Читать книгу Донской хронограф. Хронологическая история донских казаков. 1632—1660 год. Том 2 - Геннадий Иванович Коваленко, Геннадий Иванович Кривецков - Страница 8

Зимой этого года начались переговоры между российским правительством и атаманом зимовой станицы И. Каторжным. 4 января Михаилу Фёдоровичу была преподнесена челобитная грамота донских казаков: «В прошлых во многих годах была твоя воля государская к нам, холопам твоим милость, жалованье денежное и сукна, и запасы всякие, а в прошлом 1636 году твоего жалования не было, и мы, государь, холопи твои, помираем голодною смертию, наги, босы и голодны, а взять, кроме твоей государской милости негде, а свинцу государь и зелья и ядер железных пушечных не стала у нас, холопей твоих, а делать, государь, ядра у нас на Дону не кому и не в чем.

Многие Орды на нас похваляются, хотят под наши казачьи городки войною приходить и наши нижние городки разорить, а у нас свинцу, ядер и зелья нет. Да в прошлых же годах выхаживали с Дону атаманы и казаки к государю, а на отпуске им давали подводы с Москвы до Воронежа сполна, а с Воронежа – суда и гребцов, а ныне, перед прежним, подводы и суда у них убавлены, а гребцов им не дают. Да с Дону же выезжают атаманы и казаки в города, по обещанию в монастыри помолиться, кто в какой монастырь оброчник, а как обещание исполнят (оброк с души сведут) и пойдут назад, купив для себя запасу или продав что-нибудь, то по городам целовальники берут пошлину не в силу. Милосердный государь, царь, пожалуй, нас, холопей твоих, твоим государским жалованьем и запасами».

На расспросе казаки сообщили « … что у них на Дону в трёх городкех – в Нижнем, да в Черкасском, да в Маночи наряду больших и полковых пушек з 90, а ядер к тем пушкам у них не стало». На вопрос, какого веса им нужны ядра, казаки ответить не смогли, так ехали степью и « … и меры тем ядрам не привезли». Но если им покажут ядра, то они укажут какие именно им нужны».

6 января атаману Ивану Каторжному были показаны пушечные ядра: «А порознь де у них против тех ядер, которые им казаны, наряду: 25 пищалей по 6 гривенок ядро (1 гривенка 409 гр.), 20 пищалей по 5 гривенок, 15 пищалей по 4 гривенки ядро, 9 пищалей по 3 гривенки ядро, 6 пищалей по полу-2 гривенки ядро, 5 пищалей по гривенки ядро, 4 пищали по полугривенке ядро, 6 пищалей дробовых».

Перед царём и боярской думой встал вопрос, что для них важней: союз с мощной Турецкой империей и Крымом или союз с немногочисленными, но отважными и неустрашимыми казаками. После долгих раздумий и советов, царь и бояре решили, что лучше синица в руках, в виде союза с Войском Донским, чем журавль в небе. Поэтому Михаил Фёдорович, в конце концов, внял просьбам казаков и велел послать на Дон, с жалованьем и запасами дворянина Степана Чирикова. Он так же должен был встретить и проводить в Москву турецкого посла Фому Кантакузина.

26 февраля на Дон, казакам была отправлена царская грамота, с повелением заключить мир с азовцами, для свободного приёма и проезда турецкого посла Фомы Кантакузина. Азовский паша прислал в Москву гонца Магмета, с грамотой, в которой говорилось, что турецкий султан Мурад 4, отправил своего посла, Фому Кантакузина в Россию. Который давно прибыл в Азов: « … и в Азов он прибыл давно… а вы де Донские атаманы и казаки с Азовцы не в миру». С извещением об отправке Войску государева жалованья: «… деньги, и сукна, и хлебные запасы, и сухари, и крупы, и толокно, и вино, и зелье, и свинец, и селитру, и серу, и пушечные ядра, перед прежним во всём с прибавкой». А так же, об отмене с казаков, идущих на богомолье и возвращавшихся после него на Дон, всех поборов и пошлин.

Решив вопрос с жалованием Войску Донскому, зимовая станица отправилась в обратный путь в месте со Степаном Чириковым, вёзшим запасы на Дон. По пути в Воронеж, к казакам пристало несколько беглых людей. По прибытию в Воронеж, воронежский воевода князь Козловский, велел схватить беглецов. Казаки были вынуждены уступить воеводе, так как беглецы ни когда не были на Дону, а потому подлежали выдаче русским властям. Козловский отпиской сообщил в Москву, что у казака М. Усача был «вынят беглый человек» Григорий Мартьянов, родом из Новгорода, где его отец служил беломестным казаком, а сам Гришка, служил «солдатех». К донцам беглец присоединился в Москве. Он был посажен в острог, но бежал из него, очевидно не без помощи казаков. В этот же день у казаков было изъято ещё два беглых холопа из Тулы: Гаврила и Пётр Завражные, которых пытался вывезти на Дон их отец, Иван Завражный.

Весной этого же 1637 г. из Астрахани, на Дон, для переговоров с откочевавшими к Крыму нагаями, был отправлен сын боярский Д. Амбаров. После трудных переговоров ему удалось склонить к возвращению в поволжские степи. Возвращаясь в Москву, отряд Амбарова подвергся нападению: «… на утренней заре» на служилых людей напали некие воровские люди, отгромившие у них коней и «борошень» (имущество, снаряжение). Татары, сопровождавшие боярского сына, выяснили, что на них напали и ограбили казаки верховых городков и пришлые люди из города Терки, где они служили в стрельцах, а некоторые из них прибывали в гультяях. Татары на войсковом Кругу потребовали вернуть их имущество, так как они находились под защитой «Войскового права» – неписанных казачьих законов. По словам татар, казаки, вначале хотели вернуть им имущество, но затем «учали манить» – обманывать. Заявив, «… что де погромили их терские беглецы», а «… не старые донские жильцы», и «… им де атаманам и казакам ожесточить тех людей не уметь» (т. е. нельзя).

После отъезда атамана Каторжного в Москву с зимовой станицей, Круг избрал войсковым атаманом знатного казака Михаила Татаринова. Новый атаман продолжил деятельную подготовку к захвату Азова. Казаки не были уверены в том, что зимовая станица добьётся от царя жалованья, и поэтому рассчитывали только на свои силы и средства. В украинных городах началась интенсивная закупка пороха, свинца и продовольствия.

Тем временем, прибывшее в Азов «посольство» во главе с Фомой Кантакузиным, было отпущено в Войско без заключения мира, так как казаки деятельно готовились к осаде города-крепости: «И из Азова де Тому со всеми Людьми и ево Офонасья отпустили азовцы на Дон к донским казакам за 2 недели до Масленицы без миру, и привезчи его на разменное место ниже Кобяковы Казны покинули. А с разменного места Тому азовцы привезли к донским казаком в Нижней городок с ним Офонасьем, а людей с Томою привезли 2 человек, а достальные люди пришли к Томе пеши, и рухлядь Томину и свою, с разменного места в казачей городок перенесли на себе».

Прибыв в Монастырский городок, Фома Кантакузин отправил толмача Буколова к казакам в Круг: « … а велел донским казаком объявить, что будто прислал турский Мурат солтан к ним донским атаманом и казаком своего жалованья 4 кафтана золотых, и они б у него велели принять».

В начале, донцы решительно отказались, не желая быть, чем либо обязанными туркам, заявив: « … что преж сего к Великому Государю к его царскому величеству посыланы от турского Мурат салтанова величества послы и посланники многижда, а присылки с ними от Мурат салтана никакие не бывало. И то знатно, что он затевает собою, и те кафтаны даёт им от себя. И у Донского де Войска государевым жалованьем всего много, и те его подарки им не нужны». Однако искушённый в дипломатии Кантакузин, сумел уговорить атаманов и казаков взять расшитые золотом кафтаны.

После чего казаки отправили в Москву легковую станицу во главе с Тимофеем Яковлевым, с известием о прибытии в Войско турецкого посла. Вместе с казаками отбыл и посланный в Москву грек Мануил Петров. Толмач Буколов так же хотел ехать с казаками, но Кантакузин воспротивился этому, сказав, что « … ему без турского толмача быть не мочно».

По решению Войскового Круга, атаман Татаринов отправил гонцов по всему Дону, запольным рекам и речкам, призывая атаманов и казаков собираться на всеобщий – Валовый Круг, для решения войсковых дел в Монастырском Яру. Призыв нашёл отклик во многих городках, и казаки начали съезжаться в Главное Войско. Валовый Круг собрался 9 апреля 1637 года в Монастырском Яру.

Прибывшие старики, атаманы и казаки «… помня своё крещение и свои святые Божии церкви, и свою истинную православную крестьянскую (христианскую) веру, радение святым Божиим церквам, крестьянския невинные крови пролияние и в полон их отцов, и матерей, и братью, и сестёр имание, единодушно решили: идти посечь бусурман, взять город и утвердить в нём православную веру».

Воодушевление и порыв казаков были столь велики, что они решили идти на Азов, не дожидаясь государева жалованья, не смотря на недостаток боевых припасов и слабую артиллерию, столь необходимую для разрушения каменных стен и башен турецкой твердыни. Не смотря на то, что в Главное войско съехалось как никогда много казаков, их было мало для осады и штурма Азова. В связи с этим, все пенные казаки, по решению Круга, получили прощение от Войска и должны были искупить все свои вины в бою, кровью. «И которые были от Войска в запрещеньи и в винах, и тем вины отдавали. А как донские казаки съехались изо всех юртов, и они приговорили идти всем Войском под Азов, и над Азовом промышлять, чтоб ево осадить, и промысл над ними учинить».

В это время на Дон, из Запорожской Сечи, пришел значительный отряд запорожцев. Его приход на Дон, был очевидно связан с тем, что незадолго до этого на Украине вспыхнуло очередное восстание против поляков: «Да в те ж поры пришли на Дон из Запорог черкасы запорозские степью коньми с 1000 человек, а чаяли тово, что донские казаки пойдут на море».

После взятия в плен и казни гетмана Ивана Сулимы, восстание возглавили Павел Бут (Павлюк) и Дмитрий Гуня. Однако и они потерпели поражение под Могилой и Боровицами, вылившееся в заключение невыгодного для запорожцев мира. Он продержался недолго и был нарушен возмущением на левобережье Днепра, под предводительством гетмана Яцка Острянина. Потерпев от поляков поражение под Жовником, гетман, вместе с многими казаками и их семьями, ушёл в Россию, где принял русское подданство. Часть же казаков решила идти в Персию, с намерением, то ли предложить шаху свои сабли и честь, то ли для грабежа. По пути на юг, запорожцы пришли на Дон в разгар подготовки к осаде Азова.

Донские атаманы и казаки с радостью встретили своих собратьев по оружию. Тем более, что среди них было много старых знакомцев по совместным походам в Турцию и Крым. Донцы предложили им присоединиться к Войску Донскому и идти под Азов: «Путь ваш далёк и опасен, – говорили донские атаманы и старики запорожцам – выигрыш ненадёжен; мы имеем запасу довольно, и у нас найдёте всё то, что думаете искать в странах чужеземных: вот Азов – возьмём его, откроем свободный путь в моря азовское и Чёрное, тогда богатые добычи будут нашею наградою. Хотите ли быть верными друзьями братьям своим».

Среди запорожцев начались споры, идти им на Азов или нет. Ведь Речь Посполитая Турция и Крым, заключили мир, и запорожцам, королём и сеймом, было запрещено совершать походы на крымцов и турок. Однако искушение оказалось сильнее запретов, кроме того, свою роль сыграли религиозные и экономические притеснения казачества поляками. Запорожцы поклялись стоять заодно с донцами против азовцев. Михаил Татаринов был пере утверждён Кругом войсковым атаманом. И в апреле 1637 г., казаки, не дожидаясь государева жалованья, решили выступить в поход. Этому способствовала и затяжная война, между Турцией с одной стороны, Персией и Венгрией с другой, что не позволяло туркам своевременно перебросить войска на новый театр боевых действий. Об этом казаки были хорошо осведомлены через своих «прикормленных» людей в Азове. Кроме того крымский хан Инайет Гирей, так же вышел из повиновения султана и захватил Кафу, где перебил турецкий гарнизон. Всё это благоприятствовало планам донцов.

По различным источникам, для похода на Азов казаки собрали от 4,5 до 6 тыс. бойцов. 19 апреля 1637 г., оставив турецкого посла Фому Кантакузина «… на Яру, в куренях за крепкими сторожами», донские и запорожские казаки «… судовой и конной ратью», двинулись на Азов. 21 апреля казаки обложили турецкую твердыню, с намерением не только взять её, но и на веки в ней обосноваться. Бывший в то время на Дону московский толмач Буколов, очевидец тех событий, впоследствии так отписывал настроения казаков: «Если к нам будет государская милость, позволит (царь) в Азов приходить к ним с Руси на житие охочим и вольным всяким людям и запасы к нам всякие привозить, то они Азова не покинут, а станут в нём жить»

В это время к Азову подошли 300 астраханских юртовых татарина, посланных астраханским воеводой к Крыму, за «языками». Они так же решили принять участие в осаде города, рассчитывая получить в случае успеха свою долю добычи. Атаманы и казаки были рады новым союзникам, с которыми уже не раз ходили громить крымских татар. Атаман Татаринов велел им прикрывать казачьи полки со стороны степи, от внезапных атак крымской и ногайской конницы. После взятия Азова, юртовые татары беспощадно истребляли бежавших из города турок. За эту службу Войску, астраханские татары получили свою часть добычи при разделе дувана.

Тем временем вокруг Азова развернулись масштабные земляные работы – казаки начали планомерную осаду города. Практически не имея осадной артиллерии, и сколь ни будь серьёзных запасов пороха, казаками было решено взорвать крепостные стены и башни пороховыми минами. Для защиты осаждавших от орудийного и ружейного огня турок и их вылазок, донцы и запорожцы вырыли вокруг города рвы и насыпали валы, установив на них туры с землёй. Под защитой этих сооружений, опытные в осадном деле мастера, начали рыть подкопы, под неприступные для них стены Азова. Турки, уверенные в неприступности крепостных стен и башен, лишь смеялись и издевались над осаждавшими, глядя на тщетные, по их мнению, потуги казаков.

Но, как показало время, противника нельзя недооценивать. Атаман Татаринов был не новичок в осадных делах, и полностью блокировал город, как с суши, так и с моря. Судовая рать донцов блокировало донское гирло, лишив тем самым Азов связи с внешним миром. Одна часть сухопутных сил казаков занималась земляными работами, другая, составлявшая конный резерв, обеспечивала их защиту со стороны степи. Оттуда, в любое время, на помощь азовцам могли подойти крымские татары, нагаи или черкесы.

Тем временем, турецкий посол Фома Кантакузин, находящийся под охраной в Монастырском городке, отправил двух гонцов к ногаями и к крымскому хану, извещая их о намерениях казаков и прося немедля прислать подкрепления из Крыма и Ногайской Орды. Они были перехвачены казаками на Дону, в Аксайской протоке. Под пыткой он показал об умыслах Кантакузина, изобличая его тем самым в сношениях с турками и нагаями. «А после того с неделю времяни спустя поймали донские казаки Томиных людей 2 человек на протоке в Оксае в струшку, и они (казака) про то Томе выговаривали, что он своих людей по речкам посылает самовольством без их казачья ведома».

Казаки, имевшие зуб на Кантакузина, явившись к нему, выговаривали и грозили смертью. Упрекали в том, что он, самовольно, без ведома Войска, посылает своих лазутчиков и гонцов к их врагам и в Азов. В ответ Фома божился, что людей отправлял на реку за рыбой. Однако у схваченного турка, ни сетей, ни невода не было.

1 мая 1637 г., в Войско из Москвы, возвратилась легковая станица атамана Тимофея Яковлева с государевой грамотой. В ней Михаил Фёдорович велел Войску передать турецкого посла Кантакузина дворянину Стефану Чирикову. Тот должен был прибыть позже, бударами, вместе с русскими послами и государевым жалованьем. Раньше же отпускать посла в Москву было не велено. Казаки, опасаясь повторной попытки Ф. Кантакузина снестись с их неприятелями, взяли его и его людей под стражу, ещё не решив как покарать вероломного, на их взгляд грека. В степи были высланы усиленные разъезды, для предотвращения внезапного набега ногаев и крымцов.

Тем временем, хан Инает Гирей решил избавиться от князя Анкерманской Орды Кантемира, не поддержавшего его в борьбе за выход Крыма из-под турецкого протектората. Собрав огромную, до 150 тыс. человек армию, в состав которой вошли не только крымские, но и ногайские татары, а также 600 нанятых запорожцев, он вышел из Крыма, и двинулся на улусы Кантемира. Казалось, что крымскому хану удастся раз и навсегда сокрушить непокорного князя, и утвердить своё безоговорочное господство в Причерноморских степях.

Но тот, видя решительное превосходство крымцов, бежал с верными ему мурзами и конницей в Турцию. Его брат Салмаш мурза и зять князь Урусов, признали власть Инает Гирея. Но как оказалось впоследствии, это была лишь уловка с их стороны. Хан, видя свою победу, ушёл в Крым, оставив во владениях Кантемира своих братьев, калгу Хусам Гирея и нуреддина Сайдет Гирея. Те так же вскоре двинулись в Крым, отпустив ногаев и запорожских казаков, и не предприняв ни каких мер предосторожности.

Хасам Гирей, человек, по словам современников, «гордый и упрямливый», лишь «кручинился» на тех, кто его предупреждал о возможном нападении. Недалеко от днепровского устья, напротив турецкого города Джан Керменя, на расцвете, на спящий лагерь крымских соправителей, «искрадом», напали нагаи мурзы Салмаша и князя Урусова. В ходе побоища, калга и нуреддина были зарублены, не смотря на попытки спасти их Салмашом.

Это послужило началом конца Инает Гирея и сломило дух его сторонников. Присланный султаном новый хан Бегадур Гирей, с братьями Исламом и Сафатом, без сопротивления заняли крымский престол, отправив Инаета в Стамбул. Где тот, по приказу султана был задушен, как впрочем, и его враг Кантемир. Все эти события так же способствовали донским казакам взять Азов.

Слишком ранняя осада Азова истощила и без того небольшие запасы боеприпасов и продовольствия. Положение становилось отчаянным и не известно ещё, чем закончилась бы осада, не подойди вовремя будары с государевым жалованьем, привезённое посланником Чириковым и атаманом И. Каторжным. Караван сопровождали стрельцы и 100 казаков. Это произошло 12 июня 1637 г., ровно за две недели до Петрова поста. Жалование состояло из 2000 рублей серебром, 100 пудов пороха, 100 пудов селитры, 40 пудов серы, 4200 пушечных ядер, 300 четвертей сухарей, 50 четвертей толокна, 50 четвертей круп, 16 бочек вина и 40 поставов сукна. Всё это было как нельзя, кстати, ибо Войско испытывало во всём этом острую нужду. Российским стругам было велено стать у Чингарского острова.

Кантакузин, узнав о прибытии в Войско посланника русского царя, тот час явился к нему, требуя как посол выдачи ему полагающегося корма и питья. Степан Чириков, считая, что грек является настоящим послом, « … турскому послу с людьми дал корму и питья на две недели и сам с ним виделся одинова при донских атаманех и казакех».

Однако казаки дружно воспротивились повелению царя жить с азовцами в мире. Чириков, помня печальную участь воеводы Карамышева, не стал слишком раздражать буйную вольницу, выговорами и угрозами расправы. Атаман Каторжный со своими казаками ушли к Азову, желая принять участие в его осаде.

Находившийся под Азовом, войсковой атаман Михаил Татаринов, узнав о прибытии в Монастырский городок посланника Чирикова и государева жалования, велел не отпускать его из Войска до взятия Азова. Тем временем от посланных в степь разъездов, прискакали гонцы с известиями, что от Кагальника, к Азову идут войска, спешно собранные черкесскими князьями и турецкими пашами в Керчи, Тамани и Темрюке, по отписке Фомы Кантакузина.

Под покровом ночи, казачья конница, скрытно покинула стан под Азовом и устремилась навстречу неприятелю. На реке Кагальник произошло жестокое сражение, в ходе которого казаки наголову разгромили 4000 турок и черкесов, не смотря на их храбрость и мужество. Неприятель, устилая землю своими телами бежал, истребляемый казаками. Но и казаки, заплатили дорогую цену за победу. Многие из них были убиты и переранены. Это и решило участь турецкого посла.

Через две недели после своего отъезда под Азов, в Главное Войско вернулся атаман Иван Каторжный в сопровождении 40 казаков. Узнав об этом, Фома Кантакузин пригласил его к себе на ужин, но войсковой атаман отказался к нему ехать. Через три дня, отправил к греку есаула Абакума Сафонова, и велел передать Кантакузину, что казаки отпускают его к царю в Москву и хотят передать его под охрану русскому посланнику Чирикову. Поэтому он должен идти со своими людьми на струги. Вышедшего посла встретил войсковой есаул, передавший ему Волю Круга, явиться в Круг, так как донцы и запорожцы де желают с ним проститься. Послу ни чего не оставалось, как идти на майдан, надеясь на краткость этого визита. Так же в Круг было велено идти и толмачу Буколову.

Но казаки, разозлённые затянувшейся осадой и гибелью многих своих товарищей, не собирались отпускать Кантакузина. Атаманы Наум Васильев и Иван Каторжный обвинили его в «… воровстве и измышлении против Войска»: «И прежде ходил ты к великому государю от турского султана, накупаясь обманом, в послах много раз, делал между великими государями неправдою, на ссору, и в том великому государю великие убытки и ссору великую учинил, а нас, донских казаков, хвалился разорить и с Дону свесть. И теперь накупаясь, хочешь то же делать; да ты же написал государю из Азова на атамана Каторжного, чтоб его повесить в Москве. И за такое воровство, донские атаманы и казаки, и всё Войско приговорило казнить тебя смертью». Всех сопровождавших Кантакузина греков, кроме двух «старцев», казаки так же перебили и сняв с них одежду, велели похоронить.

Однако согласно расспросных речей атамана Потапа Петрова, кроме греческих купцов, казаки перебили и бывших с ними священников: «Да с ними ж де побили старцов 3 человек архимандрита да священника да дьякона, а имян им не ведает».

Степана Чирикова при этом в Кругу не было, так как казаки не позвали его. По словам атамана Потапа Петрова, « … стоял де Степан от казачьих юртов и от того места, где посла убили не блиско за водяными проливами и пособить было ему никоими делы не мочно». Разгорячённые донцы хотели так же убить и толмача Буколова, защищавшего Кантакузина, и грозивший казакам государевым гневом. Но тот своевременно укрылся от разгневанных донцов в часовне. Впоследствии, на расспросе в Москве, Буколов подтвердил, что казаки убили посла из-за перехваченных под Азовом грамот, в которых Кантакузин призывал азовцев «сидеть крепко», так как у донцов боевые запасы на исходе. Так закончилась жизнь верного слуги султана Фомы Кантакузина.

Меж тем, казаки, обложившие Азов, решили брать его открыто, средь бела дня, отвергнув предложение подкрасться к городу ночью. Чтобы ни кто не мог поставить под сомнение казачью храбрость и мужество, и в веках осталась слава сего предприятия. Войсковой атаман Татаринов сказал: Пойдём мы, атаманы и казаки под тот город Азов средь дня, а не в нощи украдом. Своею славою великою не устыдим лица своего от бесстыдных бусурман. Но первый приступ турки отбили, и казаки продолжили осадные работы. Работы по ведению подкопов возглавлял некто Иван Арадов «… родом немецкие земли». Но был ли он собственно немцем, не известно.

Азовцы, уверенные в неприступности крепостных стен, обстреливали казаков из пушек, оскорбляли их, и потешались над ними, крича: «Стойте сколько хотите, а города не возьмёте; сколько в стене каменьев, столько голов ваших ляжет под оную». Но казаки не унывали. Разбитые на четыре полка, они обложили город со всех сторон, вырыли многие версты траншей и почти вплотную подошли к стенам Азова. Установив свои немногочисленные пушки, казаки начали обстрел турецкой твердыни. Но это был скорее отвлекающий манёвр, хотя и эти орудия доставляли азовцам много беспокойства. Пушкари смогли в нескольких местах повредить стены и башни осаждённого города. Основная работа шла под землёй, где донцы и запорожцы, день и ночь рыли минные галерей пол стены и башни Азова. Без их подрыва, взять столь мощную крепость, столь малыми силами, было практически не возможно.

А укрепления Азова впечатляли. Толстые, в четыре сажени стены, усиленные 11 башнями, опоясывали город. Подступы к ним прикрывали высокие земляные валы и ров. Всё это обороняло 4000 отборных янычар и спагов, вооружённых ружьями и 200 пушками. Турки, стремясь подавить казачьи пушки, и навести на казаков страх, отвечали шквальным огнём своей многочисленной артиллерии. Донцов и запорожцев спасали лишь траншеи и неопытность турецких артиллеристов – топчиев. Но для того, чтобы избежать ненужных потерь, казаки стали проводить земляные работы лишь по ночам. К середине июня все подкопы были закончены и казаки заложили в минные галереи бочки с порохом. Иван, Арадов, руководивший подкопами, доложил атаманам, что последняя бочка пороха заложена под крепостную стену и верхнюю цитадель Тышкале.

Штурм был назначен на 18 июня. Накануне, казаки очистились постом и молитвами, исповедались у войсковых духовников, казаков выбранных из своей же среды. Они попрощались друг с другом, ибо знали, что многие из них не переживут завтрашний день и сложат свои буйные головы под стенами Азова и в самом городе. Прощаясь, они говорили: «Поддержим братцы честь нашего оружия, постоим за православную веру и за святой храм; умрём, если так суждено, не посрамим себя и батюшки нашего Тихого Дона Ивановича». Свершив это, казаки затаились в ожидании. Азовцы, сбитые с толку тишиной в казачьем лагере, решили, что те, утомлённые бесплодной осадой, готовятся уйти, как это уже не раз бывало.

Но в 4 часа утра казаки подожгли фитили «пороховой казны» и сосредоточились в траншеях. Гром чудовищного взрыва потряс Азов до основания. Часть городской стены, вместе с её защитниками, взлетела в воздух, взметнув в предрассветное небо камни, брёвна и человеческие тела. Казаки с гиком и криками «бойсь!», бросились в клубящийся дымом и пылью пролом. «Осаждавшие воспользовались минутою смятения: атаман Михайло Татаринов, первый, с отборными казаками устремился в пролом; прочие со всех сторон взбирались на стены по лестницам, несли друг друга на плечах под тучею пуль и каменьев неприятельских; городские стены и улицы сделались полем сражения». Обе стороны сражались с небывалой яростью и остервенением: казаки с ходу врубились в выплеснувшихся из пролома турок, заглушая своим боевым кличем вопли «Алла!» озверевших янычар. Произошла ужасная резня, в ходе которой казаки, сломив отчаянное сопротивление неприятелей, ворвались в Азов, через заваленный трупами пролом.

Другие казачьи полки, презрев ружейные залпы и картечь, в едином порыве устремились с заготовленными лестницами к стенам города. Сверху, на буйные казачьи головы, убивая и калеча, полетели камни и брёвна, слепящий песок и зола. Но казаков уже ни что не могло остановить. Перехлестнув через стены, они ворвались на улицы города, где на них, с яростью обречённых набросились уцелевшие янычары и местные жители. Ни кто не просил пощады и ни кто её не давал. Слишком велики были счёты между противниками. Ярость столкнулась с яростью, весь Азов буквально плавал в крови, трупы громоздились кучами на улицах и площадях города. Сражение шло весь день и всю ночь. При свете пожаров казакам приходилось брать штурмом каждый дом.

Резня, продолжилась и на следующий день: «Замолкли пушки и пищали: резались саблями, кинжалами, ножами. Богатыри шли грудь на грудь». Наконец турки, везде избиваемые и теснимые, дрогнули и побежали, ища спасения в степи и в камышах донского гирла. Вслед за ними устремились пешие и конные казаки, союзные им астраханские татары, рубя и избивая бегущих на протяжении 10 вёрст. Другая часть турок, заперлась в замке и стала отбиваться от казачьих приступов.

Вот как описывает это побоище историк Сухоруков: «Атаманы, окружив замок, немедленно послали дружины свои преследовать бегущих, и скоро настигли их, но начав бой встретили сопротивление: казаки напирали сильно, азовцы отступали в порядке; более 10 вёрст преследовали их казаки и наконец, одолели: разорвали сомкнутые ряды, посекли и рассеяли неприятелей».

Засевшие в замке турки сражались ещё трое суток. Казаки, не желая класть свои головы попусту в бесплодных штурмах, подвезли пушки и открыли по замку ураганный огонь. После трёх дней обстрелов, все засевшие там турки, были поголовно вырезаны ворвавшимися в проломы казаками.

Особенно тяжело пришлось казакам, штурмовавшим 5 башен с засевшими там янычарами. В 4 башнях, после отчаянной резни, все их защитники были перебиты, но в пятой турки сумели отбиться: « … а достальные де азовские татаровя сели было запершись в 5 башнях человек по 20, и по 30, и по 40, и по 50 человек в башне и сидели немалое время. И донские де атаманы и казаки в четырёх башнях взяли взятьем и их побили. А в достальной де в пятой башне 30 человек сидели больши 2 недель. А была де у них икра запасная, а воду в башне выкопали, потому что та башня стоит блиско воды, и взять было немочно».

Однако видя печальную участь своих собратий по оружию, и беспощадную ярость казаков, они упали духом и решили вступить в переговоры с победителями. 30 засевших в башне янычар вымолили у казаков жизнь, отрекясь от жён и детей. Казаки позволили им идти в Крым, не желая попусту класть свои головы на штурме башни. Донские казаки-татары, узнав об этом, посчитав, что лично они туркам ни какого слова не давали, устремились за ними в погоню. Настигли ли они турок, не известно.

Азов пал, и на ещё дымящихся руинах турецкой твердыни, среди тел павших героев, царило невиданное ликование. Сбылась заветная мечта многих поколений казаков. Две тысячи русских пленников было освобождено из азовских темниц (хотя эта цифра вызывает у многих историков сомнения). В руки казаков попала невиданная ещё добыча и множество пленников, которых они впоследствии обменивали на взятых в плен своих товарищей и русских людей.

Отслужив в азовских православных церквях благодарственный молебен, и отпев павших, казаки отвезли их тела в Монастырский Яр, где они были торжественно погребены. Впоследствии, рядом с захоронением была возведена часовня-кампличка. Тела же турок и татар, «… наняв охочих людей войсковою казною», велели им «… из города в ров и Дон метати. И едва в неделю выволокли, столько много их было побито». Ведь кроме янычар, спагов и топчиев, в горячке сражения казаки почти поголовно истребили всё мусульманское население Азова. Живших в городе греков казаки не тронули, разрешив им там свободно жить и заниматься своими ремёслами.

Закончив скорбные дела, донские и запорожские казаки, сойдясь в Круг, помолившись и помянув павших товарищей, стали «дуван дуванить», деля всем поровну, не забывая при том семьи погибших. Всего, по свидетельству очевидцев, казаки разделили всю добычу на 4400 паёв, считая и 1000 павших казаков.

После этого, казаки известили дворянина Чирикова о взятии Азова и велели ему плыть с государевым жалованьем в Азов. 11 июля, караван российских судов с государевым жалованьем прибыл в Азов. Собравшимся в Круг казакам была зачитана государева грамота, в которой царь велел отправить турецкого посла Кантакузина, с дворянином Чириковым в Москву, а азовским туркам и крымцам «… ни каких задоров не чинить».

Однако кроме дувана у Войска Донского были и другие дела, требующие незамедлительного решения. Убийство турецкого посла и всех сопровождающих его лиц, а так же задержка русского посланника Степана Чирикова, могли вызвать гнев и опалу русского царя. Для того, чтобы попытаться этого избежать, было решено отпустить посланника Чирикова 15 июля 1637 г., а также отправить Михаилу Фёдоровичу войсковую отписку с легковой станицей атамана Потапа Петрова и ещё четырёх казаков: Федота Фёдорова, Григория Долгова, Лукьяна Стефанова и Ивана Никифорова.

В войсковой отписке говорилось: «Отпусти нам государь вины наши, что мы без твоего повеления взяли Азов и убили изменника, турецкого посла…. могли ли мы без сокрушения смотреть, как в глазах наших лилась кровь христианская, как влеклась на позор и рабство старцы, жёны с младенцами и девы? … Азовские люди, на нас, холопей твоих, умышляли, крымскому царю писали для рати, чтоб нас холопей твоих, с Дону перевесть, а Дон реку очистить; и мы государь, не дожидаясь на себя их басурманского приходу, а видя к себе твою государскую милость, пошли под Азов апреля в 21 день конные и судами, все без выбору».

Далее казаки оправдывались за убийство турецкого росла Кантакузина. Они вменяли ему в вину сношение с султаном, ханом и азовцами, а также гибель многих казаков в сражении на Кагальнике, с турками и темрюцкими черкесами, призванными под Азов Кантакузиным: «… за то его порубили, и в тех винах наших ты, государь, волен над нами». «Азов взяли и ни одного человека азовского на степи и море не пустили, всех порубили». В конце отписки, казаки обещали царю прислать, вскоре большую станицу, с подробной отпиской о произошедшем, о количестве освобождённых пленников и захваченных в Азове трофеях, и казне. А так же сообщали об отправке в Москву первой партии русских пленников в 150 человек.

Однако далеко не все донские казаки участвовали в азовском предприятии, не менее половины из них остались для охраны своих городков, рыбной ловли и охоты. Кроме того, большая партия верховых казаков в 1637 г. переволоклась на Волгу, где занялась грабежом купеческих караванов и рыбных учугов. Не довольствуясь этим, донцы спустились в Каспийское Море и устремились к богатым персидским берегам, где разорили побережье провинций Мазандеран и Гилян, взяли штурмом и разорили город Фарабат. Для того, чтобы вытеснить казаков из своих владений, персидскому шаху пришлось отправить против них большой флот и сухопутную армию.

Русский посланник Чириков и легковая станица Войска Донского, прибыли в Москву 30 июля 1637 г. Михаил Фёдорович, узнав о своеволии казаков, ослушании его приказа, и убийства турецкого посла Кантакузина, пришел в раздражение. Он велел взять под стражу атамана Потапа Петрова и его казаков, до приезда большой казачьей станицы, с подробной отпиской о донских делах. Но не только это послужило причиной раздражения царя. Последней каплей вызвавшей заключение казаков, был состав легковой станицы, отправленной Войском. Казаки включили в неё, в нарушение старых обычаев, несколько новопришлых казаков, особо отличившихся при штурме Азова. Это вызвало недовольство и возмущение в Москве, так как они являлись служилыми людьми, лишь недавно сошедшими на Дон. Впоследствии Михаил Фёдорович, в своей грамоте к Войску выговаривал: «А вы к нам, к Москве, новых казаков прислали вместе со старыми казаками, не ведая, что они пришли к вам бегом внове».

На расспросе атаман Потап Петров рассказал о причинах побудивших казаков взять приступом Азов и убить мнимого турецкого посла Ф. Кантакузина. А также об отпуске в Москву дворянина Чирикова, толмача Буколова и русского полона: «А русского полону отпустили они з Дону к Государю к Москве с Степаном Чириковым в судех как было мочно поднятца 580 человек, а больши де того вести не мочно, что судов и гребцов мало. А достальной полон отпустят донские атаманы и казаки з Дону к Государю к Москве, после Степанова отпуску Чирикова в судех и проводить их велят Войском». Атаман говорил, что « … приходу де они на себя под Азов турских и крымских людей не боятца потому, что у них наряду и пушечных запасов много, так же и свои запасы у них есть».

Говоря о взятии Азова приступом, Потап Петров рассказал, что осада города крепости была бы безрезультатна, так как турки имели большие запасы: «А как де они Азов взяли и у них де в Азове запасов всяких и животных было много, хоть и б на год, и им б запасов стало, и осадою б и голодом их не выморить. И вода у них в городе была три колодези».

Кроме этого атаман сообщил, что перед тем, как его станица отбыла в Москву, мурзы Большого Нагая прислали в Войско 3 человек, узнать о взятии казаками Азова. Если же Азов взят, мурзы изъявляли готовность откочевать от Молочных вод к Азову и принять русское подданство. Казаки так же собирались отправить к ногаям 3 посланников с грамотой, в которой призывали степняков повиниться перед государем и откочевать к Азову.

Взятие казаками Азова, с одной стороны, было крайне выгодно России, давая ей выход к морю. С другой же стороны, это грозило большой войной с Турцией и Крымом, а к ней Москва ещё не была готова. Поражение, нанесённое поляками России под Смоленском, больно ударило по армии и финансам страны. Михаил Фёдорович и боярская дума не желали явно становиться на сторону Войска Донского, тем более что в 1637 г. резко обострилось отношения России и Крымским ханством. Посланное в Крым посольство, во главе с Иваном Ломакиным и Иваном Фаустовым, было заключено под стражу, под предлогом того, что оно привезло хану и его родственникам мало подарков. Но это был только предлог, основной причиной были успешные действия донских казаков. Ведь, так называемые подарки, привозились русскими послами по заранее обговоренному списку. Послов заключили в темницу и жестоко пытали, их имущество было разграблено.

Узнав об этом, Михаил Фёдорович собрал Боярскую Думу. На ней бояре настаивали на немедленном походе русских войск на Крым. Но царь не хотел до крайности обострять отношения с крымским ханом, не смотря на поддержку Думы Земским Собором. Он считал, что Россия ещё не оправилась от смоленского поражения и не готова к новой войне.

Однако вскоре царь, по отношению к казакам, сменил свой гнев на милость. Султан Мурад, узнав о падении Азова, пришёл в ярость и потребовал от крымского хана и мурз Больших Нагаев, отомстить неверным, за взятие города и истребления мусульман. Соединившись, крымцы и нагаи, решили совершить набег на российские украины. Но казаки, взявшие столь дорогой ценой Азов, тем не менее, не почивали на лаврах, а ожидая ответного удара со стороны Турции и Крыма, выслали в степи многочисленные разъезды. Они вскоре сообщили: что «… крымские воинские люди и Большого Ногаю мурзы с своими людьми пошли на Русь». Предотвратить сам набег казаки не могли, так как младший брат новоиспечённого крымского хана Бегадур Гирея, калга Ислам Гирей (по другим сведениям, нуреддин Сафат Гирей), уже вышел с 40000 армией к русским украинам.

Прибывший с Дона в Москву дворянин Чириков, на расспросе в приказе рассказал о состоянии взятого казаками Азова, делившегося на три части: «Топракова города» или «Топракалова» (Топрак-кала – Земляной город); «Ташкола» или «Ташкалова» (Таш-кала – Каменный город); собственно, Азова. Все три «города» были каменные. Согласно статейному списку дворянина Степана Чирикова, и осмотревшего его укрепления, оборонительные сооружения последнего были не очень мощны. Так, «город верхней Ташкол», который казаки взяли с помощью взрыва подкопа, и прочие укрепления были, согласно документу, «не кирпишные – камень самород кладен и смазан глиною и белою глиною (так в документе)». «А город не крепок, – сообщал далее С. Чириков, – тонок, зубцов по стенам нет, и боев сверху и нижних из города нет же, потому что избы татарские приделаны к городовой стене. А обламов по городу нет: ходят по городу (стенам) по деревянным кладем. А наряду по башням и на татарских избах, которые избы выше городовой стены, много. А иной наряд без станков. А наряд неболшой». Перед осадой Азова, в 1636 г., казачья артиллерия, располагавшаяся в Монастырском, Черкасском и Манычском городках, насчитывала 90 пушек, в основном, малого калибра (от 6 гривенок до полугривенки ядро), в Азове было захвачено до двухсот орудий. Всего в Азове перед осадой было около трехсот пушек.

О выходе в набег на русские украины Малых Нагаев сообщал в Москву дворянин Савва Козловский, узнав об этом из расспросных речей, прибывших в Воронеж казака Ивана Шингарова и жильца села Бобякова Игната Осминина, которые в свою очередь узнали о набеге от донского татарина: «И сказал де тот татарин на Дону атаманом и казаком про Малои Нагаи, что пошли оне воевать в Русь все до одного человека». Кроме этого, жилец Осминин, сообщил о высадке в донском гирле турок и намерении их идти на Азов.

Впрочем, эта цифра кажется завышенной. Так как русские посланники в Крыму сообщали: « … и крымцы, мурзы и татаровя, многие с нурадином не ходили, бесконны были. А у которых лошеди и были, и они давали бедным людям лошеди исполу: будет полоняника приведут и что за него возьмём, и ему половина, а другая половина тому чьи лошеди».

Прорвавшись с боями через южную пограничную линию, построенную под Яблоновым, на Изюмском тракте, татары и ногайцы разорили Ливенский, Орловский, Карачевский, Болховский, Кромский и Новосильский уезды, а также Камарицкую волость. Однако вскоре были вытеснены русскими войсками, уведя в полон лишь 2281 человека. В своей грамоте к Войску, Михаил Фёдорович об этом писал так: «Нурадин Сафат Гирей цареви, украинные наши городы и уезды воевал, и к городам приступал, и посады, и сёла, и деревни, и хлеб пожёг, и людей многих побил и в полон многих поимал».

Возвращаясь в Крым, Сафат Гирей отправил в Москву Ханкул Бека с грамотой. В ней нуреддин писал, что приходил войной на Московское государство за взятие казаками Азова с ведома русского царя. Он так же грозил вновь прийти в Россию « … с Турскими, и с Крымскими, и с Ногайскими многими людьми и з Запорожскими черкасы».

Войско, получив это известие, собралось в Круг и решило конной и пешей ратью идти на крымскую сторону «… под шляхи и перелазы», чтобы преградить тем самым путь татарской орде возвращавшейся из России. Внезапным ударом казаки разгромили и рассеяли степняков, и загнали обратно в Крым. В Москве стало известно об этих действиях Войска Донского, от служилого человека, белгородца Ивана Рязанцева, прибывшего с Дона 3 сентября.

В Москве это сообщение было принято благосклонно. Казаки легковой станицы были щедро одарены государем и отпущены на Дон с государевой грамотой к Войску Донскому 20 сентября 1637 г. В своей грамоте царь уже не грозил донцам опалой и карами, а лишь упрекал казаков в своеволии при взятии Азова без его, государева повеления, не заключении с азовцами мира и убийстве посла Кантакузина: «… а того ни где не ведётца, чтоб послов побивать; хотя где и война между государи бывают, а послы и в те поры своё дело делают, для чего присланы, и их не побивают. Азов взяли вы без нашего царского повеленья, и атаманов, и казаков добрых к нам не присылали, кого подлинно спросить, как тому делу вперёд быть».

За разгром крымцов и ногаев, Михаил Фёдорович благодарил Войско и призывал казаков и впредь охранять рубежи России от степных хищников. А так же сообщал о своём пожаловании легковой станицы атамана Петрова подарками и отпуске её на Дон со своей грамотой. В конце грамоты царь велел казакам прислать в Москву станицу атаманов и казаков «лутчих» людей, человек 15 или 20, с подробной отпиской, а так же оставшиеся после казнённого Фомы Кантакузина грамоты. За все эти службы, Михаил Фёдорович содержать донцов в царской милости. К ногаям же, царь велел слать грамоты, призывающие их вернуться под московскую руку и кочевать, как и прежде по ногайской стороне, уйдя с крымской стороны.

Во все украинные города царь велел отправить воеводам указы с его государевым повелением, беспрепятственно пропускать на Дон, к казакам купцов и прочих торговых людей, с необходимыми для них товарами. А так же не чинить ни каких препятствий казакам, едущим в украинные города для торговли и на богомолье.

В сентябре того же 1637 г. царь отправил грамоту турецкому султану Мураду 4, в которой заверял его, что Россия не причастна к захвату Азова, «… то казаки взяли Азов воровством, а дворянина Чирикова они держали в великой крепости, никуда не пускали, хотели убить, они издавна воры, беглые холопи и царских приказов ни в чём не слушают, и войска на них послать нельзя, в виду дальности их проживания». «И вам бы брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех, в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством, в крепкой братской дружбе и любви жить хотим».

Однако султан Мурад не поверил заверениям русского царя. В Стамбуле, взятие казаками сильнейшей турецкой крепости и утверждение в ней неверных, вызвало шок. Не меньшее впечатление падение Азова, произвело и в Европе. Султан Мурад и его диван видели во взятии Азова, не как акт сиюминутного грабежа, а как попытку отторжения стратегической территории. Но ни каких скорых и решительных мер, султан предпринять не мог. Затянувшаяся война с Персией, поглощала все военные ресурсы Османской империи. Положение осложнял и мятеж крымского хана Инает Гирея, истребившего весной 1637 г. гарнизон Кафы и захватившего город. Усилившись пришедшими к нему, в Крым, нагаями, он, не смотря на подготовку казаками штурма Азова, увёл свою конницу за Днепр, против Анкерманской Орды князя Кантемира. Мураду лишь с большим трудом удалось сместить мятежного хана и доставить его в Стамбул. Там он был задушен по приказу султана, как и его противник Кантемир.

Тем временем в Стамбул вернулся отпущенный из Москвы турецкий посол, грек Пётр Мануйлов, прибывший в Россию до Кантакузина. Мануйлов привёз с собой грамоту от русского царя к султану. В ней, как уже говорилось выше, Михаил Фёдорович соболезновал Мураду и негодовал на «воров» казаков, захвативших без его ведома Азов. А так же извещал об убийстве посла Кантакузина и ссылался на убийство казаками своего посла Карамышева: «О взятии Азова у нас и мысли не было, и прискорбно будет, если за одно своевольство казаков, станешь иметь на нас досаду». Далее царь писал, что хотел бы прибывать с султаном в вечной дружбе».

Хотя льстивая московская грамота и не допустила открытого разрыва между Турцией и Россией, отношения между двумя государствами обострились до предела. Разгневанный султан не стал сам отвечать Михаилу Фёдоровичу. Её написал каймакан Муса-паша, чиновник сравнительно невысокого ранга, замещавший в это время великого визиря. Она была отправлена в Москву с послом Петром Мануйловым.

Грамота, написанная всего лишь помощником визиря, была сочтена оскорбительной для русского царя и всего московского двора, что прервало дипломатические отношения между Турцией и Россией, вплоть до 1640 г.

Казаки тем временем начали восстановление Азова, ожидая ответных действий турок, и взяли под полный контроль Азовское море. Султан Мурад, стремясь воспрепятствовать грабительским походам донцов, приказал капудан паше полностью блокировать Керченский пролив. Но как показало время, это не остановило казаков, то и дело прорывавшихся в Чёрное море.

По решению войскового Круга, Главное Войско было перенесено из Монастырского городка, в Азов. Выполняя волю царя о присылке в Москву войсковой отписки, с подробным описанием Донских дел и взятия Азова, Войско отправило усиленную казачью станицу в количестве 37 человек, под началом атамана Григория Шатрова и есаула Федота Фёдорова.

Кроме того, не смотря на все усилия казаков, восстановить Азов в кратчайшие сроки, дело продвигалось не так быстро, как им хотелось бы. Катастрофически не хватало рабочих рук, денег, для оплаты труда мастеров и продовольствия. Для решения всех этих насущных вопросов, в Москву была отправлена войсковая челобитная. Кроме этого казаки станицы сопровождали в Москву часть освобождённого в Азове русского полона. Казачья станица прибыла в Москву 20 ноября, проведя в пути 15 недель.

Прибыв в Москву, атаман Шатров, на расспросе в Посольском приказе, подробно рассказывал о положении дел под Азовом, на Дону и в Крыму. Он призывал государя и Боярскую думу, взять город под московскую руку. Однако царь и бояре медлили, не смотря на то, что присоединение Азова открывало России доступ в южные моря. Они боялись втягивания государства в новую войну, с непредсказуемым исходом. Ведь на тот момент, Турция являлась сильнейшим государством не только Причерноморья, но и всей Европы. Россия не была готова к войне и потому, царь колебался.

На вопрос дьяков Посольского приказа, не боятся ли казаки прихода под Азов большой турецкой армии, атаман Шатров отвечал, что «… приход им не страшен, и потому как де они преж сего жили на Дону и в куренях, и они и в то время их не боялися». По итогам переговоров, царь решил пока ограничиться усиленным жалованием.

Однако по прибытию казачьей станицы в столицу, разразился очередной скандал, из-за присутствия в ней служилых людей, сбежавших на Дон к казакам. Ими оказались: Евтифей Гулидов и Смирной Мятлев. В отношении их был произведён сыск, без взятия казаков под стражу.

В ходе расспроса Е. Гулидов показал, что он вольный человек и во время Смоленской войны был на государевой службе «… в Можайску в солдатех». Там он, вместе с другими солдатами попался на «воровстве», был схвачен и отправлен в Москву, где был посажен в тюрьму. Сидя в тюрьме, он дал на себя кабалу в 4 рубля вдове из Болхова Наталье Мелентьевой. Но по выходе из заточения, денег оной не вернул и бежал на Дон. Вдова Мелентьева подала в Приказ иск, по поводу бегства кабального должника. Чтобы решить дело миром, Гулидов вернул вдове деньги.

Другой казак, Смирной Мятлев, бежавший в прошлом году на Дон, показал, что в 1636 г., при наборе «охочих» людей в Темниковском уезде, для казачьей службы в Верхнем Ломове, записался туда. Однако вскоре бежал на Дон, из-за того, что казачий голова Соковнин, не выдавал в Ломове положенных ему кормовых денег и сажал в тюрьму не «за вину». И С. Мятлев, «… видя к себе напрасное насильство», бежал на Дон, захватив с собой казённую пищаль ценой в 2 рубля, фунт пороха и фунт свинца. Но так как выяснилось, что кормовые деньги Мятлеву в размере 24 алтын были выплачены, он был лишён части государева жалования, в качестве компенсации за пищаль, порох и свинец.

Во все окрестные земли, от имени Войска Донского, казаки отправили гонцов с грамотами, призывавшими всех торговых людей, ехать без опаски в Азов для торговли и обмена. Так же грамоты были отправлены и во все казачьи городки, с требование беспрепятственно пропускать торговых людей в новую казачью столицу, в противном случае Войско грозило ослушникам быстрой и жестокой расправой. Таким образом, Войско Донское гарантировало всем, без исключения, купцам и торговым людям безопасность и защиту. Здесь следует сказать, что казаки сдержали слово. В результате чего, им удалось быстро восстановить доверие купцов к Азову, как к крупнейшему торговому центру Причерноморья.

В Азов устремились искатели удачи, как из России, так и из Украины, надеясь там быстро разбогатеть. Приезжали в город и многочисленные ремесленники, чей труд был востребован. Успехи казаков привлекли внимание и откровенных авантюристов и самозванцев. Таких, как уже известный нам Александр Ахи (Яхья), выдававшего себя за сына турецкого султана Магомета. Осенью 1637 г. он прислал на Дон грамоту, в которой призывал донцов и запорожцев идти в Чернигов, откуда он собирался двинуться в Грецию. Где его, якобы, ожидает большое войско, для борьбы за султанский престол. В случае своей победы, самозванец обещал казакам большие милости и привилегии. Грамота была зачитана в Кругу, но не нашла поддержки у казаков, не пожелавших участвовать в подобной авантюре.

В конце декабря 1637 г. Войско Донское отправило в Москву ещё одну войсковую отписку, в которой оправдывалось за убийство турецкого посла Фомы Кантакузина. Где в качестве одной из причин расправы над послом было колдовство, насылаемое турецким толмачом Осаном на осаждавших Азов казаков. А злорадные высказывания по поводу убитых казаков, которых на каюках привозили для захоронения в Монастырский Яр: «… теперь де из под Азова казаков возят каюками, а станут де ещё возить и бударами, и многие, государь, тот охреян Асанка своим злым волшеством нам, холопем твоим, чинил пакости великия, с верху по Дону на низ в наши таборы, нарядные чары деючи.

В качестве ещё одной косвенной причины убийства хитроумного грека, казаки указывали казнь крымским ханом русского посольства: «А твоего государева посла Ивана Бегичева ни за какую измену крымский царь со всеми людьми казнил, а тот твой государев посол никакие им пакости не чинил».

Далее казаки сообщали, что часть из 2000 освобождённых в Азове русских пленников, Войско, снабдив продовольствием, отправило в украинные города. Тех же пленников, которых Войско не смогло обеспечить продовольствием: «… разобрали тот русский полон по своих домах и с ними, государь, голодом умираем, запасу нету».

Не смотря, на, казалось бы, смертельную вражду между турками и донскими казаками, той же осенью, « … перед Филипповым заговейном, приходили под Азов, для торгу ис Тамани да и с Керчи Турские люди на 2 кораблях с товары с киндяки, с сафьяны, с сапогами, с шарапом и с аракою, с ягоды, с луком, с чесноком и с солью и с иными всякими овощи». Ещё недавно, казаки бы без раздумий захватили бы и разграбили турецкие корабли. Однако став хозяевами Азова, они хотели сделать его торговым городом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как говориться: Война – войной, а барыш двойной.

«И Донские де атаманы и казаки те товары и овощи у них покупали, а им продавали Азовский полон, Турчан и Татар; и исторговався, поехали назад, а они их отпустили совсем в целе». Видя, что казаки собираются вести честную торговлю, турецкие купцы заявили о своей готовности и впредь приезжать для торга.

24 ноября 1637 г. на Дон с государевой грамотой был отправлен воронежский сын боярский Трофим Михнев. Ему было дадено в качестве « … государева жалованья для Донские скорые посылки тритцать рублёв». В своей грамоте царь извещал казаков о нашествии нуреддина Сафат Гирея на русские украины и нанесённом им ущербе. По словам крымского гонца Ханкул Бека, набег был совершён по приказу турецкого султана Мурада 4, за взятие казаками Азова. Царь просил казаков извещать его о всех турецких, крымских и ногайских дела. Кроме этого Михаил Фёдорович не оставлял надежды вернуть мятежных ногаев в своё подданство. В случае же, если они будут идти войной на русские украины, он призывал донцов «промышлять всякими мерами».

По пути на Дон, небольшой отряд Трофима Михнева (3 человека), на реке Каменной, притоке Сев. Донца, был атакован татарами: « … изъехались с нами Татаровя и учали нас, холопей твоих, гонять и отняли, государь, у нас трое лошадей с вьюками».

Взятие казаками Азова, вызвало растерянность в мусульманском мире и подвигло многих русских пленников бежать из неволи в Азов: «Многие ясыри русские выбегают из Крыму, и из Тамани, и из Керчи, человек по пяти и по десяти».

Незадолго до отправления декабрьской войсковой отписки, Войско, по воле Круга, посылало трёх казаков татар к мурзам Большого Нагая, с призывом к ним переходить на ногайскую сторону Дона и откочёвывать к Астрахани, на свои старые кочевья. Однако мурзы призыву Войска сразу не вняли, так как крымскому хану стало известно о казаках татарах, прибывших к ногаям, и они выдали их крымцам. На расспросе казаки обманули хана, убедив его в том, что приехали навестить своих родственников и были отпущены.

Тем временем, Кимбет мурза и Чубан мурза с братом, просили донских посланцев передать Войску, что переправятся на ногайскую сторону, как только станет на Дону лёд. Но многие простые нагаи, вняв призывам казаков, стали не дожидаясь зимы, откочёвывать к Азову. На расспросе в Войске, эти нагаи показали, что Чубан мурза знал об их решении перекочевать к Азову и препятствовать этому не стал. Узнав об этом, казаки не стали нападать на нагайских мурз кочевавших по Кальмиусу, в надежде на то, что те перейдут в русское подданство и откочуют к Астрахани.

2 декабря в Азов пришли 11 бежавших из Тамани полоняников, среди которых был и астраханский стрелец Михайла Васильев. На расспросе он сообщил о повелении турецкого султана идти всем своим вассалам и союзникам на следующий год по Азов и взять город обратно. Казаки посчитали эти сведения важными и на следующий день отправили Максимова в Москву в сопровождении легковой станицы атамана Антона Устинова с девятью казаками.

В середине декабря 1637 г. Войско Донское отправило в Москву со станицей Антипа Устинова, ещё одну войсковую отписку, о взятии казаками Азова, об убийстве на Дону турецкого посла Фомы Кантакузина; о сношениях казаков с ногайцами. В ней донцы предлагали царю взять Азов под свою высокую руку и извещали его о предстоящем походе крымского хана на Азов. В качестве одной из причин расправы над послом, они вновь указывали на то, что было колдовство, насылаемое турецким толмачом Осаном на осаждавших Азов казаков. А также злорадные высказывания по поводу убитых казаков, которых на каюках привозили для захоронения в Монастырский Яр: «… теперь де из-под Азова казаков возят каюками, а станут де ещё возить и бударами, и многие, государь, тот охреян Асанка своим злым волшеством нам, холопем твоим, чинил пакости великия, с верху по Дону на низ в наши таборы, нарядные чары деючи».

24 декабря станица Антипа Устинова прибыла в Оскол, где казаки отказались предъявить войсковую отписку оскольским воеводам Василию Ахмашукову и Калистрату Акинфееву, и объявить цель своей поездки. Из-за чего возник конфликт. Однако вскоре он был исчерпан: ночью станичный атаман Устинов, представил войсковую отписку оскольским воеводам. Те, по её прочтению, запечатали грамоту и отпустили казачью станицу в Москву.

31 декабря 1637 г. Михаил Фёдорович отправляет на Дон грамоту с выговором за то, что казаки не прислали в Москву грамоты, бывшие при Фоме Кантакузине: «А которые грамоты к нам, великому государю, посыланы были от Турского Мурат салтана с Турским послом с Томою Катакузиным, и наказ Томин, и всякое письмо, хотя будет и распечатано, велено вам прислать к нам же к Москве».

Кроме того царь интересовался судьбой сына боярского Трофима Михнева, посланного 26 ноября на Дон с государевой грамотой. Если он на Дону, Михаил Фёдорович требовал его отпустить в Москву с войсковой отпиской о крымских и ногайских делах: готовит ли хан новый поход на русские украины и возможно ли вернуть ногаев в русское подданство.