Читать книгу Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша - Геннадий Сергеевич Горчаков - Страница 23

Продолжение рассказа о Доброславии

Те времена, которые застали мы и о которых речь пойдёт, мало отличались от незапамятных времён. В Доброславии всё как будто бы застыло, всё было так, как миллионы лет назад. Конечно, жизнь на месте не стояла, она текла и развивалась, и вместе с ней росли, умнели и взрослели доброславы, Суры и племена иные, чьи души восходили в Краса-те и радостно к Добру стремились. Богов они не помнили уже, одни легенды о временах остались тех, когда те Боги запросто среди людей ходили и их всему учили: письму, ремёслам, семейной жизни и многому чему ещё, что жизнью мы зовём. Но память о Богах конечно же жила: легенды, песни, мифы и скульптуры даже в их воздвигались честь. В Доброславии всё так же деревянная скульптура трёх Богов стояла, всё так же в Чаше Огнь серебряный горел. Над Богами кедры возвышались, их ветвями защищали от врагов, которых пока что не видали, но, говорят, они летали о трёх и даже больше головах – Драконами их звали, за тридевять земель Драконы проживали. Суры не раз встречали их, когда летали в своих лодьях над Дальними Горами, но доброславы там не бывали. Им Горы некий страх внушали, а в Долине Голубой всё было мирно, тихо и покойно. Долина им была мила. Здесь вечно Солнышко сияло, и пели Небеса, и Радость на крыльях Счастья тут летала и не давала сумраку на души пасть и омрачить чело – было всем здесь хорошо!

И потому по-прежнему здесь жили столько, сколько кто хотел, о пресловутой смерти ровным счётом не знали ничего, и образ старушки страшной с какой-то там косой лишь смех бы вызвал даже у детей. Когда дух уставал от здешних многосуетных забот, то просто в Навь он уходил, а то и в Правь – в Мир Огненной Красы, а отдохнув и сил набравшись, на Явь дух снова приходил, чтоб в новых испытаниях себя развить и силы добрые трудами укрепить. Так называемая смерть, которую эоны лет спустя невежды в культ страшный возвели, всего лишь означала меру делам и мыслям всем на Яви, да и понятия такого не было тогда. Из Мира в Мир все запросто ходили, как если бы к себе домой. И когда на Яви жили, то также по Мирам иным бродили – обычно было это всё во сне. А иногда по собственной нужде, когда о чём-то предков хотелось расспросить; да и души те, что жили в тонком теле, на Явь нередко приходили, чтобы дать совет иль просто пообщаться, а то рожденье будущее себе определить, так что заранее все знали, кто и когда у них появится на Яви, и потому-то вместо слёз по уходящим радостно грустили, мечтая о скорой встрече новой. И если б кто-то вздумал им сказать, что здесь живут один лишь только раз, то дружно на смех подняли бы его: они ведь знали только Жизнь.

По характеру все доброславы спокойны были, как сами Небеса, что Мудрость Вечности хранили и проливали её щедро светом ярких звёзд и жаркими лучами полдневного Светила, но только в меру, чтоб не опалить тот юный дух, что здесь резвился беззаботно. Доброславы беззлобны были и страхов никаких не знали. Да и чего бояться было и кого? Они не знали понятия такого и многого чего ещё, что боль, печаль, тоску и горе бы несло. Доброславы лишь радость знали и любовь – Лада чувство светлое такое в них вложила, что доброславы всё в своей Стране любили: и шелест лепестков цветов, и сонный плеск волны; и свет Луны вальяжной, с которой некогда пришли на Явь, чтоб здесь развитие своё продолжить; и тихий звон ручьёв, что из лесов дремучих струились меж холмов; и сами эти лесами поросшие холмы; пространства светлые, которые доселе туч не знали; лишь лёгкие, как перья птицы, облачка по ним скользили.

Дружно доброславы жили семьёй одной, не ведали обид – какие тут обиды, когда друг друга все любили и зависти не знали – чему, кому завидовать, да и зачем? Даже в воздухе понятие такое не витало, здесь более всего любили помогать и вместе мыслями своими строили дома, мосты, дороги. И пакости такой не знали – лени. Природа Мать, не говоря про Ладу, Учителем была, а Природа всегда движением живёт, потому тут радостно трудились и отдыхали сообща под радости щитом. Богиню Ладу Властитель Яви Сатанэль недаром некогда «Садовницей» прозвал. Вслед за нею доброславы тоже растения любили и их учили, как им расти, какие им иметь цветы или плоды, определяли вкус, и цвет, и форму, хотя в те времена для нас седые и юные для доброславов они питались ароматом, праной солнечных лучей, любили воду ключевую пить, чтоб прояснился разум и новых сил приток бы получить. Но более всего любили учиться у Богов и у самой Природы: сперва внимали голосу и Краса-те явлениям её, затем названья им давали, и коль вибрации звучанья совпадали, то новое рождалось творение у них – вещь появлялась.

Доброславы язык творили для людей, вибрации улавливая всех вещей и их преображая в звуки. Явленьям и вещам давали имена. Само понятье «имя» означало, что вещь известна для другого в сущности своей, открыто говорила: «Вот я, и можешь мной владеть, моё лишь имя назови». Любовью называли то, что всё тогда любило, любовь гнездилась в середине, что сердцем стали звать. Любовь сама же загоралась от того, что как кресалом высекало Свет Огня – явленье это к Владыке Солнца Ра вело и стали так и звать – К-Ра Свет ведущий – или К-Раса-та. Здесь‚ на Яви, К-Ра-са была, а там, на Небесах, в глубинах Звёздного Огня, была иная КРаса-та, что Истиной была полна Светлейшего Огня.

Собственно понятия явлений и вещей уже в готовом виде в психопространстве Нави обитали, и их оттуда надо было мыслью или звуком извлекать, то бишь вибрацию явлений напрягать в сознании своём – и вещь нужная являлася тебе. Так в воображении сперва всё мыслью создавалось и в материю на Яви облекалось – всё мыслью строилось тогда, в первоначальные те времена, когда материя была пластична и легка и мысли сразу слушалась она. Достаточно озвучить было слово, воображение напрячь, как сущность слова (его имя) себя в материю здесь облекало, форму принимало. Тогда не надо было пил, лопат и топоров, чтоб тот же дом себе построить – в воображении своём ты дом себе построил, и мыслеобраз тот в материю себя сам облекал. И надо было только мысль Краса-тою прокалить, чтоб вещь красивую в мир Яви получить. Так мыслью точной, сильной, из Мира Мысли, что Правью называли, всё нужное для жизни добывали и горя и нужды не знали – все радости великой предавались творенья Краса-ты. А Чаша Светлого Огня, что Боги оставили для доброславов‚ в том мыслетворчестве им помощью великою была. И если раздражение случайно какое возникало в сознанье чьём-то, то Свет из Чаши его тотчас Огнём своим сжигал.

Главное для доброславов было силой мысли овладеть и новые понятья в слове укрепить. А так же и с Миром Нави связь держали – там чувства полыхали, что мысли зажигали и воображению простор давали. «Какую мысль родите, таков и Мир получите себе», – Лада Доброславам некогда сказала, тем самым значенье мысли подчеркнув. Так Мир Яви для Доброславов воплощением их чувств и мыслей был.

Ещё любили Доброславы вместе петь, в гармонию слова сплетая и ритм небесный создавая. Долина вся тогда восторгом трепетала от звуков тех, тончайших и высоких, что Мир вверх уносили с горами и долами. О Ладе пели ненаглядной и прекрасной, что много лет назад им наказала в согласье с Миром и друг другом жить, не бедовать и Радость призывать. Ещё им сообщила, что, если вдруг наступит трудный час, Её призвать, и явится тогда Она тотчас. «О, Лада, Лада, наша Краса-та, зачем от нас ушла?» – так пели доброславы, с надеждой глядя в Небеса, и в том же духе далее, пока рыдать не начинали сами Небеса, и травы поникали, и звёзды часто-часто вдруг моргали. Тогда Мать доброславов (Мудрейшая обычно ей была) вдруг вспоминала, что Лада Радость завещала, и там, где слёзы и тоска, ноги Её не будет, – так сурово она напоминала – и о Ладе песню иную зачинала, где Радость лишь одна высокой музыкой звучала и над Долиной торжественно витала.

Доброславы голос слышали Природы, что Матерью была всему живому, во всём биенье её сердца ощущалось, и потому в другом все видели себя: в камне виделся им Брат, а в Небе жил Творец; живым всё было – от камня до звезды далёкой; как можно было ту же ягоду сорвать, когда она, смеясь, на веточке висела и что-то радостное пела, Солнца радуясь лучу. И почему же надо было обязательно кого-то есть? Энергии тогда на всех хватало, Явь ею исходила и отчаянно бурлила, не зная, какую форму ей придать, чтоб ярче и полнее Краса-ту собою выражать.

…Запахи цветов и трав пищей были доброславам, ну а кто-то ещё питался Солнца утренним лучом, кто-то пил росу густую, а кто-то воздухом одним лишь наслаждался: прана в нём одна была – два-три глотка её испив, вновь силы обретали и в небо снова воспаряли на крыльях духа своего. И всё мечтали к Звёздам снова улететь, особенно порой ночною, когда высоко в Небесах серебряный из Звёзд кружился Хоровод. И Явь стремилась вся туда, всем телом молодым дрожа, когда она слыхала космического вальса ритм, в котором в хор один сливались голоса и Звёзд, и маленьких Комет, смычком водившим по Небесной Арфе, – для духа Яви восторга не было сильней. И дух её парил, расправив крылья, саму Вселенную собою охватив. И был безмерно счастлив тот, кто Лугом Звёздным тем бродил, душой сливаясь с Краса-той, и вместе с ней дышал и пел, Творца хваля Вселенной.

В Доброславии, со всех сторон горами окружённой, дождей и гроз тогда не знали: Лада стихиям запретила свой буйный норов здесь проявлять, и только ветер лишь слегка играл на гуслях нежной тишины. Энергия чистейшей Красаты дождём тончайших образов из Огненного Мира Прави спускалась на Долину и проливалась каплями цветов нежнейшей Краса-ты; росы ярчайшим разноцветьем сверкала по утрам; пожарами восходов и закатов пылала в небесах, повсюду краски зажигала и Бога Солнце прославляла, который торжественно и чинно утром каждым во всей Красе вставал и плыл по небесам, любовь всему и всем даря, а малым ребятишкам на любопытные носы веснушки рисовал, им щёчки красил весёлой кисточкой своей, и глазки промывал он краской голубой, макая кисть в серебряные блёстки на траве.

Доброславы и со Звёздами дружили – по ним сверяли жизнь свою, а Солнышко любили так, что не сказать. Они считали, что Ра с Супругою своей блистательной Богиней, что называлась Ур, там жили и мысли светлые Богам всем сердцем слали, а те в ответ – тепло и свет Любви им посылали на кончиках лучей, и радость проливали, и негой нежной наполняли – так Счастьем полнилась Страна, и Счастью не было конца…

Да, в те времена единой жизнью ощущало всё себя. Каждая частичка имела голос свой – былинка и травинка, лесной цветок, деревья, горы и холмы – все гимны Солнцу пели единым звонким хором, и доброславы вплетали голос свой в тот мощный хор созвучий, что к Светилу уносил энергию Любви. А по вечерней зорьке с невидимых Небес ответный Хор звучал – то души предков пели, усевшись на ступени Лестницы Миров, что сверху вниз вела, не достигая малости до Яви. И песня эта дух поднимала к высотам звёздного Огня и оставляла там парить на крыльях светлых в пространствах вечной Краса-ты.

А то под утро Лес подхватывал напев, должно быть, Ветер его туда с Небес принёс и там оставил, умчавшись дальше себе забавы поискать: волну поднять на омуте речном, русалок покачать на ветке ивы и шлёпнуть их по мокрому хвосту, а то в дупло забраться к белке и там её пощекотать, а то доверчивым деревьям насочинять про то, как между звёзд летал и с ними даже танцевал. Деревья о ту пору ещё на месте не стояли, а знай себе туда-сюда гуляли, и кое-что видали, и кое-что слыхали. И о том иголками шуршали иль листвою лопотали о новостях лесных и даже звёздных, что Звёзды нашептали иль Ветер им наплёл. А то просили Ветер шутки ради листву или иголки сосчитать: вдруг что пропало? Но у Ветра терпения хватало на краткую минуту:

– Сосчитал! – деревьям он кричал.

– А сколько? – спрашивали те его.

– Много! – он им отвечал и предлагал деревьям лучше музыкой заняться: он сам великим музыкантом был, а деревья инструментами себе он представлял. Но озорник мелодии начало только знал и чтобы скрыть конфуз, деревьям ветви гнул, да так, что те скрипели и трещали… и вместо музыки тревожный поднимался шум. Тогда деревья понимали, что над ними Ветер подшутил и, сучьями треща, проказника из Леса гнали! И Ветрогон бежал на вольные луга, потирая иголками нажжённые бока, но всё равно весёлый, озорной, хвост распустив, скользил меж солнечных лучей и их пытался гнуть, а те его прочь гнали копьями своими, пока наш озорник не прятался в пещере, чтоб через пять опять минут куда-нибудь лететь и снова весело шутить.

А деревья после какофонии такой шумели ещё долго, Ветрогону вслед грозя вершинами своими, что, дескать, теперь обманщик Ветер в Лес не залетит, а ежели появится, то будут гнать его взашей. Деревья – строгий был народ, со словом не шутили, но, пошумевши, всё забыли, а к вечеру по весельчаку уже грустили: некому им было кудри причесать и заоблачные вести рассказать. Но, к слову бы заметить, деревья сами пошутить любили: стоило в Лесу ребёнку появиться, как за шиворот ему хвоинок насыпали иль веткой щекотали. А то вдруг треск скрипучий издавали и с любопытством наблюдали, что будет делать человек. Детей же маленьких любили, их в лапы пихтовые брали и долго так качали. Ну а если с мыслями недобрыми в Лecy кто вздумал появиться, то его кружили долго по чащобам, а потом из Леса с треском гнали, стегая веткой иль пинка давая корнем крепким, и больше не пускали под кров зелёный свой. Но случаев таких два-три всего лишь было: доброславы Лес любили, и Лес ответною любовью им платил. И зла там не водилось, и дружно меж собою жили. Доброславы гладили стволы, листву лаская с хвоей, и надышаться не могли ядрёным запахом лесным с зелёною травою – и это нравилось деревьям, а ещё все эти малыши им песни пели, и древы млели, иголками шурша или листвою лопоча в восторге полном. А то ветвями, как руками, подхватывали доброславов и так, передавая их друг дружке, поднимали к Небесам, где рядом – руку протянуть! – смеялось Солнце и свет дарило им любви в палитре разноцветных красок. И в этом многоцветье с ароматом трав медовых и цветов горячих, листвы, хвои, коры и Ветра страстного напевов сердца сливались с Небесами, и таинство свершалось приобщенья к Краса-те.

Доброславы от рождения стремились телом и душой к Мирам иным, что Звёздами сияли в небесах ночных: ведь Боги, которые их сотворили, оттуда иногда к ним приходили. Часами доброславы, закончив гимны петь Светилу, на россыпи смотрели Звёзд алмазных, и грезилась им Дева Мира в пространствах звёздных, и страстно вернуться Её звали к ним на Явь. Где Мать Родная, Лада? Зачем оставила одних? Когда вернется к ним? Звёзды ответно привет им посылали и обещали Ладе их просьбу передать. И жарко как горели Звёзды в те времена, которые началом Мира были и юностью бурлили, когда открыты были уши и глаза и самые сердца вселенскому простору. А в том просторе ритм вселенской жизни волной могучею ходил, Огня Первоначала жар в себя вобрав, и радость яркая звенела, и счастье пенилось пресветлою рекой.

Да, а кто же были сами доброславы? С каким характером и мыслями какими жили? Обличие какое у них было? Как мы уже писали, доброславами прозвали их за то, что славили Добро делами и мыслями своими. Внешность доброславов редко кто бы взялся описать: она тогда менялась от настроенья иль желанья своего – плоть людская к мыслям чуткою была: вот только что на мир зелёными смотрел глазами доброслав, а миг спустя, глаза сияли светом голубым. И волосы меняли цвет, и даже кожа. Но это был ещё пустяк, ведь доброслав и невидимкой запросто мог стать, иль камня облик принимать, иль дерева любого. А то на крыльях мысли в небо Доброславы поднимались, и там они летали. Лада тайну мысли им открыла в те дальние уже года, которых мох седой за древностью давно покрыл и память ту посеребрил.

И одевались доброславы кто во что горазд. Воображение одежды образ рисовало, затем его сгущало, и платье получалось любого цвета и фасона и крепости отменной. Любимыми у доброславов были белые и голубые, зелёные и жёлтые цвета, а платья украшали узорами, цветами и даже звёздной россыпью небес.

Чем же доброславы занимались в те достопамятные времена? Учились все: и стар, и млад (хотя тут старости как таковой не знали), Природу созерцали, сердцем ей внимали – так тайны открывали явлений и вещей, их сущностью овладевали и имена вещам давали. Всё это мыслетворчеством звалось, больших усилий требовало воли, сердечности большой. Ещё они учились сквозь пространства на сотни лет глядеть вперёд, что дальновиденьем звалось. Они в Миры иные проникали духовным зрением своим: и в Навь, и в Правь, иль в Дальние Миры – и с предками своими мыслями общались, а также по Звёздам узнавали, что день грядущий им готовит, чтобы события предвосхитить.

Главным образом учились доброславы у Природы. Внимали ей с любовью, а это был язык, которым Мать Природа говорила с ними лучами Звёзд и Солнца, и ветра шумом, и робким трепетом листа. Звучал тот голос в явленье каждом – существе или предмете; саму Красу являл тот голос, которая срединой бытия была, а всё вокруг лишь было отражением её. И жили сердцем все вокруг: энергия сердечного ума в суть проникала всех вещей; Любовь ключом-отмычкой была Природы Матушки всех сокровенных тайн. А тайной Имя было – мысль та, с которой существа, предметы и явленья в мир Яви приходили. И эта мысль свою вибрацию имела, и надо было сердцем сокровенное звучанье вещи иль явления распознать, на языке своём назвать, вибрацию в звучанье превращать. Так Огонь как Р-Р звучал, он Свет собою излучал. А кто на Яви Светом приходил? Конечно же Светило! А кто ещё им был? Ра – Бог Солнца был! А рядом с Ра понятье вырастало – К-РА-СА-ТА. И Ра в легендах с гору был и даже выше! Ра главой небес касался и, как кресалом, духом лишь одним своим изо всего, к чему он прикасался, Краса-ты явленье вызывал и там, внутри неё, огонь Любви он возжигал. Так в древних говорилося легендах. А слово «Краса-та» путь означало к РА – Огню Первоначала, и этот путь Любви кресалом высекался. И Краса-ты во всей Вселенной Силы не было сильней.

Однажды Деве Ладе Ра сказал:

– Всё во Вселенной держится светлейшей Краса-той, она главнейшая есть скрепа бытия. И тот Вселенную поймёт, кто с мерой Краса-ты к ней подойдёт. А коли Истину кому захочется найти, то её пусть ищет в Краса-те. Любовь, Добро и Краса-та – вот Истина вся Бытия.

К той поре, речь о которой здесь пойдёт, лишь доброславы с сурами владели языком, а остальные мыслили молчком, за редким исключеньем тех существ, которых Лада воспитала и к Краса-те любовью напитала.

Много доброславы знали и всё больше знать хотели. А знания у них с умением сливались, ведь знаний не было пустых, по делу были все. А главное – они Добро творили: Мир наполняли мыслями Добра, энергией своей крепили планетные устои, чтобы Вулканы не вскипали и лавой не плескали, чтобы Ураганы не летали в долинах и горах, чтобы Планета единым Домом ласковым была для всех, кто жил на ней. Ещё они сражались с мыслеобразами Зла: когтистыми, клыкастыми зловонно-тошнотворными, которые из Чёрной Маракары в количестве всё большем появлялись. Их там Хозяин Яви с какой-то тёмной целью создавал и ими он людей пугал и в снах, и наяву, их желая видеть жалкими червями. И потому все мыслеобразы Добра и Краса-ты, что люди излучали, он в мелкие кусочки разрывал и дым от них лишь оставлял.

Доброславы мысли светлые о Ра и Ладе в Щит Огненный сплетали и тем Огнём когтистых тварей всех сжигали, а души перешедших в Навь и Правь им крепко помогали. На Яви Ветер тучи чёрные обратно гнал до самых Чёрных гор Закатных и даже дальше, но что там увидал, о том он умолчал. В пещеру тёмную забившись, он много дней не то рыдал, не то стонал, пока его оттуда радостные эльфы на пир весёлый не позвали свой. Из берлоги его за длинный вытащили хвост, а Ветрогон в ответ им голосил:

– Я не согласен быть рабом! Я – Ветер вольный! Я Добру служу! Я Добро-славию люблю!

Но происшествий в общем не было больших: жизнь Доброславии как будто замерла: её река на перекатах не бурлила, а медленно текла – лениво и безпечно, искрясь в горячих солнечных лучах. Доброславы по-прежнему учились, жизнь радости Познанья посвящая и мечтая Ра увидеть с Ладой, чтоб больше счастья ощутить, ведь Ра Отцом своим они считали, а Ладу – Матерью своей. Суры, что в Загорье жили, самовеличались Внуками Богов и также строить жизнь стремились по тем Заветам, что Ра для них создал. Но главным для доброславов всё же было творенье мыслеобразов Добра и Краса-ты. Им в радость было наблюдать, как разноцветными шарами мыслеформы уплывают в небесные глубины или к кому-то рядом подплывают и ту же мысль в нём зарождают. Часто собирались доброславы и Небесам в торжественном молчанье вопрос свой посылали. Те им отвечали, что Боги как-нибудь придут, как только Срок настанет, но ответов не было прямых, и домыслы рождались: в одних твердилось, что Боги вот-вот придут; вторые утверждали, что Боги долго не придут, что надо к Ра творить молву ещё сильней и горячей. Но, впрочем, без Богов неплохо жили, учились сами, свои дела вершить стремилися соборно, мирно, тихо – и нить событий едва скользила по скрижалям временных пространств. Так что, уповая на Богов, доброславы с Сурами готовились к событиям грядущим, о чём им смутно намекали пророческие сны, но то была далёкая Гроза, пока лишь отсветы беззвучные её мелькали за тридевять земель…

Словом, доброславы в сказке доброй жили, наслаждаясь Краса-той, внимая Звёздам, Солнцу, Небесам. Любили слушать пение цветов и звон росы на лепестках, ловили даже камня мысль, и Звёзды, мерцая, им подсказки слали, что помогало тайны многие раскрыть, – словом, славили Добро, и счастьем полнились они. А суры вслед за ними глаз навостряли, ухо обостряли и даже нюх, не говоря уже о сердце, в котором дух свои сокровища копил.

У доброславов была своя судьба, отличная от всех и даже суров – им Лада уготовила свой путь: в час суровый для Света, Истины, Добра и Краса-ты им надо было в своих сердцах и душах Огнь понятий высших сохранить. Но Доброславы этого не знали, и потому они резвилися, как дети. Главным образом учились всем наукам и ремёслам, рисовали, пели, танцевали, на дудочках и гусельках играли. И Солнце радовалось им, а Звёзды вековечно по ночам в свои небесные глубины звали и тайны новые раскрыть им обещали. И доброславы откликались: в телах едва до Звёзд не долетали, а в духе вовсе в глубины проникали сияющих Небес – где в Горниле Огненном Первоначала сама пылала Краса-та. Но старцы, собою недовольные, ворчали, что, дескать, раньше куда свободнее летали и на Явь любимым Звёзды доставали, и до Вселенских до окраин острым глазом прозревали.

– Да, были времена! – вздыхали старики, которые обличьем совсем как молодые были, и только глаза их годы выдавали – они глубокой мудрости свет излучали; и старики, конечно, в назиданье молодым духа крылья расправляли и мгновенно в пространствах звёздных исчезали и возвращались лишь к утру. Но внуки их упорно поджидали и про гостинцы звёздные спрошали. Те им доставали камни чудные или цветы волшебной Краса-ты из тех Миров далёких, что Звёздами в ночи блистали и щедро мысли слали Любви, Добра и Краса-ты. Что, что, а уж летать любили доброславы и в воздухе буквально кувыркались и мчались с птицами вперегонки, и радость на крыльях быстрых едва за ними поспевала. Но это было, а ныне об иных событьях здесь речь пойдёт.

Однажды парочка влюблённых о скалу высокую разбилась, и на доброславов вдруг страх напал, какого, отродясь, никто не знал! И тогда вот многие летать вдруг перестали, решив, что лучше по Земле ходить, они же не какие-то там птицы! И ворчунов таких всё больше становилось. Откуда было доброславам знать, что это мысли Яви Властелина действуют на них. Он давно уже решил, что люди не летать, а только ползать по земле должны! И эти злые мысли сознанье стали отравлять людей и веры в собственные силы их лишать.

И, в самом деле, с течением веков из доброславов мало кто уже летал, и от легенд один лишь только пепел серый в воздухе порхал.

– Огрузли мы, однако, – вздыхали сытно доброславы.

И Добрей с Добриною, супругою своей, старейшины всего народа, с тревогой примечали, что доброславы ленивей как-то стали. Их мысли начали как будто притухать: некогда от них сиянье шло, а теперь они едва мерцали, зло лени безмятежной в сознанье проникало и незаметно отравляло. И доброславам многим уже питанья Светом не хватало и понемножку, полегоньку ягодкой или фруктом баловаться начали они. И в высоких сферах их мысли редко уж витали, а больше жалися к земле: у кого дом краше, выше; кто более детьми богат; а кто поёт звончее; а кто мастеровит. Гордились тем, что видел глаз и ухо слышало ещё. А мысль сколь высока? Это стало между прочим, и то, что радовало прежде: общенье с Дальними Мирами, виденья дивной Краса-ты пространств межзвёздных, вселенской жизни звучанье мощных ритмов, – всё уходило вдаль и заслонялось Краса-той просторов Яви, в которой доброславам было тихо, славно и уютно, где всё жило негромким пением ручьёв журчащих в сиреневых закатах, в туманной накипи кустов и над горами россыпью алмазных звёзд. И в этой тишине хотелось просто жить и просто Мир любить, конечно же который прекрасней всех Миров, а если всё же что случится, то Боги тут на помощь поспешат – пророчества так говорят. Такие мысли вдруг в Долине появились и негой сладкой, сонною по ней бродили, беззаботностью своей хмеля сердца и души. И горько лишь Добрей с Добриной и, может, кто ещё, смекали, что это всё проделки Яви Властелина, засевшего в горах Закатных за Чёрной их стеной.

За тридевять земель Добрей с Добриной свой острый взор бросали и с тревогой наблюдали, как Тьма растёт в Закатной стороне, как мощь Властителя крепчает, как небо затмевают полчища драконов, как чудовища-громады по земле ползут, и всюду Войны там ужасные идут, и все друг дружку пожирают. А если вдруг Армада эта двинется на них? Такая мысль всё чаще в сознание Добрины и Добрея пиявкою вонзалась, до сердца самого вгрызалась и оглушала предчувствием Беды.

Всё чаще, оставляя все свои дела, Добрей с Добриною на Красный Холм спешили, где под кедрами три деревянные скульптуры Божеств стояли: Бог Солнца Ра, его супруга Ур и Прекраснейшая Дева Лада. Уж многие эоны лет в руках у них пылала Серебряная Чаша, в высоком пламени которой сгорало Зло, что психосферу Яви отравлять пыталось многие века. Буквально в шаге от Богов Горюч-Бел Камень над землёю возвышался – его когда-то Ра самолично здесь поставил. Он свойства многие имел: одно из них – предвиденье событий было, и Камень то светлел, а то чернел, когда вдруг где-то чёрная опасность назревала. Порой пророчества он изрекал, но столь туманно, что редко кто их понимал. Добрей с Добриной частенько здесь бывали, тревоги Камню поверяли, и, как казалось им, их Камень понимал: внутри его тогда огонь сверкал, он на поверхность проникал и образы неясные им рисовал, и всё чернее становилися они…

Сам Камень, серебристо-белый, уже глубоко в землю врос. Вокруг него звенели синим звоном чаши колокольчиков лесных, и ромашек стайка головки белые на Камень пыталась положить и что-то Камню рассказать, а может, просто приласкать. И днём, и ночью тут тишина глубокая стояла, в которой токи иномировые безмолвно в Камень приходили и синим пламенем густели в нём. Доброславы это место особенно любили: здесь мысли светлые к ним прилетали, здесь совета вопрошали у Богов и Голос слушали Небес, который желаемый ответ им приносил. Достаточно здесь было посидеть на чурках деревянных, как Лад в сознание входил, и тревог неясных испивал туман, и даже дети-непоседы, что забредали вдруг сюда, здесь становились мудрецами на несколько минут: в том Камне энергия космических глубин жила, горела и сверкала радугой чудесной, и лики звёздные в том Пламени мелькали, и Знаки Звёздные звучали. Но только лишь Добрина и Добрей те Огненные Знаки понимали и от того печалились они.

Уже немало лет назад Добрей заметил, что в середине Камня вдруг стали загораться тёмные огни. Тревогой веяли они, и в пламени из Чаши, что в руках Богов была, те же искры чёрные мелькали и тревогу ту же излучали. Откуда та Беда грозила, они не понимали. Звёзды на их вопрос не отвечали, молчали сны, но пламя в Чаше лишь только выше поднималось, сжигая Зло, которое над Явью неуклонно собиралось.

Добрей с Добриной уже не столько в Небо, как это было раньше, а на Запад свой устремляли Третий глаз. Он упирался в Мрака чёрную стену. Что было там? Загадкой оставалося для всех, кроме старейшин доброславов. Добрей с Добриной в Чёрную страну в телах летали тонких, что душами звались, и наблюдали огнедышащих драконов, ящеров ужасных, орды гоблинов и орков, и прочих гадов страшных, в которых злоба чёрная кипела. Об этом пробовали доброславам рассказать, но сказками-страшилками для них всё это было: ведь небо оставалось зелёно-голубым, и Солнце так же в нём блистало, и те же Звёзды по ночам сверкали, так же ветер всех ласкал, и Краса-та на крыльях светлых парила над Долиной, проливая дождь любовной неги на неё. И сама собой тревога утихала, она в снах светлых безмятежно утопала.

Добрей с Добриной, у Камня сидя, за всполохами искр его следя, одно лишь всё яснее понимали, что вскоре грянет Нечто и жизнь всю круто повернёт. Чтоб ту Беду не накликать, они о ней мысль гнали прочь, но по ночам тяжёлой гирей в сознанье падала она. Тогда Добрей с Добриной к Богам бежали на Красный Холм, чтоб Весть от Них какую получить. Но молчали Боги, и только пламя красное всё чаще в глазах сверкало их, а звёзды чёрные по Камню пробегали и мраком чёрным Камень закрывали. Беда неясная пока ещё стучалась в Мир Светлого Добра.