Читать книгу Донской хронограф. Хронологическая история донских казаков. 1632—1660 год. Том 2 - Геннадий Иванович Коваленко, Геннадий Иванович Кривецков - Страница 3

1632 год. 6 января Михаил Фёдорович и патриарх Филарет, желая привлечь казаков для участия в войне с Польшей, велели передать атаманам Конинскову и Яковлеву, что они, «… по своему государеву милосердному обычею донских атаманов и казаков и всё Войско пожаловали – вины их, что они воеводу Ивана Карамышева убили, отдали, а положили они, Государи, то на волю Божью. А атаманы б и казаки, и всё Донское Войско шли на государева недруга на польского и на литовского короля, и на польских и на литовских людей». Всем атаманам и казакам, царь обещал большое жалованье: атаманам 10 рублей, есаулам 7 рублей и казакам по 5 рублей.

Донские атаманы были рады такому обороту событий, и просили царя с патриархом отправить жалованье «… до вешнего пути, потому что у них весна станица рано, а многие казаки пойдут в добычю, и атаманы и казаки и всё Войско их государьской Милости обрадуются». Кроме этого, атаманы просили повысить государево жалованье и освободить всех казаков, разосланных по городам, после царской опалы Войску.

10 января Михаил Фёдорович указал отправить на Дон государева жалованья: « … атаманом по 11 рублёв, есаулом по 8 рублёв, казаком по 6 рублёв. Да к ним же велели посылать своего государева жалованья: зелье, и селитру, и свинец, и вино, и сухари, и крупы и толокно». В тот же день царь указал думным дьякам Лихачёву и Матюшкину, выпустить всех донских казаков из тюрем и оставить их на поруки в тех городах, где они находятся, до тех пор, пока казаки на Дону не поцелуют. Им было велено выдать по рублю жалованья и «корм». Находящихся же в Москве на поруках донских казаков, было указано отпустить на Дон с атаманами Конинсковым и Яковлевым.

16 января царь и патриарх «… указали послать своего Государева жалованья на Дон к атаманом и казаком и ко всему Донскому Войску: зелья 50 пуд, 50 пуд. селитры, 100 пуд. свинцу, 100 вёдер вина, 500 четей сухарей, 50 чети круп, 50 чети толокна». Государево жалованье должен был сопровождать князь Иван Дашков и подьячий Леонтий Полуэктов.

Царь, призывая казаков идти против польского короля, оставлял за ними выбор, где им действовать. Для этого боярин Семён Головин и дьяк Михаил Данилов расспрашивал атаманов Конинскова и Яковлева куда им идти на службу и сколько в Войске есть есаулов. Атаманы на это отвечали, что если царь укажет им идти на Смоленск, то они готовы идти и на Смоленск. «А будет Государь укажет атаманом и казаком з Дону идти под литовские городы прямо степью, и им де з Дону под литовские городы степью пройтить мочно ж».

По поводу войсковых есаулов, казаки отвечали, что в Главном Войске, в Монастырском городке, у них один есаул, а когда казаки идут в поход, то выбирают есаулов столько, сколько им необходимо.

Тем временем, в Москве практически ничего не знали о положении дел на Дону, в Крыму и в Турции, так как мало кому из казаков хотелось ехать в Россию, зная, что их арестуют и бросят в тюрьму. А потому Михаил Фёдорович указал украинным воеводам посылать верных людей на Дон для вестей.

Исполняя царский указ о посылке на Дон, для вестей, надёжных людей, царицынский воевода князь Лев Волконский, отправил 8 января «на Дон, в нижнее и Большое войско, для проведывания Крымских и Азовских и Запороских вестей, и про Донских казаков, куды их з Дону ходу чаять, Царицынских стрельцов: пятидесятника Ваську Угримова, да Федьку Болдыря, да Мишку Ефремова».

23 февраля 1632 г. посланные за вестями стрельцы вернулись в Царицын. Они кроме всего прочего, привезли войсковую отписку. В ней казаки писали, что с осени прошлого года замирились с азовскими турками. А когда те, 9 января на русские украинные города войною, то они, донские казаки, не имея на то разрешения царя, нарушать мир и препятствовать туркам и татарам не стали, якобы опасаясь государева гнева. По сути дела, это была своего рода издёвка казаков над Москвой и царём, запрещавшим разорять города турок.

На расспросе у воеводы Волконского, стрелецкий пятидесятник Василий Угрюмов показал, что верховые, низовые и яицкие воровские казаки сетуют на опалу наложенную на них царём и патриархом, и прекращении выдачи им государева жалованья. А так же на задержание в Москве 60 казаков, сопровождавших в столицу князя Семёна Гагарина и турецких послов. Донцы были возмущены тем, что воеводы многих русских украинных городов велят сажать в тюрьмы казаков, сопровождавших до русских приделов отбитый русский же полон: « … и тех де, государь, Донских казаков провожатых по украинным городам, воеводы велят сажать в тюрьмы, а иных де, государь, отдавать за приставы». Воеводы запрещали казакам бывать по своим делам в украинных городах, что было чревато взрывом недовольства.

В ответ на царскую опалу и действия воевод, донцы вновь грозили уйти в Запорожскую Сечь: « … токмо де к нам на Дон нынеча на весне не будет государева жалованья и ево государева жалованья и ево государева жалованного слова, и мы де пойдём з Дону все в Запороги к Литовскому королю на службу». Казаки заявляли стрельцам, что ждут грамоту от «Литовского короля» и сообщали, что в прошлом году 700 донских казаков ходили на помощь польскому королю: « … как де был бой у Литовского короля с Турским».

Кроме того, среди казаков ходили слухи о том, что весной русский царь собирается отправить на Дон свои войска, чтобы сбить их с куреней и построить «государевы городы». «… а как де до нас у казаков на Дону с Москвы про посылку подлинная весть учинитца, и мы де тотчас з Дону отпишем в Запороги к Запороским черкасом, и к нам де придуть на помочь Запороские черкасы многие люди, тысеч десеть и больши». Донцы, в разговорах со стрельцами утверждали, что у них с запорожцами заключён договор о взаимопомощи, « … а Дону нам так бес крови не покидывать».

Казаки рассказывали стрельцам о том, что в 1631 г. 1500 донцов « … пошли с Дону на Чёрное море воровать под городы Турского войною, 1500 человек». Разорив вражеское побережье, они не смогли прорваться через донское гирло на Дон, где турки и татары построили укрепления и установили на них пушки. Казаки не стали класть свои головы и ушли в Запорожскую Сечь. Вскоре 500 донцов вернулись в свои городки степью, продав часть добычи в Сечи и купив на вырученные деньги коней и телеги.

Вернувшиеся на Дон казаки рассказали, что « … присылал де король при них в Запороги к Запороским черкасом, а велел им струги все пожечь, в которых де, государь, они ходят из Запорог на Чёрное море под Турского городы войною». Запорожцы, скрепя сердце, сожгли в свои чайки, « … а Донских де казачьих стругов Запорожские черкасы жечь не дали». Прибывшие с королевской грамотой поляки не стали настаивать.

Такой приказ польского короля был вызван заключением мирного договора между Речью Посполитой и Турцией на 5 лет. Чтобы смягчить недовольство казаков, часть из них была призвана на королевскую службу. Однако несколько отрядов запорожских черкас, осенью и зимой 1631 – 1632 г. перешли на Дон. 1000 же донских казаков бывших в Сечи, остались там зимовать.

Согласно расспросу пятидесятника Угримова, казаки не собирались более пропускать турецких послов через свою территорию: « … потому де, государь, послы Доном ходят и их казачьих городков крепей (укрепления) высматривают, и о том де, государь, они, казаки, своим воровством каютца, что и тово Турского посла нынеча к тебе, государю, к Москве пропустили и ево не убили». В случае появления на Дону нового турецкого посла, казаки грозились его убить, если царь не пришлёт им весной своего жалования.

2 февраля атамана Тимофея Яковлева и казака Дениса Парфёнова было велено отпустить на Дон с государевой грамотой, « … для поспешанья, чтоб на Дону атаманом и казаком и всему Войску государево жалованье было ведомо». « … атаман Тимофей Яковлев да казак Денис Парфёнов на отпуске были у Государя у руки, а у Великого Государя Святейшего Патриарха у благословенья. И того ж дни были они у Государя стола». Казаки отправились на Дон в ночь на 5 февраля подводами и санями, с проводниками. В Воронеже за казённый счёт им было велено купить коней и дать до первых казачьих городков в качестве провожатых 3 стрельцов. Коме прочего жалованья Яковлев получил в кабаке 2 ведра вина, а Парфёнов 1 ведро.

В государевой грамоте, казаки извещались о снятии с них опалы и отправке на Дон государева жалованья вместе с князем Дашковым и подьячим Полуэктовым. До тех пор, пока жалованье не прибудет на Дон, казаки не должны были ходить в походы и не разъезжались, « … а будет из вас, которые разъехались, и вам бы тотчас съехатца в один городок для приезду нашего дворянина нашего князя Ивана Дашкова». Кроме этого, царь требовал от Войска крестного целования: «И указал Г. Ц. и В. Кн. Михайло Фёдорович всея Русии донских атаманов и казаков и всё Донское Войско привести к крестному целованью по записи им, князю Ивану Дашкову и подьячему Левонтью Полуехтову, а запись им дана за дьячьею прописью».

Тем же казакам, кто не станет государю «служить и прямить», царь и патриарх грозили карами. Они так же запрещали войску какие бы то ни было походы на турок и татар. Они уведомляли Войско об отпуске всех казаков атамана Наума Васильева.

3 февраля Михаил Фёдорович указал выдать атаманам Конинскому и Яковлеву жалованье по приезду « … по сукну по английскому доброму человеку; да на отпуске Тимофею Яковлеву… сукно английское доброе», а так же по 9 рублей, как по приезду, так и по отъезду.

12 февраля 1632 г. на Дон, в верховой городок Кременной, пришли 150 «воровских» яицких казаков, во главе с атаманами Иваном Зыковым и Елизаром Спициным. По словам казаков, они пришли на Дон « … для проведывания твоей государевы службы, куды де, государь, по твоему государеву указу, на твою государеву службу ратным людем поход будеть». Всего же на Яике, в сборе было 2000 конных казаков, ожидающих государевой службы.

Кроме того, « … сказывали де, государь, ему Ваське (Угримову), на Дону казаки втайне, Сенька Сычугов и Тимошка Тесной, что на Дону де, государь, в семи городках от горотка от Куншака да до городка Голубых воровских Донских и Яицких казаков в зборе 600 человек, которые воровали в прошлом во 139 году на Волге и на море бусы громили и торговых людей побивали и грабили». По словам пятидесятника, к этим воровским ватагам стали присоединяться многие казаки из низовых городков, с намерением вновь идти на Волгу за зипунами, а так же сжечь и погромить Царицын, так как им « … от Царицынских служилых людей чинитца теснота великая, везде де их казаков на переходах побивают… и Царицын де, государь, им, воровским казаком, стал пуще Азова.

Эти известия не на шутку встревожили царицынского воеводу, немедленно отправившему отписку в Москву. В его распоряжении было слишком мало войск, чтобы в случае необходимости противостоять казакам. В Москве воеводская отписка так же доставила немало беспокойства. Царь, патриарх и бояре ни как не хотели вооружённой конфронтации с Доном и потому эти события стали ещё одним аргументом в пользу снятия с Войска опалы.

16 февраля Михаил Фёдорович для сопровождения государева жалованья, указал выделить воеводам украинных городов 2000 стрельцов и казаков, а так же подготовить 102 струга. Стрельцам и казакам было велено выдать по 8 руб. жалованья. Ещё 100 конных детей боярских, шедших берегом, получили по 12 руб. жалованья. Жалованье князя Дашкова составило 150 рублей, 50 четей запаса, 50 вёдер вина и 25 пудов мёда. Жалованье подьячего было куда скромнее княжеского, и составило 26 руб., 10 четей запаса, 10 вёдер вина и 5 пудов мёда.

Однако и князь, и подьячий били государю челом, жалуясь на свою скудость и безденежье, на невозможность снарядиться в столь длительную поездку на свои средства. Так же бил челом о прибавке жалованья и отпуске на Дон, оставшийся в Москве атаман Конинсков.

Вместе с князем Дашковым, царь велел так же отправить на Дон атамана Конинского и прибывших в Москву с «розными делы»: Кирея Степанова, Проньки Кочюрова и Григория Яковлева.

Согласно отписке Воронежского воеводы Матвея Измайлова, прибывшей в Москву 5 марта, атаман Яковлев и казак Парфёнов были отпущены на Дон 20 февраля. Кроме этого воевода извещал царя об отсутствии стругов: « … и мне, холопу твоему, князь Ивана Дашкова и подьячего Левонтия Полуехьтова, и донских атамана и казаков на Дон рекою Доном в судех отпустить не в чем: никаких твоих государевых судов на Воронеже нет. А которые государевы старые суды все худы и погнили, в поделку некоторое судно не пригодитца».

Воевода оправдывался тем, что не однократно отправлял в Москву отписки о пришедших в негодность стругах, но ни каких указаний из Москвы не получил. Царь и патриарх, идя, что отослать на Дон государево жалованье стругами не удастся, велели воеводе Измайлову приготовить телеги и отправить князя Дашкова на Дон зимним путём, выделив ему 50 человек стрельцов и казаков в качестве проводников.

Однако вышедший из Москвы обоз с государевым жалованьем запаздывал, а тем временем надвигалась распутица. Воевода Измайлов, видя, что государева указа выполнить невозможно, писал об этом Михаилу Фёдоровичу: «А князь Иван Дашков и подьячей Левонтей Полуехтов на Воронеж марта по 19 число не бывали; а подводы, Государь, и провожатые у меня, холопа твоево, совсем наготове». Из 43 струга бывших в Воронеже, писал Измайлов, многие пришли в негодность.

Получив воеводскую отписку, царь 27 марта указал взять недостающие струги у местных жителей: « … и суды взял бы в уезде, на Воронеже в городе и на посаде; и в Воронежском уезде на посаде у служилых людей и у жилецких всяких людей переписати струги, которые в донскую посылку пригодились безо всякие поноровки тотчас и велел те струги, взяв у них и велел те суды оценить прямою ценою и отпустил бы еси князя Ивана Дашкова и подьячево Левонтья Полуехтова…».

Прибывшие в Воронеж 23 марта князь Дашков и подьячий Полуэктов, в своей отписке царю подтверждали, что идти телегами на Дон они не могут из-за весенней распутицы. Стругов же для государева жалования и сопровождавших его стрельцов и казаков не хватает. Их недостачу можно восполнить стругами, которые оставил в прошлом году в Сиротинском городке князь Борятинский, но они в Воронеж прибудут не ранее Троицы.

Царь и патриарх были крайне раздосадованы этим обстоятельством и в своей грамоте сделали Дашкову и Полуэктову выговор, за то, что они « … великому делу учинили мотчанье». И велели им не дожидаясь прихода стругов, идти степью в Главное Войско.: «И они б однолично пошли степью, покинув запасы свои, и взяли б с собою запасы лёгкие в сумах или в сумках, чтоб им поспеть в нижние городки одноконечно тотчас, чтоб им казаков всех достать в городех, чтоб казаки до его приходу не разъехались на море и ыматье добычи, и тем бы они ссоры с турским не учинили. А будет они тотчас степью не пойдут и возов своих не покинут, и тем измешкают, и казаки до их приезду на море и на добычи разъедутца, и им от Государя быть кажнённым безо всякие пощады».

1632 г. В начале этого года, Войско передало через стрелецкого сотника Данилу Арсеньева, бывшего в то время на Дону, отписку царицынскому воеводе князю Мещерскому (?). В ней казаки сообщали об очередной смене хана на крымском престоле, и о готовящемся весной или летом походе крымских татар на русские украины. Степняки должны были ударить, как только между Россией и Польшей начнётся война. Сообщали казаки в отписке вести о положении русского посольства Соковнина в Крыму, при дворе крымского хана. Далее в ней говорилось о желании части запорожских казаков перейти на службу России, из-за притеснений со стороны польских магнатов и шляхты, а так же о повелении турецкого султана Мурада новому хану Шан Гирею, очистить Дон от казаков. В дар новому татарскому владыке, Мурад прислал 40 красивых наложниц.

Тем временем, 30 марта, атаман Тимофей Яковлев с казаком Денисом Парфёновым, прибыли в Главное Войско и передали государеву грамоту, которая была зачитана в Кругу. Узнав, что царь и патриарх прощают им все вины и посылают Войску государево жалованье, казаки решили отложить намеченные походы на крымские и турецкие города: «И по вашему Государьскому указу мы, холопи ваши, меж собою учинили приговор, что нам дворянина князя Ивана Ондреевича Дашкова да подьячева Леонтья Полуехтова ожидали на Дону в съезде, а в поход на моря, ни на степь нигде в поход не ходить, и с озовскими людьми не размиривотца». Войсковой атаман Иван Охромеев разослал по всем городкам гонцов, с призывом съезжаться в Войско для встречи князя Дашкова и подьячего Полуэктова, везших государево жалованье.

Исполняя государев указ, Дашков и Полуэктов спешно, телегами, двинулись на Дон. Дойдя до Белого затона, они были вынуждены остановиться, так как Дон и запольные реки вскрылись. Чтобы продолжить путь, князь « … собрал по вотчинам у рыбных ловцов малых каючков з 10. И взяв по два каюка, шли на тех каюках с великою нужею. Да они ж меж Болово затону и Богучара наехали на Дону на берегу пометной худой струг, и тот струг поделали и взяли с собою ж, да в Сиротине городке взяли из государевых стругов два струга. Всего со князем Иваном и подьячим Леонтьем, и с провожатыми, пригребли на Дон в Войско 3 струга да 5 связок малых каюков». О всех этих событиях, в Москве стало известно из расспросных речей воронежского сотника Григория Козлова, отправленного князем Дашковым вместе со станицей атамана Наумова.

Весной 1632 г. казаки на 25 стругах, игнорировав царский запрет и не надеясь на государево жалованье, вновь громили татарские селения «Кафинского уезда». Разорив их, казаки устремились к берегам Турции, где взяли приступом город Иконию и предали огню, предварительно разграбив: «… людей побили и в плен побрали». Возвратились казаки в Главное Войско, захватив богатую добычу.

Князь Дашков и подьячий Полуэктов прибыли на Дон 8 мая. Они были встречено колокольным звоном, пушечной и ружейной пальбой. Казаки искренне радовались приезду послов и прибытия жалования, впрочем, не долго. Дашков сказал в Кругу приветственное слово от государя и патриарха и отдал войсковому атаману грамоту, которую тут же зачитали. Царь и патриарх, стремясь подчинить себе донскую вольницу, требовали от Войска крестного целования на верность, как им, так и царевичу Алексею Михайловичу по «записи», то есть под роспись. А так же повелевали провести перепись донцов: «… взять в смету, сколько их, казаков, на Дону будет», и приказывали Войску «… итить на недруга, на польского и литовского короля, и на литовских людей». Круг пришёл в недоумение, от требования крёстного целования, оскорблявшего их, ибо служба Москве всегда считалась добровольной и являлась борьбой с общим врагом: турками, татарами, ногаями, с мусульманской экспансией на юге России.

«Война для казака, – писал Евграф Савельев, – вещь самая обыкновенная, его привычное занятие, его призвание. И вдруг, за это выполнение его привычных занятий, от него требуют клятвы, с целованием креста. Если для бояр, князей и дворянства, крестное целование, как показала Смута, это ничего не значащий религиозный обряд, то для казаков было великим и страшным знамением». Кроме того крёстное целование отдавало донцов под власть Москвы, чьи интересы, зачастую не совпадали с интересами казачества, жившее по большей части с «зипунов» и не имевшей другой экономической базы. Охота, рыболовство и скотоводство, не обеспечивало нормальную жизнь казаков.

Поэтому Войско, на требование царя дать крёстное целование, ответило решительным отказом, отписав 26 мая 1632 года Михаилу Фёдоровичу: «И крестного, государи, целования на Дону, как и зачался Дон казачьими головами, не повелось. При бывших государях старые атаманы, казаки им, неизменно служивали не за крестным целованием, в которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы и казаки выходили с Дону, и с Волги, и с Терека, и атаман Сусар Фёдоров, и многие атаманы, казаки ему, государю, под Казанью служили не за крестным целованием; после того, при царе Иване, Михайла Черкашенин и атаманы, казаки во Пскове сидели в осаде не за крестным целованием; при царе Иване выходили атаманы-казаки Ермак Тимофеев Сибирь взял и прислал к Москве государю языки и царь Иван и тех атаманов и казаков, которые к Москве присланы, не велел ко кресту приводити, а Ермаку и вперёд указал быти на своей государевой службе атаманам-казакам в Сибири не за крестным целованьем; при царе Иване ходили… атаманы Григорий Кортавый, Иван Лукьянов и многие атаманы казаки на государеву службу, служили в осаде, в Орешке не за крестным целованием, блаженныя памяти при царе Фёдоре; ходил царь Фёдор под Ругодяв и под Ивангород… выходили атаманы казаки с Дону, с Волги, и с Яика, и с Терека, со многих запольных рек, атаман Постник Лунев, многие атаманы казаки царю Фёдору Ивановичу… служили не за крестным целованием; на другой год… ходили под Выборг и царь Фёдор призвал атаманов казаков с Дону… служили не за крестным целованием, а после, государи, того Борис Фёдорович стоял на береговой в Серпухове… и атаманы казаки в ту пору ему береговую службу не за крестным же целованием служили; да не токмо, государи, донских, но и вологских, и яицких, и терских, выхаживали при больших царях на украинные городы, на Белгород, на Царёв город, на Оскол, на Валуйку донецкие казаки и тех бывшие государи к кресту не приводить ни где не указали; а с ними того крестного целования на Дону не обновица, чего искони век не было… многие твои государевы службы полевые против всякого вашего государского недруга за вас, государей, служим без крестного целования неизменно: ни к турецкому, ни к крымскому, ни к литовскому, ни к иному которому государю служить не ходим, окромя вас, всегда везде за вас… и не за крестным целованием. За ваше государское имя стоим и умираем… а креста, государи, целовати мы челобитчикам (посланным Войском с отпиской в Москву, об убийстве воеводы Карамышева в 1630 г.) не писали и не приказывали, то наши челобитчики, Богдан и Тимофей учинили не помня старины, своим молодыми разумы, без нашего Войскового совету и без приказу. Своим скверным, без законным житьём мы не достойны к такой страсти Христовой приступить, креста целовать, а твою государскую службу… рады служить против всякого недруга… и за вас умирать не за крестным целованием».

Относительно росписи взятия в смету донских казаков, сколько их в действительности живёт на Дону, казаки хитро отвечали, что мы, «… живучи по Дону и на степи по запольным рекам в розни, сами себя сметить не умеем, сколько нас есть, так как служим не с поместий и не с вотчин, а с травы и с воды… наги, босы и голодны… за хлебом и за рыбою, и за зверем, и за травою на ряку, и на степь день и ночь ездим беспрестанно… как нас в разъезде много, то Войско не велико, а какой час в разъезде мало, то нас, что водных источниц, в иную пору мало, а в иную пору много, а потому нам росписи сметной писать нельзя».

На требование же царя отправить казаков на государеву службу против польского короля и литовских людей, в Войске «новых охотников больше не нашлось». Казаки, с одной стороны понимали, что им придется воевать с запорожцами, своими давними союзниками, и не желали этого, с другой стороны, не хотели раздражать Москву, прямым отказом. Поэтому ссылались на свою бедность и неспособность снарядиться на службу: «… которые сызмогаются коньми, на вашу царскую службу коньми поднимаются и на шею заимываючи, а которые не смогут с лошади, и те, по своей силе в судовых, на вашу царскую службу крутятца, а много у нас голутвенных людей таких, что без вашего государского жалованья и бударами подняца не ссилят». Но, в конце концов, среди казаков нашлось несколько сотен человек, внявших призывам русских послов, сулившим им щедрое жалованье и готовых идти на государеву службу.

Войсковая отписка была отправлена в Москву с легковой станицей атамана Максима Наумова и 12 казаков. Хоть Москва и получила, пусть и завуалированный, но отказ Войска Донского выполнить её требование крестного целования, вновь предавать его опале не стала, так как обстановка в Причерноморье всё более накалялась день ото дня.

Кроме всего прочего, князь Дашков потребовал от казаков сжечь готовые к морским походам казачьи струги. Но таковых не оказалось, на берегу Дона Дашков нашёл лишь 6 прохудившихся стругов. Казаки вначале возмутились этому требованию, но потом, чтобы не раздражать царя и патриарха пообещали их сжечь. Как сказал впоследствии на расспросе воронежский сотник Григорий Козлов: « … атаманы и казаки меж собою говорили, хотели их пожечь».

На расспросе атаман Наумов рассказал, что казаки служить государю и собираются на государеву службу. По его словам, даже тех доброконных казаков, которые ушли на броды и перелазы громить возвращающихся из похода на Русь татар, Войско вернуло назад: «И которые конные люди человек с пятьсот, лежали на перелазех под воинскими людьми под татары, которые пошли из Азова на Русь войною, и чаяли походу их назад – и по тех конных послали из Войска послали, а велели людем быти к себе в Войско, и велели тем людем быти к себе в Войско». Эти и другие конные казаки, должны были идти на государеву службу степью на Валуйки, тогда как пешие казаки должны были плыть с князем Дашковым стругами на Воронеж.

В это же время в Монастырский городок приплыл на двух стругах, отпущенный из Москвы и едущий в Стамбул греческий монах и сопровождавшие его лица. Казаки отпустили его из Монастырского городка в Азов, а освободившиеся два струга, князь Дашков передал казакам пожелавшим идти вместе с ним в Москву, на государеву службу во главе с атаманом Алексеем Старово.

Казачья легковая станица атамана Максима Наумова прибыла в Москву 10 июня и передала в Посольский приказ Войсковую отписку. Царь и патриарх, ожидая от донцов большего, вынуждены были смириться, так хорошее отношение с Доном и служба казаков, перевешивали их «воровство».

В Посольский же приказ был сделан запрос, служили ли донские казаки русским царям прежде. давая крестное целование или нет, так как в войсковой отписке донцами упоминалась их служба царю Ивану 4 без крестного целования: « … как донские атаманы и ясаулы и казаки при Г. Ц. и В. Кн. Иване Васильевиче всея Русии были на государевой службе подо Псковом и в иных походех, и как при Г. Ц. и В. Кн. Фёдоре Ивановиче всея Русии были под Ругодевым, и под Выборгом, и в иных походех».

Тем временем, Войско, исполняя своё обещание отправить казаков на помощь русским войскам, отправило в Воронеж 400 конных казаков. 18 июня они пришли к городу, известив о том воеводу Матвея Измайлова. Воевода тот час известил об этом Москву: « … июня в 18 день выехали, Государь, з Дону на Воронеж степью донские атаманы Ларион Анисимов да Фирс Фёдоров, да есаулы Иван Степанов да Василей Петров, а с ними, Государь, донских казаков 400 человек».

Казаки заявили воеводе, что в Воронеже они пробудут до прихода князя Дашкова и подьячего Полуэктова, который возвращается с Дона стругами в сопровождении казаков: « … Государь, идут на твою государеву службу донские атаманы и есаулы и с ними донских казаков пять сот человек, опричь тех, которые, Государь, донские казаки учнут ко князю Ивану пристовати из верхних городков». Казачий полк возглавлял атаман Иван Теслев. Приход князя и казаков ожидался 30 июня.

Прибывшие атаманы и казаки потребовали выдавать им подённый корм и государево жалованье, но воевода Измайлов ответил отказом, ссылаясь на то, что у него нет на то царского указа. В своей отписке Михаилу Фёдоровичу, воевода извещал царя, что все собранные ранее деньги израсходованы: «А на Воронеже, Государь, твоих государевых денежных доходов нет, а которые, Государь, денежные доходы на Воронеже собраны были с рек, и с озёр, и с лавок, и полков, и с оброчных дворов на нынешней 140 год, и те, Государь, денежные доходы по твоему государеву указу в расходе». Далее воевода жаловался царю на откупщиков и кабачников, которые не внесли деньги.

С отпиской в Москву был отправлен боярский сын Дмитрий Орлов и казаки, Ефрем Борисов и Никита Андреев. Прибыв в Москву 24 июня. На расспросе казаки подтвердили ранее полученные сведения о приходе казаков к Воронежу и били царю и патриарху челом о жаловании и подённом корме для казаков. Они говорили, что на государеву службу готовы были идти многие, однако по своей бедности не могут собраться в поход: « … да и многие де на государеву службу идти хотят, а поднятца им нечем, бедны, и наги, и голодны, ожидают Г. Ц. и В. Кн. Михаила Фёдоровича всея Русии и отца его г., В. Г. и Св. П. Филарета Никитича Московского и всея Русии жалованья, чем бы им на государеву службу подняца». Казаки уверяли царя и патриарха, что с азовцами они «в миру» второй год, « … а про крымского царя и про калгу – у себя ль они в Крыму иль пошли куды в войну, про то не ведают».

Царь и боярская дума обсудив казачью челобитную, указали донцов пожаловать и дать жалованье, атаманам по 10 денег в день, есаулам по 8 денег и казакам по 6 денег; « … итого донским атоманом и ясаулом и казаком 1000 человеком на месяц довелось 930 рублёв, а на два месяца на 1000 человек – 1860 рублёв». Деньги на жалованье казакам было приказано взять у боярина Головнина « … из Новые чети 1000 рублёв; ис приказу Большого Дворца 860 рублёв». В Воронеж с государевым жалованьем и грамотой к казакам, был отправлен дворянин Пётр Коротнев с 10 стрельцами.

Опасаясь, что к казакам по пути в Москву присоединяться беглые и «воры», в царской грамоте им запрещалось их принимать к себе: « … а которые беглые боярские холопи и воровские всякие люди, избываючи воровства, учнут приставать по городом и на Москве к вам, к донским атаманом, и казаком, и вы б тех… к себе не принимали».

Так как от воеводы Дашкова, ни каких известий не поступало, царь, 30 июня отправил к нему в Воронеж грамоту. В которой делал князю выговор за его молчание и велел, как только в Воронеж прибудет дворянин Пётр Коротнев с денежной казной, выдать казакам жалованье: « … и вы б у Петра Коротнева нашу денежную казну взял, а взяв нашу казну у Петра тотчас велели донским атаманом и ясаулом принести к себе имянные списки донских казаков, которые пришли на Воронеж коньми и в стругех. Да тотчас списком раздати донским атаманом и ясаулом и казаком наше жалованье денежной корм, которые пришли степью июня с 18 числа». Грамота была отправлена в Воронеж с донским атаманом Ефремом Борисовым и казаком Никитой Адреевым.

В тот же день и с теми же гонцами, царь и патриарх отправили государеву грамоту донским атаманам Ларионом Анисимовым и Фирсу Фёдорову, бывшим с казаками в Воронеже. В ней они извещали казаков о выдаче им государева жалованья. Получив же корм и жалованье, ни должны были идти в Москву вместе с князем Дашковым и подьячим Полуэктовым.

Из работы Александра Фаминова «Пограничный город в периоды крестьянско-казацких восстаний и социальных протестов», нам становится известно о появлении на Дону и рубежах русских украинных городов воровских казаков. В 1632 г. валуйскому воеводе Ивану Степановичу Колтовскому пришла весть: на Северском Донце разбойничья шайка атамана Митьки Берникова, по прозвищу «Недосека», ограбила и разрушила Саввинский монастырь. Воровские казаки убили монахов, по Осколу и Донцу в юртах до смерти «побивали» донецких казаков. Поскольку в обязанности воеводы входили не только контроль за порядком в крепости, но и борьба с различными бандами и воинскими отрядами, им была организована погоня. 60 валуйских стрельцов и казаков во главе с Тарасом Колесниковым настигли разбойничий отряд на Донце, погромили его и привели в крепость захваченных в плен казаков. На допросе главарь шайки Берников признался в содеянном и рассказал о своих сообщниках: « … осколянине Моковейке Смирном, ливенцах Меркушке Щекине, Сеньке, и донецких казаках – Корнюшке Репинском, Ивашке и Ромашке, фамилии которых остались истории неизвестными». Часть из них воровских казаков: Смирной, Ивашка, Ромашка и Сенька, бежавшая на Дон, испытала на себе всю суровость донских законов. Казаки, сведав об их деяниях, попросту повесили воров. Остальные решили скрыться в украинных городах: К. Репинской осел в Оскольском уезде, в селе Голубином, М. Щекин жил в Ливенском и Оскольском уезде «перебегаючи».

Части воровских казаков удалось скрыться, но со временем и их выдавали их бывшие товарищи. Так в 1634 г. группа валуйских станичников (Сафон Бобырев, Помин Дроздов, Щербак Исаев, Макар Худеков) жаловалась на своего бывшего атамана Евсея Ребинина: «…он жа, Ев-сей, еживал на запольныя речки на Донец и на Ойдар с заповедные товары: с медом, и свином, и с порохом, и селитраю, и свинцом к варавским людем. И как, государь, разбивали разбойнки Савинской монастырь и тот Евсевей покупал разбоничнаю козну, образныя оклады, монастырскою козну. И в том деля был тот Евсевей в приводе при Ивану Колтовском. А ныне, государь, те разбойники сидят на Ливнах в тюрьме.

3 июля Михаил Фёдорович и патриарх Филарет отправили на Дон государеву грамоту с атаманом Максимом Наумовым и казаками его станицы. В ней царь не стал обострять отношений с Войском, не смотря на отказ казаков дать крёстное целование, и благодарил их за посылку казаков против польского короля: «А что вы атаманы и казаки, отпустили з Дону на нашу службу против нашего недруга, польского и литовского короля атаманов и казаков конных и стругами, и то вы учинили добре».

Кроме этого, царь и патриарх извещали казаков об отпуске на Дон атамана Наума Васильева и казаков его станицы, а так же сообщали о посылке в Турцию своих послов: « … послати ныне во Царьгород для нашего государственного великого дела к Великому Государю к турскому Мурат салтанову величеству послов наших Офонасья Прончищева да Дьяка Тихона Бормосова, и турсково Мурат салтанова посла Ахмет агу в Царь город отпустили с ними же». При отпуске на Дон атаман Наум Васильев были благосклонно приняты самим царём и были пожалованы « … есьмя своим государьским жалованьем, деньгами и сукнами».

Сообщалось и о посылке на Дон, Войску Донскому жалованья: « … велели послати к вам наше государьское жалованье – деньги и сукна, и зелье, и селитру, и свинец и хлебные запасы вино, сухари крупы, толокно».

Бывшие на царском приёме казаки, во главе с атаманом Васильевым, били царю челом на воевод украинных городов: « … как наперед сего донские атаманы и казаки выхаживали из Дону к Великому Государю в станицах с службою и языки, и их де на Волуйке и на Осколе воеводы задерживали, и подвод не давали, и имали с них поминки – лошади и золотые, а иных били и увечили, и грабежом грабили, и тесноту, и налогу им чинили. И мы, В.Г. и отец наш В. Г. Св. П. Филарет Никитич Московский и всея Русии вас, атаманов и казаков и всё Войско Донское пожаловали, велели про тот воеводский налог и продажу сыскати, и указали есмя послати на Волуйку и на Оскол сыскивати дворянина, а по сыску велим вам свой государев указ учинити».

Однако, не смотря на обещанное жалованье, части казаков не были выданы кормовые деньги, и казаков содержал за свой счёт дьяк Леонтий Полуэктов. Скорее всего, это было связано с тем, что с Дона в Воронеж, с князем Дашковым вышло значительно больше казаков, чем 1000 человек. Впоследствии дьяк Полуэктов бил челом государю о возмещении ущерба: « … и стало мне холопу твоему, на той службе убытку больши трёх сот рублёв».

Кроме того, царь и патриарх просили казаков отпускать с Дона всех желающих идти на их службу против польского короля. Об этих охотниках Войско должно было извещать Москву, а царь за их службу будет жаловать их своим жалованьем.

Так же они призывали казаков жить в мире с азовцами, но извещать их о набегах крымских татар и ногаев: «А будет придут войною на наши украинные городы воинские люди татарове, и вы б, атаманы и казаки нам, В. Г. и отцу нашему, В. Г. Св. П. Филарету Никитичу Московскому и всеа Русии служили, и на тех воинских людей ходили, и на перелазех и на крепких местех над ними промышляли, сколько милосердный Бог помочи подаст, и языков добывали, и полон у них отграмливали, а тех языков к Москве присылали».

Тем временем, 29 июня князь Дашков и подьячий Полуэктов прибыли в Воронеж, откуда отправили в Москву войсковую отписку Михаилу Фёдоровичу. В ней казаки оповещали государя о всех их перипетиях во время своего пребывания на Дону. Кроме всего прочего, они сообщили о том, что часть донских казаков были вынуждены зазимовать в Запорожские Сечи. По словам казаков, этой весной – летом, они должны были выйти в море, для того что бы возвратиться в Войско: « … а которые осталися и будет из Запорог нынешняго лета выдут на море, и оне з Дону о том писали в Азов, что б в Азове от них береглися, потому что они были в Запорогах, да на море выдут не з Дону – из Запорог без их войскового ведома».

Сообщали царские посланцы и о набеге запорожских казаков на верховые городки донских казаков: «А как они шли рекою Доном снизу на Воронеж, и им сказывали на Дону в верхнех городкех на Хопре да на Медведице донские казаки, что до их прихода за неделю приходили на Хопёр и на Медведицу украдом запорожские черкасы… человек, и те казачьи два городка взяли и выграбили, а казаков разоряли, а иных побили».

Летом 1632 г., 100 донских казаков, под командой атамана Павлина ушли в Запорожскую Сечь, соблазнённые возможностью взять большую добычу в совместном, с черкасами морском походе, как это было в прошлом 1631 г. Запорожцы приветствовали приход большой партии опытных бойцов и вышли с ними в море за зипунами. Внезапно появившись у Синопа, важнейшего турецкого порта и центра торговли, казаки взяли его штурмом, захватив огромную добычу и многочисленный полон. После благополучного возвращения в Сечь, 40 казаков вместе с атаманом Павлином, осталось зимовать у запорожцев. 60 же казаков, с добычей и полоном, ушли телегами на Дон. 13 ноября эта партия донцов, обходя владения татар, появилась у Святогорского монастыря. О чём доносил в Москву из Валуек окольничий, князь Семён Прозоровский.

Однако с лета 1632 года, после заключения с азовцами мира, и проводов русского посольства в Турцию, Войско, в целом волю царя не нарушало, отказавшись на время от больших морских походов в Чёрном и Азовском морях. Несколько больших отрядов запорожцев приходили в Войско с предложением идти в совместный набег на татар и турок, но не нашли поддержки у донцов. К ним, на свой страх и риск присоединялись небольшие партии донских казаков по 50 – 100 человек, недовольных бездействием Войска. Войско при этом не препятствовало уходу этих партий.

10 ноября 1632 г. в Москву была доставлена войсковая отписка атамана И. Каторжного. В ней казаки писали, что согласно государева указа, замирились с азовцами и крымцами, прекратили совершать против них походы, и послали своих самых лучших людей под Смоленск. А азовцы же, « … в мирное время советовав с крымскими людьми и ногайцы, поднели с собою в ваши государские украины крымских многих людей, а сами все и до малых робят вышли в ваши государские украины войною в Русь». Они же, писали казаки далее, боясь царского гнева им не противодействуют. Подобный ответ казаков, более походил на завуалированную издёвку над московским правительством.

Тем временем, после ухода с Дона князя Борятинского, сопровождавшего в Москву русское и турецкое посольства, азовским туркам стало известно о покупке князем и другими русскими служилыми и посольскими людьми турецкого ясыря, а так же о присылке на Дон запасов. Это вызвало возмущение, и азовский бей отправил в Москву жалобу на князя Борятинского, нарушившего, по мнению турок, договор о ненападении, между Турцией и Россией. Жалоба была рассмотрена 2 марта 1632 года. Бей писал:

«А ко мне от Государя моево от салтана Муратова величества приходят ежедневные грамоты с крепким заказом про то, чтоб мне воинских людей на ваши государевы украины не посылати. И ныне, Государь, ис твоих государевых украин пришли на Дон с запасы сорок четыре судна, так вашему благочастью буди ведомо, да вы, чеснейший Государь мой, писали ко мне в своём повеленье, что на Дону живут воры казаки, убежав от смертные казни, и вашего де государьского повеления не слушают и живучи на Дону воруют., и на море ходят для своей бездельныя корысти… твой, Государь, воевода (Борятинский) который прислан от твоей государевы стороны, с твоими государевыми людьми, и покаместа Государь, послов принял и у казаков которые воевали Государя нашего городы, и ясрь поимав, привели на Дон, и он при наших глазех ясырь у тех казаков покупив, повёз с собою к Москве. И вам бы, Государю, то видеть неприятно: которые казаки воры ходят на море и воруют государя нашего городы воюют, и ясырь емлют, которые у них тот ясырь емлют, которые у них тот ясырь покупают, и те люди равны с ними ж, и рознить их никак не мочно».

Царь и патриарх, не желая обострять ситуацию, указали боярину Семёну Васильевичу Головину и дьяку Михаилу Данилову расспросить князя Борятинского о происшедшем инциденте: «И ты б сказал правду: сколько ты у донских казаков турсково полону купил и к Москве привёз, и какие сорок стругов з запасы на Дон и ис которых городов пришли?»

Князь Борятинский запираться не стал, так как государева указа запрещающего покупать у казаков ясырь не было. Он заявил, что ясырь покупал не только он, но и послы и другие служилые люди: « … и в те поры в нижних городкех покупали у казаков государевы послы Ондрей Совин и дьяк Михайло Олфимов, и толмачи, и подьячие, и кречатники татарской полон старой. А хто сколько купил, и какой полон, того он не ведает, записывати к ним не приводили».

Князь оправдывался тем, что пять его челядников бежали к донским казакам, часть он послал в Москву, а часть лежали больные. Поэтому он и купил в « … городкех Каргалах старово полону малово лет в 12, взят тому третий год, и по руски тот малой умеет, вдал ево двенадцать рублёв, да вина три ведра, да запасу четыре чети. А купил ему тово малова пронский казак пятидесятник Якушко у знакомца своего у донского казака Ивашка Прончанина за татарчёнка».

После Рождества, по словам Борятинского, к нему приходил от турецкого посла стамбульский архимандрит Анфилофей, с предложением от посла, продать ему турчёнка, взятого казаками в плен у Трапезунда. И он, пообещал продать послу турчёнка за ту же цену, что и купил, как только к нему вернутся его челядники.

Посол Андрей Совин и дьяк Олфимов, на расспросе показали: « … как они шли из Озова Доном, и они на Дону ни каких полоняников не купливали. А купил де на Дону у казаков проехав Маноч ево Михайлов брат Олфимова Кузьма Олфимов малого Магметка Усманова лет в 17 да девку Именейку лет 12, малово за татарчёнка, а девку за черкаску, дал за обеих 40 рублёв. А приезжал к нему брат ево со князем Иваном Борятинским переводчик Алмамет Алышев, сказал: купил он на Дону в городке в Коршаке турсково полону девку Унзюлею Мустофину лет в 14, дал 30 рублёв. А продали ему казаки за старой полон».

Не смотря на то, что на расспросе выяснилось, что весь купленный россиянами ясырь был взят казаками в прошлые годы, царь и патриарх 9 марта указали всех пленников передать турецкому послу, для их дальнейшей отправки в Турцию.

В 1632 году в России с новой силой вспыхнуло народное движение, очень напоминающее казачью вольницу 1608 – 1618 годов. Повстанцы, так называемые «шиши», соединялись в крупные отряды, во главе с выборными атаманами. Они принимали в свои ряды всех желающих. Возглавил движение крестьян и мелкопоместных дворян некто Иван Балаш, отчего всё движение получило название «балашовщина». По мнению историка А. л. Станиславского, во времена Смуты, атаман Балаш командовал одной из казачьих станиц, входивших в армию Болотникова. После поражения последнего, атаман Балаш, по некоторым сведениям ушёл на Дон. Его имя упоминалось в нескольких исторических документах той поры.

Имя Ивана Балаша стало символом и знаменем крестьянско-казацкого движения, развернувшегося в 1632—1634 годах. Отряд Балаша был сформирован не только из смоленских крестьян, но и за счет бежавших из войска Шеина солдат, набранных из «охочих людей», «вольных казаков» или «шишей». Повстанцы именовали себя вольными казаками и заявляли о своей готовности служить государю верой и правдой, обвиняя бояр в «воровстве» и прочих злоупотреблениях.

Первоначально Иван Балаш пытался установить связь с М. Б. Шейным, предлагая ему спою помощь в борьбе с польско-литовскими войсками. Чем закончились переговоры с М. Б. Шейным, точно неизвестно. Под Смоленском в отряде Балаша было 400 крестьян, 200 солдат и казаков. Затем он значительно увеличился за счет присоединившихся «порубежных мужиков» в Кадине, Красном и других селениях. Красный стал центром, откуда балашовцы совершали рейды против польских гарнизонов н Дорогобужский и Рославльский уезды, Стародуб, Гомель, Кричев и другие места.