Читать книгу Три ада русских царей - Геннадий Азин-Соколов - Страница 8

Хотя друг и учитель Пушкина, наш славный историк Н. М. Карамзин «передал» в русскую историю негатив о царе Борисе Годунове, писал, однако, и так: «…достойно славимый тогда в Европе за свою разумную политику, любовь к просвещению, ревность быть истинным отцом отечества, – наконец, за благонравие в жизни общественной и семейственной…»

Попробуем «расшифровать» эти лестные характеристики летописца-царедворца в адрес Бориса Годунова.

Напомним, что он 14 лет был регентом при царе Федоре I Ивановиче, сыне Ивана Грозного (1584–1598), а фактически занимался всеми делами государства Московского.

Польский король Стефан Баторий имел грандиозные планы расширения своего королевства: он мечтал завоевать и Московию, и Турцию…

Эти планы, раскрытые о. Павлом Пирлингом, предусматривали также войны за овладение Кавказом, Персией.

Король считал, что военные действия против Москвы трудностей не представляют, т. к. правит государством русским больной и слабый царь. Планы короля нравились и поддерживались как папой Римским, так и иезуитами еще при Иване IV, имевшими виды на Москву.

После смерти Ивана Грозного польский посол Л. Сапега доносил Баторию, что Москва боится его и его интервенции.

Однако в Речи Посполитой была внутренняя оппозиция королю, а в Московии за спиной якобы тщедушного государя стоял сильный регент, который не желал уступать польскому королю Смоленск, Новгород, Псков и другие северо-западные русские земли.

И Баторий вынужден был продлить мирный договор Польши с Москвой до июня 1587 г., а затем и вообще с послом Михаилом Гарабурдой переслал московскому царю предложение (1586 г.) о вечном мире и династической Унии Москвы с Речью Посполитой.

Москва в ответ на притязания поляков решилась, в свою очередь, потребовать у Батория уступки Киева, Полоцка, Витебска и Лифляндских городов и тогда согласиться на условия вечного мира. О вечном мире не договорились, а продлили перемирие еще на два месяца, т. е. не до июня, а до августа 1587 г.

12 декабря 1586 г. король Стефан Баторий скончался, и Польша оказалась в тяжелой ситуации «бескоролевья», паны даже мысли высказывали о соправителе – царе Федоре.

В конце концов, московские нравы и традиции были далеки от польско-литовских, к тому же царь Федор был весьма православным человеком (как, впрочем, и регент Борис Годунов).

Партия Сигизмунда взяла верх, и его короновали в Кракове – в декабре 1587 г. на польский престол. Правда, Москва поимела в результате перемирие на 15 лет (с августа 1587 по август 1602 г.). Напомню, что король Сигизмунд был наследником и шведской короны, а его избрание польским королем давало Москве надежды на мир и со Швецией.

Хотя Москва, видимо, Швеции не боялась, как это было со Стефаном Баторием, и, видимо, желала возвратить себе находившиеся у шведов извечно русские города.

В 1589 г. внутренние распри в Швеции привели к ее расстройству, и московская дипломатия (ясно, что за нею стоял Борис Годунов как регент и фактический правитель Московского государства) стала предъявлять претензии Швеции: вернуть «в государеву сторону Порту, Иван-Город, Яму, Копорье, Карелу…» «Шведы не соглашались.

И тогда по окончании перемирия в январе 1590 г. русские войска были направлены к Нарве. Им удалось отвоевать Копорье, Яму, а штурм Нарвы не удался. Новое перемирие – в феврале 1590 г. – оставило за Москвой занятую русскими территорию.

Лишь в 1595 г. в д. Тявзине было заключено мирное соглашение: русские отказались от Нарвы, а шведы перестали претендовать на Карелу. Увы! Русь вновь не получила выхода к морю, к которому стремился Годунов, желавший широко торговать с Западом. Правда, соглашение давало некоторую свободу сообщений через шведские земли с Западной Европой.

У Москвы оставалось «окно» в Европу через Архангельский порт. И Москва, и Швеция были довольны Тявзинским миром.

* * *

Если личное участие Бориса Годунова в отношениях с Польшей, Литвой, Швецией, Веной (Австрией) особо не отражено в документах тех лет, да и дипломатия велась от имени царя Федора Иоанновича, то в связях с Англией личное участие Бориса Годунова более прозрачно и понятно, а еще Иван Грозный пытался «проникнуть» в Англию, даже путем женитьбы на представительнице английской короны.

В 1569 г. английский посол Т. Рандольф добился у царя Ивана IV привилегий для образованной в Московии торговой «Русской кампании», т. е. беспошлинной торговли.

Сам царь Иван IV не только желал породниться с королевским домом Англии, но и хотел поддержки (союза) против врагов и таких же льгот русским купцам (как говорится, национальные интересы и тогда были в почете).

В первое время после смерти царя Ивана IV в Москве изменилось отношение к английским посланникам, а английского посла сэра Боуса даже ограничили передвижением по столице, а это вполне закономерные предосторожности при смене главы государства.

Сэр Боус обиделся на «самозванных» царей, т. е. соправителей царя Федора, его регентами они были некоторое время – бояре Никита Романов и Андрей Щелканов. Возник конфликт. Его, по сути, и разрешил Борис Годунов, который по отъезде английского посла из Москвы прислал богатые подарки: тафту, соболей, и выразил надежду, что дружеские отношения сохранятся как между их государями, так и между Боусом и Годуновым.

И после этого Боус отзывался о регенте царя так: «Благородный и честный дворянин некто Борис Федорович Годунов». Годунов был умным дипломатом и политиком и, по сути, не только сохранил, но и наладил дальнейшие отношения с дипломатами Англии. Однако «ласкал» Годунов англичан, не жертвуя интересами государства. Недоразумений было много, в том числе и из-за разности придворного этикета, а также и плутоватых действий английских купцов.

Борису Годунову всегда удавалось находить компромиссные решения, и англичане ценили внимание и пиетет к себе регента и царя Бориса.

* * *

Преемственность политики Грозного в отношении татарско-тюркских народов Бориса Годунова была прямой и ответственной. За время регентства и царствования Бориса Годунова Москва окончательно укрепилась в Казани и Астрахани, на Каспийском побережье, ликвидировав татарское засилье в этих землях.

Турки, этим недовольные, собирались от Азова по Дону добраться через Волгу до Царицына (Волгоград) и идти отбирать Астрахань. Однако эта затея провалилась из-за предусмотрительности русских воевод.

Угрожать пытались Москве и татары, осевшие в Крыму. Начиная с 1570 г. они делали много попыток подойти к стенам русской столицы, и только в 1571 г. им это удалось. Это был самый страшный набег при царе Иване IV.

В последний раз крымцы пытались пробраться к Москве в 1591 г. Под стенами Москвы крымских татар встретили в боевом порядке русские дружины. Сам регент и воевода Борис Годунов, а он держал руководство над войском вместе с князем Федором Мстиславским, получил чрезвычайную награду (несколько уделов в Важской земле).

На месте «гуляй-города», откуда бежали татары во главе с ханом (раненным в бою), был основан ныне знаменитый Донской монастырь. Татары на следующий год попробовали отомстить русским за это поражение под Москвой и совершили новый набег, но удалось разорить только Рязанские и Тульские земли.

Выход на Каспийское море открыл для Московского государства возможность отношений с кавказскими народами и с народами Персидского побережья, со среднеазиатскими ханствами. Попытки утвердиться на Кавказе в период царствования царя Бориса не удались. Однако внешнюю политику Бориса Годунова отечественные историки называют вполне успешной.

* * *

Были удачи и достижения и во внутреннем строительстве государства, именно в полном смысле этого слова – строительстве.

Еще в 1596 г. начались работы по сооружению знаменитых стен Смоленского кремля. А они (стены) были длиною в 6 верст (верста – более километра), включали 38 башен и были построены за 5 лет. Главным строителем и архитектором был русский «городовой мастер» Федор Конь.

Борис Годунов сам ездил в Смоленск на закладку стен Кремля и, докладывая царю Федору про эти уникальные сооружения, сказал: «Сей город Смоленск будет всем городам ожерелие». Строительство городских стен оправдало себя в Смутное время, задержав надолго под Смоленском войско короля Сигизмунда.

В пределах самой Москвы с именем или царствованием Бориса Годунова связано много зданий и соборов, в том числе и «белокаменных стен царева города». Напомню также про знаменитую колокольню Ивана Великого в самом Кремле, а также здание приказов у Успенского собора.

Говоря сегодняшним языком, все это обширное строительство давало людям рабочие места и заработок, тем более в голодные годы. К сожалению, с неурожаями царю Борису не повезло дважды (в 1601 и 1602 гг.). И они стали причиной серьезных волнений среди крестьянского люда.

Власть, уже самостоятельную, он принял в не самый лучший период жизни Московского государства. Были еще недовольные опричниной, грозным правлением и сумасбродством царя Ивана IV.

Сам Борис, по свидетельству летописцев и историков, был добрым, любезным, отзывчивым человеком. Он не любил взяточников и насильников, казнокрадов. Весьма осуждал пьянство и разврат в среде боярства, да и черни.

Великий голод 1601–1603 гг.

Вроде бы воспитанный в среде опричнины, он оказался оазисом в стане пресловутого двора царя Ивана Грозного, где нормальным явлением были оргии, разврат, жестокое отношение к женщинам.

Документы той (непростой) эпохи доносят до нас свидетельства, которые говорят в пользу царствия Бориса Годунова. При нем царский двор стал трезвым, любезным, приветливым, спокойным, «негневливым». Чиновники его двора говорили: «Никто большой, ни сильный, никакого человека, ни худого сиротки не изобидит». [6]

Иными словами, гуманность и справедливость были нормальной основой отношений при дворе и в государстве. Хотя власть держал он твердою рукою, но умел обходиться без плахи и веревки.

Интриговали против него многие, на козни он отвечал чаще не казнями, а ссылками, а если казнил, то по судебному разбирательству.

* * *

Однако в крестьянской стране были и свои проблемы, которые пытались решать князья и цари до Годунова и после Годунова – это земельная проблема, аграрный вопрос.

Становление и централизация Московского государства, естественно, сталкивались с этими проблемами, которые, увы! не решили ни Великие реформы 1861 г. (через 200 с лишним лет спустя), ни Столыпинские реформы первого десятилетия XX века.

Кризисы, как это ни звучит парадоксально, посещали Российское государство и в Средние века. И были они связаны с межсословными отношениями, с отношениями между землевладельцами, с взаимными притязаниями помещиков и холопов, т. е. землевладельцев крупных и безземельных (в основном) крестьян.

Мелкие землевладельцы разорялись, крупные – богатели. В борьбе за трудовые руки, т. е. за крестьян (батраков), владельцы прибегали к разным ухищрениям и, естественно, правонарушениям. Законы нарушались и осуществлялось насилие преимущественно богатыми и сильными. Увы! Явление, присущее не только нашей стране.

Происходило формальное, организованное закабаление крестьян, однако наблюдалось и добровольное холопство. Такая ситуация не поддавалась правительственному (чиновничьему) регулированию, а из государственного оборота в незаконную частную зависимость попадало много служилых и государевых людей.

Опричнина поставила новые проблемы во взаимоотношении опричных и общинных собственников, бояр, дворян. И решать их довелось и выборному народом (т. е. всем миром) царю Борису, у которого были завистники, и противники, и просто недовольные.

А это очень непростое дело – регулировать отношения крестьян и холопов к их хозяевам (местным государям) землевладельцам и к самому государству, у которого были свои виды на служилых людей, на трудовые руки.

Как в таких условиях сохранить «справедливость» межсословных отношений, как охранить слабых от сильных и богатых, как защитить обездоленных и обиженных (бедных), да еще и соблюсти интересы государства?

Мы в XXI веке, в условиях развитой так называемой демократии не можем решить аналогичные проблемы, хотя имеем и Конституцию, и разные положения, и кодексы, имеем парламент и развитую систему бюрократических отношений.

А каково было быть мудрым, гибким и справедливым царю Борису Годунову?

Ропот зависти, злобы, ненависти, недовольства нарастал. Все беды в государстве приписывались государю-выскочке, хотя и избранному Земским собором.

Как это ни странно, но люди к тоталитарному режиму, как и к справедливости и демократии, относятся тождественно и готовы одно сменить на другое, если оно окажется более выгодным и пригодным для их существования.

Тем более что и к самодержавной власти, и к демократическому правлению привыкают в конце концов и подстраиваются под их «особенности».

* * *

В начале очерка я упоминал о шуточной игре, затеянной (и проведенной) царем Иваном IV с возведением на русский трон в 1574 г. хана-татарина Симеона (в крещении) Бекбулатовича.