Читать книгу Баронесса Z. Цикл «Отшельники». Том 2 - Геннадий Анатольевич Бурлаков, All Season Interceptor, Вадим Андреев - Страница 5
Скрипачка. 001
ОглавлениеВпрочем, я тоже продолжаю думать, что мир – это микроскопическое болото или лужа, в которых мы, инфузории-туфельки, постоянно сталкиваемся и непрерывно толкаемся локтями. Кто-то просто расширяет свободную зону вокруг себя, другие питаются теми, с кем сталкиваются. Одни соседствуют и завидуют, другие обмениваются или делятся генетическим материалом. И если вы думаете, что, уйдя в другую часть этого болота, ты гарантированно не встретишь встреченную при разных обстоятельствах «туфельку», даже если она тебя не ищет, то в этом месиве жизни, в котором все содержимое постоянно перемешивается, – ты абсолютно не прав. А если ТА «инфузория» ещё и жаждет тебя найти для собственных целей, подталкивая различными методами к поискам тебя других «инфузорий», то вы встретитесь значительно скорее и не всегда предсказуемо.
Ну как можно было мне, Джульетте, – мать звала Жуля, а друзья Джулей, – попасть на глаза этому уроду после того, как он пообещал отрезать пальцы на одной руке. Только потому пообещал, что она играла на конкурсе лучше, чем его сын. Сынок… Вечно вычурно и безвкусно одетый в самые дорогие шмотки от великих кутюрье мира, приехавший на самой дорогой машине, машущий публике рукой с таким огромным бриллиантом, что он не помещался по ширине среднего пальца. И скрипка была у него то ли от Антонио Страдивари, то ли от Гварнери дель Джезу. Для Джули значения не имело, какая у скрипки история, если извлекать звуки из неё разрешают таким дебилам, как этот толстяк. Она не была согласна, что музыку великого мастера можно так коверкать, и не только высказала это в микрофон при всей честной публике, но и постучала костяшками пальцев сначала по лбу исполнителя, а потом по деке скрипки. На удивление звук в микрофоне получился такой похожий, что это вызвало весёлый смех в зале и в жюри.
У самой Джули скрипка была от местной мебельной фабрики, но это не мешало ей исполнять на ней произведения великих мастеров, современные мелодии и собственные импровизации. Однажды она от любопытства дома сняла все струны, кроме одной, и попробовала что-то исполнить на ней, как это сделал на своём известном концерте Николло Паганини – Скрипач Дьявола. Или это было только легендой? Ей безумно хотелось почувствовать себя такой Дьяволицей, от которой бы шарахались церковники, осеняя себя крестным знаменем при её игре. Нельзя сказать, что она была удовлетворена качеством собственного исполнения на одной струне, но сама идея оказалась воплощаемая в жизнь. Конечно, буйная фантазия представила ей сцену, на которой она исполняет что-то бурное, буйное, – например, «Шторм» Вивальди, и при этом лопаются одна струна за другой, свисая потом с грифа и деки бессильными обрывками. Как погибшие в бою товарищи, которых она не может и не вправе предать, и остановить не только концерт, но даже этот «Шторм». И она продолжает играть сначала на трёх, потом на двух, а потом и на одной струне. Она закрыла глаза и исполняла дома сама для себя это бессмертное произведение и… И вдруг дико засмеялась в голос, почувствовав себя такой Дьяволицей, почувствовав, что смогла бы так играть даже перед публикой.
И рядом с тем «сынком» она прямо на сцене перед зрителями и жюри демонстративно отпустила колки так, что провисли все струны, кроме одной. Даже председатель жюри, сначала негодовавший от её выходки, остановился, не успев произнести приказ убрать её со сцены. Он ждал, уже понимая, к чему она готовилась. И зал затих с первыми ударами смычка по струне. Последней рабочей струне, которую она оставила натянутой. Сначала медленная и заунывная еврейская мелодия новой импровизации перешла в бодрый марш непонятно кого и чего, потом марш сменился скрипом лесопилки и закончился безумством бешеных созвучий и дьявольских сочетаний темпа и ярости. Когда импровизация закончилась, зал сначала сидел несколько секунд молча, а потом взорвался бурными, – даже буйными, – аплодисментами. А когда она протянула свою скрипку с отпущенными струнами «сынку», до сих пор стоящему рядом, тот под громкий хохот того же зала просто сбежал по ступенькам и убежал из зала вдоль сцены.
Судьи засчитали ей победу. Правда, председатель жюри отметил, что её исполнения «зачётных» произведений и до «фокуса Паганини» были неподражаемы, а потом вообще стали «нетипичны и афферистичны, но на грани аффекта и эйфории одновременно». Это были его собственные слова. Публика встретила такую характеристику овациями, а папенька «сынка», которому победа в конкурсе была щедро оплачена, пообещал отрезать ей пальцы.
Сегодня она должна была выступать в небольшом клубе, где работала известная рок-группа и ожидалось большое стечение зрителей. Ей предложили неплохую оплату за исполнение нескольких оговорённых произведений в её манере вместе с этой группой. Оплата её устраивала, да и не приходилось выбирать. Чтобы не думать о том, что она может не успеть на собственное выступление, она засела напротив клуба в кафе, положив футляр со скрипкой на сиденье рядом с собой. Тем самым заняв всё сиденье сама. Но кафе было почти пустым, и официантку это не беспокоило. Она поужинала и просто смотрела в окно, когда из подъехавшего лимузина вышел человек, фигура которого ей показалась знакома. Когда он вошёл в кафе и заказал сигареты «Treasurer» и повернулся к залу было уже поздно. Он – отец «сынка» – узнал её с первого взгляда.
Джули схватила скрипку и выскочила из кафе, перебежала на другую сторону улицы, пока папочка лавировал между столиками и путался в длинном до пола пальто. Но водитель лимузина её увидел и проследил её движение. Джули бросила футляр со скрипкой в проем арки, которая вела в клуб, та упала на ступеньки и скатилась ближе к дверям клуба в кучу каких-то наваленных пустых коробок. А сама бросилась бежать по улице. Очень ей не хотелось потерять пальцы из-за этого невезения. Она бежала, расстёгивая пальто, потом завернула за угол и сбросила пальто и шапочку. Сделала ещё один поворот и остановилась, прижавшись к стене.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Воздух шумно втягивался в лёгкие, – а ведь хотелось дышать тихо-тихо, не привлекая внимание прохожих. Она опустила глаза вниз и присела, словно застёгивала пряжку на ботинке.
Лимузин проехал мимо с большой скоростью. Дальше бежать в этом направлении больше не имело смысла. Она привстала и сдерживая свои собственные порывы медленно пошла в обратную сторону. Приблизившись к арке, она услышала, как в клубе послышались первые звуки громкой музыки, и поспешила спуститься по лестнице. Подобрала свою скрипку, вынула её на ходу из футляра, и почему-то почувствовала всем своим нутром, что этот футляр ей уже не понадобится. Но не отбросила его, а аккуратно положила его в глубине сцены, когда вошла на неё. К ней оглянулся распорядитель концерта и поторопил её резкими взмахами руки.
И Джульетта решилась. Да пошли ОНИ все к чертовой матери! Это её, только её концерт! Она шла к этому долгие годы. И не важно, что аккомпанирует ей не симфонический оркестр, а малоизвестная рок-группа, – это совершенно не важно! Это ничего не ме-ня-ет!
Она ураганом вырвалась на сцену, мгновенно включившись своей скрипкой в бешеный ритм, заданный ударником и бас-гитаристом. Публика, увидев её, восприняла это как очередной экстравагантный выход известной своей эксцентричностью скрипачки, – и взвыла от восторга. На сцену полезли восторженные фанаты – её и группы – и вступили в пререкания с охранниками, которые не дали им танцевать на сцене, возвращая их в зал.
Дальнейшее происходило почти как во сне. Джули просто растворилась в музыке, собственной беготне по сцене, бесновании и овациях зала. Она была уже вся мокрая, облеплена конфетти и обмотана серпантином, которыми её щедро осыпали из толпы фанатов. Она жила в звуках этой музыки, а её тело подтверждало это своими движениями, как подтверждает движениями тело пловца воде свою причастность.
Хорошо, что она успела поужинать, – сил было достаточно, чтобы преодолеть такой собственный эмоциональный подъём. А выброс адреналина при виде врага и побеге от него по улице просто вырвал из неё такие звуки, на которые, как она думала, никогда не будет способна. Она играла и своими криками подбадривала толпу, что-то одновременно дико напевая в такт игры, чего не слышала сама, и чего не слышали в зале. «Остановись, мгновение!» – могла бы крикнуть она в эти минуты, как на вершине собственного блаженного счастья…
… Могла бы крикнуть… Не успела…
Перед сценой стоял «папочка» и медленно ей аплодировал: «Я нашёл тебя по звуку твоей музыки, которую слышно даже на улице, – крикнул он ей, и она разобрала его слова то ли на слух, то ли по губам. – Ты играй, играй, а потом пошли со мной. Теперь тебе не убежать от меня!» – и махнул рукой в сторону выхода, где Джули разглядела группу охранников в той же форме, что и его шофер. Сказать, что внутренний огонь пошёл на убыль, – это ничего не сказать. По телу разлилась торричеллиева пустота. Нет, ей не было страшно, не было противно или больно, – просто она поняла, что это конец. Что это последний её концерт, последний взлёт. Она ударила носком ботинка по стоящему на краю сцены стакану с каким-то напитком и выплеснула его на говорившего нувориша. Тот от неожиданности отпрянул, потом стёр с лица пенистую жижу платком, вынутым из кармана, и с отвращением отбросил его в сторону. Зло глядя на неё, он протянул указательный палец в её сторону и, имитируя нажатие на курок пистолета, сделал вид, что стреляет в неё.
– Не хочешь по-хорошему, сука? Значит будет по-плохому, – и махнул рукой своим людям. Те рванулись вперёд. К сцене.
Но не тут-то было. Толпа стояла плотной стеной, и попасть в сторону сцены было слишком много желающих. Потому протиснуться сквозь толпу было возможно, только совершив что-то героическое или сценически невероятное. Но ничего героического или экстравагантного охрана не придумала, а вынула резиновые дубинки. Вот этого делать было не надо! Как только первые дубинки опустились на головы и плечи зрителей, мужиков в форме просто смяли и начали затаптывать в буквальном смысле этого слова. Дотянулись и до тех, кто стоял ближе к дверям, опознавая их по форме. Один из них вытащил пистолет и попытался выстрелить в воздух, но его сразу дёрнуло, наверно, с десяток рук и кинуло под ноги «танцующим». Пистолет, кувыркаясь, полетел в сторону и исчез в толпе.
Нувориш попытался дотянуться да Джули, но не смог.
– Проблемы? – спросил оказавшийся рядом с Джулей распорядитель, указывая в зал глазами.
– Есть запасной выход? – Джули понимала, что если и есть шанс отсюда вырваться сегодня целой, то это только с его помощью.
– За сценой есть маленькая чёрная дверца, она выведет… – он не успел договорить, когда Джули уже рванулась по сцене, имитируя новый этап танца. Какая разница, куда он выведет? Главное, что он выведет отсюда. Она выскочила из ярко освещённой области, тем самым скрывшись от зрителей, подхватила футляр и побежала за сцену. Там разберёмся…
На ходу пряча в футляр скрипку, она рванула на себя небольшую узкую дверцу, протиснулась в неё и быстро пошла по узкому техническому коридору. Бежать по нему было просто невозможно, – из-за его узости и низкого потолка. Света хватало, чтобы не беречь голову руками и вовремя нагибаться перед препятствиями и протянутыми везде в разном направлении трубами и проводами.
Выйдя на улицу, она оглянулась по сторонам. Перед ней стоял какой-то микроавтобус с раскрытой широкой дверцей в большой пассажирский салон. В салоне сбоку стояло несколько небольших коробок. Улица – скорее переулок – была освещена совсем плохо, но слева был виден хорошо освещённый проспект. Вдруг Джули услышала за спиной со стороны двери, откуда она вышла только что, какой-то шум, резко повернулась в его сторону и не удержалась на ногах. Удар по голове она уже не почувствовала, – или не запомнила? Не услышала, как кто-то втащил её в салон микроавтобуса и уложил на пустое сиденье, забросил на другое свободное сиденье футляр со скрипкой и захлопнул дверцу.
Уже теряя сознание, девушка успела подумать: «Не успела. Жаль…»