину она всегда принимала радушно, не выказывая обиды или недовольства. Не отказывалась она и от продуктов и помощи по дому. Как человек проницательный, она чувствовала отношение к себе и больше не заводила разговоров, провоцирующих страх и неприятие своей молодой подруги. Та все порывалась вернуть Вере ключи от квартиры. Но старушка как-то сказала:

– Оставь их себе, вдруг понадобятся.

А вскоре произошло событие, которое доказало Альбине, что вне зависимости от ее отношения к этому обстоятельству, дар ее никуда не делся. Это были мамины сороковины. Первый день февраля только подтвердил факт того, что зима в этом году оказалась необычайно снежной. Дорога в Лыткарино заняла у нее не меньше трех часов. Голоса дикторов из радиоприемника вдохновенно вещали о беспрецедентном количестве единиц снегоуборочной техники, выехавшей сегодня на дороги. Словно тяжелая армейская артиллерия, вся эта механизация вела самоотверженный бой со снегопадом, так коварно собравшимся в небе над столицей в разгар зимы. Битва с природой на этом участке фронта была проиграна, кругом были снежные заносы и многочисленные пробки. Ляля с мужем и сыном ждали ее в машине, припаркованной у входа на старое кладбище на окраине города. Наконец она приехала, и они вчетвером начали пробираться по сугробам к месту захоронения. Первыми шли Вадим с сыном, позади, по их следам шли сестры. В один момент Даник остановился, обернулся назад и крикнул. «Маам, мы, кажется, заблудились…». Все остановились и начали беспомощно оглядываться по сторонам. Но на все четыре стороны картина была одна: одинаковые белые холмики с торчащими поверх них верхушками крестов. «Что делать будем?» – Вадим озадаченно озирался, безуспешно пытаясь встряхнуть с себя снег.

– Может вернемся, пока наши следы окончательно не замело? Что поделать? приедем сюда в другой день, когда погода позволит – Ляля смотрела на Альбину, снежинки облепили даже ее ресницы, но она ждала, что скажет сестра. Та, закусив губу, прикидывала, как поступить. «Потратить больше трех часов на дорогу и вернуться, так и не сходив на могилу мамы? Да, такое бывает, особенно когда снегу намело выше колена, и он не собирается останавливаться. А на этом кладбище ты во второй раз. И в каком направлении идти, не имеешь понятия. Кладбищенская часовня осталась у входа, а дальше до самого горизонта тянется белая гладь, утыканная крестами, едва виднеющимися, сквозь густую снежную пелену. Да, обидно, но самое правильное сейчас – повернуть назад…». Альбина огляделась, как бы желая удостовериться, что ситуация действительно безнадежная и уже открыла было рот, чтобы согласиться с Лялей, но боковым зрением заметила смутный силуэт. Повернула голову – так и есть, впереди, метрах в десяти чуть левее их, кто-то стоял. Пригляделась, и вся обмерла: ребенок лет семи, мальчик. Черный костюмчик, белая рубашечка, как будто бы только что с торжественной школьной линейки для первоклассников. Ни единой снежинки на костюмчике, и такой же, как тогда у Николая, пронизывающий душу взгляд. Заметив внезапно побелевшее лицо сестры, Ляля обеспокоено спросила:

– Альбина, что случилось? Тебе плохо?

Та, не сводя глаз с ребенка, медленно покачала головой. В том, что мальчика видит только она, Альбина сомневалась. Ребенок, между тем, смотрел на нее спокойно, почти ласково. Не было в его облике ничего жуткого и отталкивающего. Внезапно, его личико озарила тихая улыбка, он слегка наклонил голову и поманил Альбину за собой. «Идите за мной» – кинула она на автомате оторопевшей сестре и пошла вперед.

До могилы они добрались окоченевшие, облепленные снегом с ног до головы. Сжимая заиндевелыми пальцами охапку роз, Ляля свободной рукой смахнула ком с таблички. Ошибки не было, тут лежала мама. Альбина проследила глазами за малышом, и заметила, как тот исчез за соседним холмиком, улыбнувшись ей на прощание. «Надо будет как-то объясниться с Лялей и Вадимом, а Даник смотрит на меня так, будто только что узнал, что я с Марса». Погода не позволила им задержаться у могилы. Положили на снег цветы, постояли пару минут и засобирались обратно.

– Тут рядом ребенок похоронен – Альбина вытащила из охапки пару роз и пошла к соседней могиле, спиной чувствуя, все более удивленные взгляды родни. Смахнула сугроб с креста и прочла: «Никита Тихомиров. 12.03.2010-20.09.2018». «Спасибо тебе, Никита».

Врать она не умела никогда, вот и сейчас, сидя за столом у Ляли дома, несла пургу про то, что запомнила какие-то ориентиры на кладбище, в тот первый раз, когда маму хоронили. Тогда же и заприметила детскую могилку. Ляля, Вадим и Даник, сидели напротив, внимательно слушали ее, старательно кивая, хотя глаза их говорили об обратном. Альбина умолкла и за столом повисла неловкая пауза. Спас ситуацию Вадим, он поднялся, разлил водки по рюмкам:

– Помянем ….

– Я за рулем, но мысленно с вами. Спи спокойно, мамочка….– будто самой себе прошептала Альбина.

Обратно она приехала на удивление быстро. Ударный гарнизон снегоборцев все же справился с поставленной задачей, по крайней мере, на участке дороги Лыткарино-Москва. МКАД тоже искрился серым, чистым асфальтом, так, что дорога до дома заняла обычные сорок минут. Провожая до дверей, Ляля предприняла последнюю попытку докопаться до правды:

– Альба, ну мне – то ты можешь сказать… – встревоженно уставившись на сестру, шептала Ляля.

Так называть Альбину разрешалось только маме, Ляле и тому, кто исчез из ее жизни много лет назад. В душе она ненавидела это обращение к себе и считала его похожим на собачью кличку.

– Правда, все в порядке, говорю же, вдруг вспомнила в какую сторону нужно идти и сама от этого обалдела – сказала она максимально проникновенно.

– Ну ты не пропадай, звони … – по-прежнему встревоженно шептала Ляля, поправляя выбившуюся темную прядь, из под Альбининого берета. Сестры обнялись и поцеловались на прощание, как делали это всегда с самого детства. Ей было душно, захотелось скорее на свежий воздух. Где-то глубоко в душе, без видимых причин, поднималось глухое раздражение. Она надеялась, что на улице ее, наконец, «отпустит», но, увидев, вместе припаркованной во дворе машины большой снежный холм, разозлилась еще больше. Снег больше не шел, и через десять минут Альбина откопала свой маленький дамский Пежо.

По дороге домой, все пыталась понять, что же ее так разозлило, и после привычного сеанса рефлексии поняла, что злилась она, прежде всего, на себя. Возможно, несколько навязчивыми были вопросы родственников. Но их тоже можно понять, ведь не каждый день выясняешь, что твой близкий, которого ты знал всю жизнь, может вот так вот на раз-два вспомнить нужное направление в заснеженном хитросплетении незнакомых кладбищенских тропинок. Вроде все выяснила, даже попыталась втолковать это себе, но злость и досада, как чувства иррациональные, никуда не делись, и продолжали владеть ею до самого дома.

Первой, кого она встретила во дворе, оказалась старая Богдана. Вообще про эту женщину стоит рассказать отдельно. Лет шестидесяти пяти, высокая, дебелая, неряшливая, с круглыми на выкате, водянистыми, вечно злыми глазами и покрытым редкой седой щетиной тройным подбородком, эта дама вызывала раздражение у всех жителей окрестных домов. Многие соседи, в том числе и Альбина вообще были убеждены, что Богдана нуждается в срочной психиатрической помощи с последующей госпитализацией в заведение закрытого типа, желательно пожизненно. Поговаривали, что она никогда не была замужем и не имела детей. Никто и ни разу не видел каких-либо родственников скандальной старухи. Жила она совершенно одна, и, судя по всему, безобразия, систематически устраиваемые ею во дворе, служили способом отвести душу. Примерно раз в неделю, зимой и летом, по поводу и без оного, Богдана устраивала показательное бесчинство. Жертву она находила тут же, во дворе, буквально в десятке шагов от своего подъезда. В своем выборе она была неприхотлива, но существовала особая группа риска. Топ в ней возглавляли местные дворники, как правило, молодые ребята-таджики. За ними шли молодые девушки и женщины, особенно те из них, кто предпочитал яркую, броскую одежду и макияж. Далее следовали автомобилисты всех мастей, гендерной принадлежности и уровня достатка. Особой ее нелюбовью пользовались таксисты, выходцы из дружественных республик. И закрывали первый эшелон школьники-подростки, справедливости ради стоит уточнить, что эти граждане считали особым шиком «раскрутить» Богдану на ее неподражаемый визг, и поэтому подчас первыми ее и провоцировали. Теперь касательно звукового оформления. В апогее своего представления старухе удавалось достичь совершенно непередаваемых высот, как в децибелах, так и в степени отвращения, вызываемой особым тембром ее воплей. По сравнению с ней, звук работающей бензопилы воспринимался как пение соловья в летнюю ночь. Когда она выходила на охоту, первыми разбегались дворники – таджики и соседи из группы риска. Все вокруг уже давно знали ее причуды и поэтому не реагировали на многочисленные подстрекательства. Исключение составляли те невезунчики, кто впервые сталкивался с Богданой и по незнанию попадался на ее виртуозные провокации. А ей нужно было совсем немного, всего пара ответных фраз и старуха переходила в фазу запуска турбины реактивного двигателя в своей глотке. Дальше перфоманс плавно перетекал в моноспектакль, в котором царила она, богиня воплей запредельной отвратности. Любая попытка осадить ее, или вступить с ней в конструктивный диалог в этой фазе, только увеличивала длительность истерики. Финальные колоратурные пассажи она исполняла уже практически в пустом дворе. Потом, в полной тишине, удовлетворенная и уставшая, как после качественного секса, Богдана спокойно возвращалась домой. Существовала еще одна странность в этом ритуале. Старуха никогда не задевала мамочек с маленькими детьми и соблюдала строгий нейтралитет по отношению к своим более здоровым на голову ровесницам.

Сегодня Альбина застала ее в самом начале «концерта». Одетая в распахнутое старое, драповое, черное пальто с длинными полами, покрытыми белеющими разводами грязи, и обутая в стоптанные сапоги неопределенного цвета, старуха сумрачно оглядывала зимний двор в поисках подходящей жертвы. Уставшая и злая, Альбина шла с парковки, нервно теребя в руках брелок. Прямо по курсу, призывно уперев руки в бока, стояла Богдана. Взгляды их встретились, и Альба решила не отводить глаз. Это было чистой воды безумием, все равно, что атаковать танк, вооружившись сачком для бабочек. Между ними оставалось метров пять. «Понаставили машин… Пройти негде …» – Богдана уже начинала распеваться, наметив свою жертву. Альбина, не сводя с нее глаз, с остервенением подумала: «Когда ж ты сдохнешь уже, старая сука!?». Старуха осеклась, изменилась в лице, злой, безумный огонек в рыбьих глазах сменился любопытством и крайней степенью изумления. Руки ее опустились, вся она как-то подобралась, как призывник на плацу, и даже сделала попытку посторониться. Альбина уловила эту перемену, но не придала тогда никакого значения, уж слишком была занята собственными мыслями. Так и прошла мимо онемевшей Богданы, едва не задев ее плечом. А та, полуобернувшись, еще долго провожала молодую женщину глазами.

В тот день, жители двора и близлежащих окрестностей были лишены «удовольствия» слышать истерический визг полоумной старухи. Богдана ушла не солоно хлебавши. Случай беспрецедентный, первые за много лет.

Вера

Подняться наверх