Читать книгу Обжигающие вёрсты. Том 2. Роман-биография в двух томах - Геннадий Мурзин - Страница 8

Работая, так сказать, ни шатко, ни валко, умудрился все-таки нажить врагов среди партийной верхушки. Пришелся, короче, не ко двору. Особенно невзлюбил человек с рыбьим (холодным и ничего не выражающим) взглядом, местный царёк, то есть Василий Сюкосев, первый секретарь райкома КПСС.

Сначала неприязнь была внутри, тихая. Но тут я в костерок подлил масла. Не специально. Впрочем, со мной везде и всегда что-то «неспециальное» происходит, и к этому начинаю привыкать. Что именно на этот раз? Вынес сор из избы, что по провинциальным меркам никак не меньше оценивается, как коварство, как деяние непотребное и несовместимое с местечковыми нравами.

Вот что произошло. Произошло, собственно, не одно деяние, а два, поочередно.

Как-то раз опубликовал в своей газете статью, в основу которой положил факты, прозвучавшие на одном из заседаний районного комитета народного контроля. Острая получилась статья, в которой назвал всех виновных в злоупотреблениях служебным положением. Не пощадил никого. Прочитали ее власти, поморщились, но примирились. Через неделю в Шалю приехал заместитель председателя областного комитета народного контроля, которому на глаза попалась моя статья (возможно, кто-то специально подсунул). Статья настолько пришлась по душе гостю из центра, что он, вернувшись в Свердловск, позвонил заместителю редактора «Уральского рабочего» Сергею Корепанову (он же и заведующий отделом партийной жизни) и порекомендовал мою статью перепечатать в областной газете, поскольку, по его словам, публикация имеет принципиальное значение для всей области.

Мне позвонила стенографистка и сказала, чтобы продиктовал полностью статью. Артачиться не стал: идея не моя и почему должен демонстрировать свою щепетильность? Замечу для ясности: не имел привычки публиковать один и тот же материал в разных газетах. Считал халтурой. А другие провинциальные журналисты? Не гнушались

Уже на другой день (видимо, досылом) в «Уральском рабочем» подвалом стояла на второй полосе моя статья.

Мне, как автору, приятно. Но каково местным начальникам? Ведь это же удар и по ним. И кто так больно, по-предательски ужалил? Тот, кого они пригрели за пазухой. Не на шутку озлилась партийная верхушка. И затаилась, пылая жаждой мщения. Почему не сразу стала действовать? А нельзя: инициатива появления статьи в областной газете принадлежит не мне, а областному руководителю контрольного органа.

Проходит какое-то время и еле тлеющий огонь мести раздуваю до невероятного. Причем, исключительно по своей инициативе.

Редактору Кустову позвонили из Свердловского обкома КПСС и сказали, что в редакции «Уральского рабочего» ведущие газетчики районных газет проходят трехнедельную стажировку. Зачем? Чтобы опыта набраться. Предложили одно место и Шалинской районной газете. А поскольку стажировка обкомом в данном случае предполагалась на базе отдела партийной жизни, то, соответственно, и кандидатура могла возникнуть одна – моя.

Мне сообщили, чтобы предварительно связался с заместителем редактора Сергеем Корепановым. Звоню. Сергей уточняет, когда именно прибуду? Сообщаю: в ближайший понедельник, утром. Говорит: необходимо знать, чтобы забронировать место в гостинице. Спрашиваю: действительно ли стажироваться буду в его отделе? Корепанов подтверждает и добавляет: желательно, чтобы приехал уже с готовой корреспонденцией; чтобы время, отпущенное на стажировку, не тратилось впустую, необходимо иметь то, над чем бы я и мой куратор смогли сразу начать работать. Тема? На мой выбор и вкус. Но Корепанов предупреждает об одном: тема не местечковая, а такая, которая бы представляла интерес для области. Положительные факты или критика? Как сочту нужным, но предпочтительнее, если в корреспонденции будет содержаться анализ и конструктивная критика. Объем? Не более четырех машинописных страниц.

До начала стажировки оставалось четыре дня, включая субботу и воскресенье. И сразу же засел за подготовку домашнего задания. Сидел вечерами и упорно работал над корреспонденцией. Прекрасно понимал, что такое газета «Уральский рабочий», и до какой степени высок уровень ее публикаций. Знал и то, что над серьезной публикацией журналист этой газеты работает, как минимум, две недели, но никак не четыре дня. Да, мог пойти по пути наименьшего сопротивления: представить корреспонденцию, уже опубликованную в районной газете, поправив слегка, кое-что углубив, уточнив факты, обновив события, убрав водичку, которая неизбежна в условиях гонки за строками.

Решил все-таки делать корреспонденцию заново, используя факты, уже известные мне, но которые не публиковались в своей газете, поскольку редактор (из-за остроты) все равно бы вычеркнул. Иначе говоря, знал о реалиях местной внутрипартийной жизни значительно больше, чем мог сообщить местному читателю. Газета «Уральский рабочий» выше рангом и смелее в критике, поэтому, посчитал, должен воспользоваться ранее неприкосновенным информационным запасом. Так сказать, что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

Накануне выезда в командировку корреспонденция была готова. Перечитав в последний раз, удовлетворенно хмыкнул: самому понравилась своей остротой, тем, что критика была адресной. Позаботился и о кураторе: чтобы ему легче работалось над моей корреспонденцией, рукопись отпечатал на пишущей машинке.

И во всеоружии заявился к Сергею Корепанову. Это был, напомню, понедельник, а понедельник на Руси, как водится, – день тяжелый вообще, в частности же – тем более5. Корепанов чувствовал себя плохо и потому был крайне неразговорчив. Если бы мы были ближе знакомы, то предложил бы заместителю редактора вместе сбегать в буфет ближайшего ресторана, чтобы чуть-чуть подлечиться. Возможно, сия инициатива мне бы облегчила стажировку, и с начальством контакт установился бы более дружеский. Но…

Корепанов бегло, так сказать, по диагонали пробежал по моей корреспонденции, молча встал и отвел в просторный кабинет, где находилось трое: корреспонденты отдела партийной жизни Владимир Денисов и Александр Шарапов, а также стажер (фамилию не запомнил и потом больше не встречался), кажется, из Талицы, у которого стажировка заканчивалась. Показал на старенький пустующий стол:

– Твое рабочее место… – И многозначительно добавил. – Пока на три недели.

На слово «пока» сразу не обратил никакого внимания. А следовало бы. Потом буду кусать локти, да уже поздно.

Одно пояснение. Повышение профессионального мастерства журналистов низового звена – это идея и инициатива Свердловского обкома КПСС. Отличная, скажу, идея! Но для «Уральского рабочего» всего лишь обуза, обычная партийная обязаловка. Но даже из этого редакция хотела иметь для себя пользу.

Какую? Редакция получала возможность лучше узнать провинциальные кадры, присмотреться и, возможно, кого-то пригласить к себе, в штат. Особенно кадровый дефицит (и это притом, что университет находился через дорогу, выпускавший ежегодно 75 профессионально подготовленных журналистов) испытывал отдел партийной жизни, куда неохотно шли выпускники, поскольку им не нравилась ежедневная сухомятина. К тому же специфика этого отдела такова, что не каждый мог быть допущен к документам и фактам внутрипартийной жизни, то есть журналист, курирующий такую тематику, должен быть, по меньшей мере, членом КПСС, а того лучше – с практикой общественной работы. Выходец со студенческой аудитории, естественно, этого не имел и иметь не мог. Поэтому Сергей Корепанов искал свою выгоду в стажировке: он мечтал найти и отобрать подходящего человека для своего отдела.

Замечу еще: талантливых журналистов, работающих на ниве партийной тематики, даже в той большой стране, даже в центральных газетах – находились единицы: чтобы перечислить, пальцев одной руки хватило бы. Неблагодарное это было занятие. Одно слово: сухомятина, обставленная со всех сторон параграфами Устава КПСС и инструктивными указаниями ЦК, где существовала еще одна цензура, соответственно, еще один цензурный комитет – идеологический отдел. Ни шагу влево, ни шагу вправо. Прокрустово ложе.

Когда ушел Корепанов, Владимир Денисов, по-свойски хлопнув меня по плечу, сказал:

– Присаживайся, старик… Одну минуту… – Он держал в руке машинописный лист. – Сбегаю в секретариат, сдам информацию. Вернусь и займусь… У тебя что-то есть? – Кивнул. – Ну, и отлично, старик.

Вернулся Владимир через пару минут. Перед ним на столе уже лежало мое «домашнее задание». Он начал читать. Читать крайне внимательно и медленно. Трепетно следил за ним, всякий раз напрягаясь, замирая, когда в руке появлялась ручка, и он что-то жирно подчеркивал или на полях ставил жирный вопросительный знак.

К концу его чтения моя рукопись выглядела крайне неприглядно. А еще вчера вечером мне казалось, что сотворил не меньше, как шедевр публицистики, что в «Уральском рабочем», прочитав, охнут в изумлении и тотчас же потащат в секретариат, где скажут: получите украшение очередного номера. В секретариате, как будто только того и ждали, обеими руками ухватят «украшение», отправят в наборный цех типографии, чтобы завтра очутился у читателей.

Когда Владимир отложил в сторону ручку, отодвинул в мою сторону рукопись и поднял на меня глаза, то, скорее всего, увидел унылое и обреченное лицо стажера.

– Ну, старик, что могу сказать? Фактура – отличная и копнул глубоко. Но этого мало. Надо, короче говоря, тебе поработать еще над корреспонденцией, особенно над отмеченными мною местами. – Уныло кивнул. – Подумай пока… Я тут сбегаю по срочному делу. Вернусь, и предметно поговорим, обсудим каждое мое замечание. Идет?

Снова кивнул, ибо выбора у меня не было. Зачем приехал? Учиться. Вот и…

Денисов убежал. А я, спросив у Шарапова разрешения, сел за пишущую машинку, решив, обдумывая и устраняя огрехи, заново отпечатать материал. Как-никак, полагал, грязи на страницах будет меньше.

Куратор вернулся только после обеда. К его приходу у него на столе лежал обновленный вариант корреспонденции. Снова прочитал. Покрутил головой.

– Оперативно работаешь, старик, и плодотворно. – Мне показалось, что куратор иронизирует. – Хотя и не говорил тебе ничего, но ты уловил суть замечаний и сам устранил. Но, вижу, не все? Не согласен? – Кивнул. – Что ж, пойдем по порядку и откроем дискуссию. Построим работу так: излагаю смысл отвергнутого тобою замечания, ты – парируешь, стараешься переубедить. Если твои аргументы окажутся весомее моих, то свое замечание сниму. Согласен?

И началась между нами жаркая дискуссия. Совсем не собирался без боя отступать перед куратором, который (с точки зрения журналистского мастерства) на три головы выше меня. Спор закончился с равным счетом. Ничья: половину замечаний куратор снял, следовательно, мне удалось его убедить в своей правоте; с другой половиной мне пришлось смириться, поскольку весомых аргументов в защиту своей позиции не смог привести и ничего другого у меня не оставалось, как согласиться с куратором. Вечером, уходя домой, куратор мимоходом проворчал:

– Какой принципиальный стажер мне достался: бился до конца.

Впервые за весь день улыбнулся.

– Скорее, вредный, чем принципиальный. – Ответил и рассмеялся.

Уже в дверях Денисов хмыкнул.

– Всем бы твою вредность.

Куратор ушел. А я остался. Решил сейчас же поработать над оставшимися замечаниями и в третий раз перепечатать на машинке весь текст, чтобы утром следующего дня у него на столе была окончательно доработанная корреспонденция, чтобы не было и следа нашего отчаянного сегодняшнего спора.

Вторник. Утро. Половина девятого. В отделе – никого, но я уже на месте. Жду куратора. Появился тот в половине десятого. Взглянул на материал.

– Уже?.. Когда?..

– Вчера… вечером.

– Да ты, старик, к тому же и труженик?

– Иронизируешь? – Договорились, что будем на «ты».

– Да ты что?! Совершенно серьезно говорю. Не ты первый наш стажер, но такой прыти ни от кого не видел.

– Хорошо это или плохо?

– Еще спрашиваешь, мерзавец!? – Он встал, взял материал и вышел из-за стола. – Пошли.

– Куда, не скажешь?

– К шефу.

– Непосредственному или самому главному?

– Вон, куда метишь? Не широко ли шагаешь? Штаны не порви… Ишь, чего захотел: сразу и к «самому главному»? Думаешь, ждет тебя?

– Почему бы и нет? – Я рассмеялся.

И вот мы у шефа. Корепанов прочитал корреспонденцию и скупо заметил:

– Прилично.

Денисов, ухмыляясь, уточнил:

– В машбюро, что ли?

– Разумеется… Идите… Некогда… Дежурю по номеру.

Через час передо мной лежал профессионально отпечатанный оригинал корреспонденции. Прочитал и удовлетворенно хмыкнул: ни одной опечатки. Печать четкая и аккуратная. Смотреть приятно. Читать – тем более. Совсем не то, что выходит из рук нашей районной машинистки.

И тут, оказалось, возникла проблема… Проблема подписи под корреспонденцией. В моем варианте просто: «Г. МУРЗИН».

Куратор заметил:

– Так не пойдет. – Увидев мой вопрошающий взгляд, уточнил. – У нас – не принято. Даже мои материалы, видел, как подписаны?

– Видел.

Все крупные его материалы подписывались так: «В. ДЕНИСОВ, специальный корреспондент».

Предложил сделать такую подпись: «Г. МУРЗИН, заместитель редактора газеты «Путь к коммунизму».

– Не пойдет. – Отверг Денисов мой вариант.

– Почему?

– Вещь, старик, слишком острая. Материал писался разве не для нас, не по нашему ли заданию? Работа шла над ним не в стенах нашей редакции? К тому же, – куратор на несколько секунд задумался и спросил, – разве не боишься последствий?

Не сразу понял вопрос:

– Про какие «последствия» говоришь?

– Тебе же возвращаться и там жить. Корреспонденция, по твоей милости, получилась такой, что… Местные бароны могут сильно огорчиться.

– А… – Махнул рукой. – Это – ерунда… На обидчивых воду возят. Подуются да перестанут. И партия учит: даже горькая правда лучше сладкой лжи.

Денисов расхохотался.

– До чего ж наивный и непосредственный человек!.. Впрочем, вернемся к проблеме…

Решил сыронизировать.

– Нам бы ваши проблемы. – Сказал и спросил. – А что ты сам думаешь?

– Я? Ну, думаю, что наилучшим вариантом была бы такая подпись: «Г. МУРЗИН, наш специальный корреспондент». Точнее, понятнее и безопаснее для тебя.

Изумившись, посмотрел куратору в глаза.

– Как же можно?!

– Что именно?

– Как можно ставить на одну доску тебя и меня?!

– Почему нет?

– Я – стажер всего лишь, а ты штатный ведущий журналист областной партийной газеты.

– Ты, старик, тут ошибаешься. Под словами «наш специальный корреспондент» совсем не подразумевается, что автор – обязательно штатный сотрудник редакции.

– Как это?

– Смысл этих слов в другом, а именно: автор выполнил специальное задание редакции и им может быть любой внештатный автор.

В конце концов, сошлись на том, что куратор будет предлагать свой вариант, а там – как получится. Напрочь и сразу исключил вариант использования псевдонима, хотя к этому куратор склонялся.

Через три дня моя корреспонденция увидела свет. Вариант подписи был принят не мой, не куратора, а третий. По материалом стояло: «Г. МУРЗИН, наш внештатный корреспондент». Компромисс был найден. Кем найден? Не знаю. По слухам, дошедшим до меня, Иван Гагарин, редактор, высказывался за то, чтобы оградить автора от возможной мести и выпустить корреспонденцию под псевдонимом. Но ему сказали, что автор категорически против этого варианта.

Вот так в Шале разорвалась бомба. Продолжал стажировку, а тем временем в райкоме КПСС стоял сплошной гул злобных голосов. Узнаю об этом лишь по возвращении. А пока…