Читать книгу Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский - Геннадий Александрович Разумов - Страница 8

В 1943 году Женя с мамой, бабушкой и дедом вернулись в Москву. В столице еще стоял суровый дух войны – действовали строгие правила вечернего затемнения, светящееся окно могло было быть признано сигналом для вражеских самолетов, а его хозяин без всякого разбирательства расстрелян, как шпион.

Трамваи и автобусы ходили с большими перерывами, черными пятнами-дынями висели на ночном небе шеренги заградительных стратостатов, и оглушительный рев сирен учебных или настоящих тревог, предупреждая о бомбежках, время от времени сотрясал стекла в окнах и грозовым страхом бил по мозгам.

Почти во всех концах города дворы между домами продолжали вспухать новыми бетонными бомбоубежищами, а поезда метро проскакивали без остановки станцию Кировская, занятую властями высшего уровня.

Войну напоминали и пьяные драки возле ресторана «Звездочка» на Преображенской площади, где пришедшие с фронта инвалиды бились костылями до первой крови. Другие, безногие (их называли «самоварами»), на самодельных тележках – досках с шарикоподшипниками – здесь же били друг друга деревянными «утюжками», которые при движении служили им для отталкивания от асфальта. У безруких инвалидов к культям привязывались железные крюки, которыми они тоже по-пьяни лупили своих собутыльников.

А на Преображенском рынке шла бойкая торговля широким ассортиментом трофейных товаров: немецких (реже итальянских) аккордеонов, губных гармошек, гимнастерок, женских шелковых и хлопчатобумажных комбинаций и кофточек, ночных рубашек, мужских сорочек, сапог, шинелей, курток.

И скудный хлебно-картошечный рацион «победителей» очень кстати облагораживала американская тушенка, сгущенка и яичный порошок – драгоценная заморская экзотика, уворованная или легально изъятая из продуктовых пайков, выдававшихся некоторым категориям граждан.

Жениной маме на работе по случаю как-то досталась великолепная американская кожаная куртка с блестящей шелковой подкладкой, большими костяными пуговицами и глубокими накладными карманами. Это был предмет экипировки из набора одежды летного состава военно-воздушных сил США. Мама щеголяла в этом наряде много лет подряд, пока ее сын не достиг половозрелого возраста, потребовавшего привлечения к нему внимания особ противоположного пола.

Естественно, что для удовлетворения неотложных сексуальных потребностей юного повесы заокеанский прикид ему был совершенно необходим. Поэтому ленд-лизовская куртка из маминого гардероба перекочевала в сыновний и продолжила свою службу на других тоже не слишком широких плечах сынка вплоть до самой его женитьбы.

Вся около-рыночная территория Преображенки кишела разношерстными попрошайками, среди которых, кроме просящих «христа-ради» простоволосых старушек и бородатых старичков, было много и беспризорников, жениных сверстников. Одни из них просто клянчили «дяденька, подай копеечку», а другие зарабатывали милостыню жалостливыми старорежимными песенками, типа «мать моя в могиле, отец в сырой земле, сестрёнка-гимназистка покоится в воде» или – «никто не узнает, где могилка моя». Значительная часть мальчишек была карманными воришками и кормилась на службе у взрослых уголовников, таская им кошельки, портсигары, часы и прочую мелочевку.

После школы Женя с ребятами частенько заходил на рынок поглазеть, как ловко дурят бесхитростный народ доморощенные фокусники. Все они работали с подставными лицами. Наперсточникам они помогали, правильно отгадывая под каким наперстком лежит тот или иной шарик и получая за это свои двадцати-рублевки.

У других магов, предсказателей судеб, эти деньги отрабатывались путем тыканья смазанным жиром пальцем в пакетик-секретик, который из общей кучи вытаскивала «умная» белая мышка. Этот волшебный трофей одному обещал звание лейтенанта, другой жениха-майора.

Со временем в школе ежедневно начали выдавать по свежему белому бублику с блестящей золотистой коркой, иногда даже украшенной негустой сыпью черненьких точек мака. Позже учеников стали одаривать даже пухлыми подрумяненными булочками.

На большой переменке кто-то быстро и жадно пожирал эти роскошества, а кто-то продлевал себе удовольствие, медленно разжевывая и гладя языком нежную сладковатую мякоть. А для некоторых эта школьная подкормка была чуть ли не единственной едой за весь день.

* * *

Все это напоминало Жене рассказы его мамы, голодное детство которой в годы Гражданской войны тоже подсвечивалось сдобными белыми пышками, поставляемыми в Россию американской благотворительной организацией АРА («American Relief Administration»). Вполне возможно, если бы не она, то автору этой книги не привелось бы именно Женю Зайдмана брать персонажем повествования о судьбе еврея в России.

Невольно возмутишься теми многочисленными негодяями, которые повсюду, от России до Венесуэлы, неизвестно за что ненавидя Америку, клянут «толстосумов Уолл-Стрита». Как можно с такой преступной неблагодарностью и остервенелой злобой относиться к стране, люди которой во все времена и во всем мире совершенно бескорыстно протягивают руку помощи страждущим, голодающим, бедствующим?

* * *

Несмотря на все еще продолжавшие действовать суровые законы военного времени для Жени война основной своей частью уже оставалась в прошлом – в потертом фибровом чемодане его эвакуационного детства. Впрочем, и во всем вокруг, то тут, то там начинали постепенно появляться просветы в мрачной повседневности той военной жизни.

Кое-где на Пушкинской и Театральной площади стали загораться по вечерам уличные фонари, возобновились постановки в Большом и Малом театрах, на улице Горького открылся диковинный «Коктейль-холл», кое-где осветились витрины магазинов. Но главное, для Жени наступала волнительная пора взросления, медленно приближавшегося к его непростому и безалаберному отрочеству.

А день победы запечатлелся в еще детской памяти лишь как чуть более праздничное продолжение длинного ряда салютов по случаю взятия Бреста, Кенигсберга, Данцига, Бреслау, Франкфурта и других городов, о которых он раньше никогда не слышал. Они становились для Жени географическими открытиями, дополнявшими коллекцию названий разных уголков земного глобуса, уже известных ему благодаря собиранию почтовых марок.