Читать книгу Звери лютующие. Екатеринбург: гримасы уголовного мира - Геннадий Мурзин - Страница 8

Вот и клиника №36. В связи с особым режимом, дежурный врач сам спустился в холл, внимательно, несмотря на наличие формы, проверил удостоверение личности и лишь после этого провел майора Ефимчика в ординаторскую, где его экипировали надлежащим образом. Не теряя времени, офицер поинтересовался:

– Как сейчас себя чувствует наш больной?

– Скверно, – ответил врач и тяжело вздохнул.

– Необходимо снять первичные показания… Позволите?.. Он в состоянии говорить?

– Скорее всего, у вас ничего не получится. К мужчине то приходит сознание, то его теряет. Мы готовим к операциям.

– К каким именно, доктор?

– Всё указывает на то, что сильно повреждены, кроме всего прочего, внутренние органы. Затруднено дыхание, слышны хрипы, из горла идут выделения в виде сгустков крови. И так далее. Боюсь, что… На полное обследование у нас нет времени… Не вправе тянуть, но и рисковать страшно. Кому надо, чтобы больной скончался на операционном столе?

– Никому, – подтвердил Ефимчик, – но тем более я должен хотя бы пару минут побеседовать.

Врач встал.

– Пойдемте, майор. Больной сейчас в реанимационной палате. Он, кстати сказать, подключен к аппарату ИВЛ3.

Они вошли в палату. У кровати больного дежурил, скорее всего, врач-реаниматолог, который, кинув взгляд в их сторону, ничего не сказал. Гороховский, кивнув в сторону перебинтованного больного, тихо спросил:

– Как?

– Лев Маркович, я не уверен, что сможет перенести операцию: пульс слабый, дыхание затруднено.

– Когда?

– Через четверть часа.

– Сейчас в сознании?

– Да… После очередного обкалывания.

– Полиции, – Гороховский кивнул в сторону Ефимчика, – необходимо задать больному пару вопросов.

Реаниматолог пожал плечами.

– Пусть попробует… На удачу…

Майор приблизился к изголовью больного.

– Товарищ, вы меня слышите? – больной открыл вспухший рот, пошевелил губами, послышались нечленораздельные звуки.

– Майор, он вас слышит, – сказал Гороховский. – Продолжайте… Не теряйте драгоценные минуты.

Реаниматолог кивнул.

– Да-да… Пожалуйста… У него нет сил. И пульс опять…

– Скажите, что произошло? – Мужик вновь пошевелил лишь губами. – Кто всё это сделал? Назовите фамилию?.. Или хотя бы имя?

И тут больной попытался привстать. Он даже оторвал голову от подушки и, устремив взгляд на майора, прохрипел:

– О… он… Э… – показал в его сторону дрожащим пальцем, – он…

Голова больного упала и глаза закрылись.

– Сестра! Уколы! – Закричал реаниматолог. – Пульс не прощупывается!.. Кардиостимулятор!.. Немедленно! Сестра, шевелись!

Гороховский тихо произнес:

– Выйдем, майор. Мы мало чем можем помочь.

Вышли, осторожно прикрыв за собой дверь палаты. И остановились неподалёку. Пребывая в неподдельном изумлении, майор Ефимчик спросил:

– Как понимать, доктор?

– Я так думаю, что больной возбудился и… стресс…

– Из-за моих вопросов?

– Тревогу заметил еще раньше.

– Когда? В какой момент?

– Когда он услышал от меня два слова…

– А именно?

– Слово «полиция» и слово «майор»… Я внимательно следил за больным… Я отчетливо заметил, как в те именно секунды его глаза забегали, и в них появилась явная тревога.

– Хотите, доктор, сказать, что я и есть источник тревожности?

– Ну… Не знаю…

– Вы же видели, что пальцем показал на меня?

– Да, видел.

– Вы же слышали, как при этом явственно прохрипел местоимение «он»?

– Да, слышал.

– И что скажете?

– То лишь, что удивлён ничуть не меньше вашего, майор.

В эту минуту из палаты, вытирая салфеткой потный лоб, вышел реаниматолог. Он развел руками.

– К сожалению, восстановить сердечную деятельность не удалось: пациент скончался.

Ефимчик не из слабонервных, а и он, услышав, побледнел:

– Господа, не считаете ли меня всему виной?

Гороховский недовольно пожал плечами.

– Перестаньте. Вы занимались своим делом. Причем вы, если он уже был на грани жизни и смерти?

– Но мои вопросы стали источником стресса, и он, только он поставил последнюю точку.

– Это случилось задолго до вас… Я так думаю…

– Утешаете, Лев Маркович?

Доктор грустно усмехнулся.

– На роль утешителя я не гожусь.

Ефимчик взглянул на циферблат наручных часов.

– Ого! Уже четверть четвертого.

Гороховский и Ефимчик спустились в ординаторскую, в которой не было ни души.

– Мне надо бежать, – сказал, присаживаясь на стул, Ефимчик, – но прежде хочу кое о чем вас спросить.

– Слушаю.

– Вы лично от бригады «Скорой помощи» принимали больного?

– Да.

– И, выходит, проводили первичный осмотр?

– Да.

– Что можете сказать?

– Выглядел просто ужасно. Экспертиза сделает позднее свои заключения, но я увидел следующее: до тридцати нанесенных травм и все они тяжелые; гематомы на голове, на шее, особенно в области грудной клетки, на ногах; от болевого шока обмочился. Кстати, заметил странность: голова и волосы на ней были мокрые.

– В моче?

– Нет.

– Итак, по вашим сведениям проходит, как неопознанное лицо, не так ли?

– Совершенно верно. Нам на это время лишь известно (со слов фельдшера «Скорой») адрес, с которого был забран пострадавший.

– Назовите, пожалуйста.

– Улица Восточная, дом двенадцать, квартира пять.

– Это его жильё?

– Вот уж не знаю. – Ответив, врач недоумённо покачал головой.

– И никто им не интересовался?

– Кроме вас, пока никто.

– Какую причину смерти покажет вскрытие?

– Последней каплей оказался, на мой взгляд, инфаркт.

– Еще что-то имеете сообщить? Например, доставленный больной смог что-либо о себе сообщить?

– Примерно в час ночи мужчина пришел в себя. И сразу спросил: где я? Ответил: в реанимации тридцать шестой больницы. Спросил: как здесь оказался? Ответил: доставлен бригадой «Скорой помощи». Тут потерял сознание. Через полчаса, после сильнодействующих уколов, очнулся. И тогда уже я спросил: что с тобой случилось? Он явно не хотел отвечать и лишь после паузы сообщил: шел, дескать, по улице, на лестнице через железнодорожные пути, когда спускался, поскользнулся, упал, скатился вниз и больше, дескать, ничего не помню.

– Верите, Лев Маркович?

– Выдумка, майор!

– Почему?

– Потому что характер травм другой.

– А какой, на ваш взгляд?

– Точнее скажут эксперты. Но я считаю, что имело место чудовищное избиение.

– То есть, выражаясь языком УК, умышленное нанесение (неизвестным лицом или неизвестной группой лиц) тяжких телесных повреждений?

– Вам виднее, как квалифицировать.

– Два последних вопроса: а) почему, услышав о полиции, заволновался больной и, указав на меня, сказал, что «он»; б) почему решил скрыть очевидный факт избиения и вину, находясь при смерти, решил взять на себя?

– На первый вопрос не знаю, что сказать…

– А предположить, учитывая врачебный опыт?

– Не гадалка… По второму вопросу легко предположить, что у больного была веская причина скрыть правду. С этим я встречался.

– Зачем брать вину на себя?

– Откуда мне знать, майор?

– А чисто по-житейски?

– Либо кого-то страшно боится, либо не хочет топить дружка.

– Я придерживаюсь того же мнения, доктор.

– Зачем спрашивали?

– Ну, Лев Маркович, один ум хорош, а два куда лучше. Привычка такая – перепроверять себя.