Читать книгу Седьмой принцип. Роман - Геннадий Тарасов - Страница 6

5. Избегайте утренних звонков

Оглавление

– Неужели все так и было?

– С высокой долей вероятности. Было, не было…

– Какой удивительный сон! Жаль, мне такие не снятся.

– А какие вам снятся сны?

– Другие, совсем другие. Не такие!

– Удивлен, что вам вообще что-то снится. Ведь мы никогда не спим. Или, вам все же удается? Спать и не спать одновременно? Научите, как?

– Да вот, кстати, очень интересно.

– Не валяйте дурака, господа! Если существует ответственный за сон, значит, есть и сам сон. Или я не права?

– Железная логика. Вы имеете в виду Нитура?

– Его тоже. Просто надо уметь им пользоваться.

– Сном?

– Ответственным, прежде всего. Он должен работать. По специальности.

– Ах, вот как…

– Именно. Это наш уровень взаимодействия. Другое дело, что сны у него…

– Что такое?

– Ну, ничего подобного с тем, что мы только что видели…

– А вы пригласите нас, и мы совместными усилиями сотворим вам сон. Такой, как вам нравится.

– Я не сторонница групповых снов. И сновидений. И вообще, господа, ваши пошлые намеки утомляют. Я говорю о любви. Разве вы не поняли, чем именно навеян сон этого юноши?

– Нами и навеян, разве нет?

– Да что вы знаете о любви, господа?

– Ну, богиня, кое-что все же знаем.

– Вот именно, кое-что…

– Но кое-кто из нас знает о любви все.

– Кроме одного: кто положил ей конец?

– Ах, Кагуцути, уверяю вас, никто из нас не мог сделать ничего плохого.

– Так никого же кроме нас здесь нет!

– Скажите вы, Нерта. Скажите ему, что вы думаете?

– Любовь – это закон!

– А мне кажется, что она – сон.

– Именно! Кто-то из нас навевает человечеству сон золотой…

– Немиза-Шу!

– Любовь долготерпит, милосердствует и не завидует…

– Да-да, расскажите нам! Особенно о последнем!

– Амимитль, радость моя! Наша любовь никогда не перестанет!

– Хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится! Истинно говоришь!

– Опять вещуете? Перестаньте уж!

(Голоса во Вселенной)

Из сна Лис вывалился, словно из мчавшейся на полном ходу машины, дверца которой не выдержала перегрузок на вираже и распахнулась. Но ему еще повезло, его выбросило прямо в глубокое кожаное кресло, в котором он, как ему помнилось, и был до того, как отправиться в этот странный сон. Он раскрыл глаза, и перед ними нависал потолок – чужое небо чужой квартиры. Лису понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, где он находится.

Итак, он у Леньки дома. Сквозь незакрытое шторами окно в комнату вливался холодный свет самого еще раннего утра. Свет был слабым, он почти полностью поглощался тюлевой занавеской, поэтому в помещении царил густой, едва разбавленный серым мерцанием сумрак.

В прихожей, разрываясь от усердия, звонил телефон. Он звонил и звонил, подпрыгивая, словно это ему самому было жизненно важно докричаться, добиться и почувствовать прикосновение теплой руки. В продолжение сна, и как его отголосок, в голове Лиса витали обрывки совсем другого зова, которые ему хотелось собрать, слепить и прослушать еще раз. Ему тоже казалось важным это сделать, но тот крикун в прихожей заполнил собой всю звуковую вселенную и совершенно не позволял сосредоточиться на чем-то другом.

«Какого черта? – дал волю своему раздражению Вениамин. – Кому там в такую рань понадобилось…» Он вдруг сообразил, что о его здесь нахождении, кроме Нины Филипповны, не знает никто, и что она вряд ли стала бы ему сюда звонить, потому что и телефона не знает, да и просто не зачем. Значит… Значит, что? Звонят Ленчику? Но его ведь здесь нет, следовательно, он может и не отвечать. Имеет полное на то право.

Телефон, захлебнувшись, наконец, смолк, но, как оказалось, ненадолго. Через полминуты он, подскочив вверх на деревянной поверхности, забился в приступе рабочей горячки вновь. Служебного рвения ему, судя по всему, было не занимать.

Веня совершенно точно знал, что делать этого не следует, что никаких хороших новостей для него не будет, а будут, наоборот, нехорошие, но словно какая-то сила все решала и делала за него, хоть и с его пассивным участием. Против воли, как зомби, он поднялся с нагретого кресла и вышел в коридор, к телефону. «Черт, черт, черт!» – повторял он про себя, беря трубку.

В наушнике замерла настороженная тишина. Ощущение было такое, словно тот, кто звонил, кто так долго и настойчиво его добивался, совсем не ожидал, что у него это получится. Веня тоже молчал, выжидая и надеясь, что тот, на другом конце провода, передумает и положит трубку.

Не срослось.

– Веня, Веня, ответь! – разорвал тишину сторожкий Ленькин голос. Странный голос, как показалось Лису, дрожащий и вроде бы испуганный, что для друга его было совсем не характерно. Отвечать совсем не хотелось, но, делать нечего, раз уж взял трубку, надо что-то говорить.

– Ленька, ты что ли? Привет! – Лис попробовал разыграть вариант разговора спросонья, чтобы, в случае чего, сослаться на то, что чего-то не понял. Он даже зевнул пару раз для убедительности. – Ты чего в такую рань звонишь? Что-то случилось?

Но с Ленькой все эти штучки, хитрости и уловки не очень проходят.

– Привет, привет! – просипел простуженно Ленька и сразу взял быка за рога. – Ты что это в моей квартире делаешь? Ты в ней живешь?

– Слушай, да я всего-то одну ночь здесь провел, – стал оправдываться Веня. – Но ты же сам мне ключ дал, чтобы я за ежиками твоими присмотрел? Ты, вообще, как узнал, что я здесь? Ты что, звонил… Ты с Мариной разговаривал?

– Никуда я не звонил и ни с кем не разговаривал! – почему-то выкрикнул Леонид, похоже, он находится в предельно взвинченном состоянии. Нельзя было и предположить, что стало причиной такого его возбуждения. – Но одно дело присматривать за квартирой, а другое – жить в ней.

– Да что же случилось? – пытался добраться до сути Вениамин. – Ты что, приезжаешь? Ты же, вроде, не собирался в ближайшее время…

– Нет, не приезжаю, – Ленька замолчал, надолго, то ли собираясь с мыслями, то ли подбирая слова. – Но если что – приеду! Я знаю все твои обстоятельства! – выпалил он, наконец. – Меня предупредили! Оттяпать мою квартиру у тебя не получится. Можешь не строить на нее планы.

– Оттяпать? – Веня не верил своим ушам. И это говорит его друг? – Погоди, погоди, – стал торопливо объясняться он, – что значит «оттяпать»? Что это вообще за бред такой? Мне не нужна твоя квартира. Мне здесь только пару дней перекантоваться, пока проблемы не разгребу. Кто вообще тебя накрутил? Что тебе наговорили, я ничего не пойму? Я не собираюсь оттяпывать твою квартиру! У меня и мыслей таких не было! Мы старые друзья, как ты можешь так думать?

– Вот и не получится, – стоял на своем Леонид. Он говорил все более резко и хлестко, привычное милое легкое картавленье его куда-то пропало, уступив место жесткому карканью. – Имей в виду, – сказал он, – я уже сообщил куда полагается, так что можешь на мою жилплощадь губы не раскатывать. А можешь немедленно ее освободить. Ключи соседям отдай, соседи присмотрят, я уже договорился…

Это был какой-то бред, словно сон на самом деле не закончился, просто романтика в нем сменилась всплеском абсурда. Веня не мог поверить, что разговаривает с другом, со своим старым другом, с которым в прежние времена не раз попадали в разные, действительно сложные ситуации, и благополучно из которых выходили.

– Ладно, – устал сопротивляться Лис, – будь по-твоему. Но мне нужно еще три дня.

– Немедленно!

– Три дня…

– Сегодня же!

– Я ведь могу ключи и Анне отдать… – решил блефовать Веня.

Ленька снова надолго замолчал.

– Я так и знал, что без твоего участия не обошлось, – сказал он, наконец. – Подлец ты, Лис! Падла!

Это была неправда, к уходу Анны Лис не имел ни малейшего отношения. Но что-то, какая-то злая сила прямо сейчас, в данный момент разрушала их с Ленькой дружбу, и ничего поделать он не мог. Их давние, очень давние отношения, похоже, разваливались прямо на глазах, и склеить их, если и удастся, так не скоро, но такими как прежде, они, вероятно, уже никогда не будут. Все, что он мог в данный момент и в данной ситуации сделать, это выторговать себе пару дней передышки. Время нужно было ему хотя бы для того, чтобы все как следует обдумать и постараться понять, что же происходит. А пока он не понимал ничего. Пока у него было лишь вполне обоснованное подозрение, что все силы этого мира ополчились против него. Но вот почему? Что он им всем сделал? Этого он не знал.

– Три дня, – повторил он свое условие.

– Два, – сыграл на понижение Леонид.

– Три, – оставался тверд Веня.

– Черт с тобой! – вынужденно согласился друг, все еще друг. – Хотя, все это уже не имеет значения. Впрочем, как хочешь, я тебя предупредил… И, чтобы духу!.. – закончил он эмоционально, на высокой ноте, и бросил трубку.

Веня постоял какое-то время, держа телефонную трубку прижатой к груди, слушая, как пробиваются из наушника во внешний мир гудки отбоя. «А денек начинается, похоже, даже веселей, чем вчерашний, – подумалось ему невесело. – Интересно, какие результаты по итогу будут вечером?» Он медленно, почти машинально положил руку на рычаг телефона, отсекая соединение, а потом так же медленно и осторожно вернул трубку на место.

В квартире повисла звенящая тишина, в которой, как обрывки галлюцинаций, плавали, перемешиваясь, клочки секунду назад случившегося разговора, слова, фразы, и множество вопросительных знаков. То есть, сама тишина и звенящее в ней напряжение звучали как вопрос: что это было? Реальность, возникшая вчера из каких-то первоначальных непонятных знаков, странных поступков людей и выпавших из нормальности событий, продолжилась и этим утром. Продолжилась разговором, который не должен был случиться, с человеком, со старым знакомым и другом, который вел себя как совсем незнакомый и не совсем друг. Мягко говоря. Абсурдностью и фантастичностью реальность словно продолжала тот сон, в котором он побывал ночью, и имела все шансы переплюнуть его в этих компонентах. Сон, который Лис помнил на удивление хорошо, со всевозможными деталями, такими, как, например, запах духов Совы, цвет двери мастерской или упругость травы на газоне перед ней, казался ему более реальным и более нормальным, чем утренний разговор с Ленькой. Веня вновь почувствовал себя зверем, загнанным в угол, из которого нет выхода. Горят и приближаются факелы, слепя и обжигая лицо… Или морду? Ну, нет, он не зверь и не даст себя в обиду. Хотя зверь тем более будет бросаться на врагов, и рвать их клыками, пока сможет двигаться. Но он должен что-то придумать. Должен. Правда вот, в голову пока ничего не приходит толкового. Бестолкового – тоже не приходит. Пустота кромешная. Хорошо, хоть есть время подумать, спасибо Ленчику. И привет – Ленчику!

«Сюр какой-то», – подумал Веня. Никакого сюра ему не хотелось, такой текучей, неузнаваемой реальности не хотелось. Уж лучше вернуться в сон. Но, хоть сон и жил в его памяти и в его ощущениях, как реальность, в которой он когда-то на самом деле побывал, вернуться туда ему не удастся. По крайней мере, в ближайшее время. Да и просто заснуть не получится. Теперь уже не получится, он это знал.

Лис зашел в умывальник, там открыл кран и какое-то время ждал, чтобы стекла застоявшаяся в трубах вода. Потом плеснул себе пару пригоршней в лицо и прополоскал рот. Вода, даром, что пошла совсем холодная, пахла ржавчиной и еще чем-то, какой-то рыбой, что ли, и была неприятна на вкус. Очень неприятна. Кривясь и отплевываясь, он отправился на кухню и там проинспектировал все ящики и холодильник. Итог был неутешителен, из продуктов нашлось лишь немного кофе и немного сахара – Леонид перед отбытием своим подчистил все основательно. Этого было мало для жизни, но чтобы начать день хватало вполне.

Он сварил кофе, а потом долго сидел, попивая его маленькими глотками и наблюдая, как незаметно, исподволь, становился прозрачней белый свет за окном. Время словно исчезло, не остановилось, не замерло в ожидании сигнала, чтобы по нему сорваться в свой бешеный галоп, а исчезло, точно не было никогда. Возникло удивительно легкое состояние причастности к вечности, которая-таки точно есть. Вот она, держит за руку и заглядывает в глаза. Мыслей на другие темы не возникало никаких, и слава Богу, без этой шумной и суетной кампании было значительно лучше. Легче, во всяком случае. Но, тем не менее, какая-то работа на одном из уровней его сознания шла, он ощущал ее слабый подспудный гуд, и старался не мешать. Кофе был на удивление хорошим, давно он такого не пробовал. Видимо, Ленька привез его из какого-то очередного своего вояжа. И не поделился, зажал, подлец. Ничего, зато теперь есть возможность отдать ему должное. Им обоим. Отдать и воздать.

Потом он слонялся по квартире, надолго замирал у окна, выглядывая на улицу, включал и тут же выключал телевизор, или же принимался читать и сразу бросал какую-то книгу, кажется, путеводитель из Ленькиных запасов – все тщетно, ничто не могло увлечь его настолько, чтобы отвратить от внутренней работы сознания, которая шла, шла… Он эту работу никак не подталкивал физически, не пытался ее ускорить, да и не смог бы, даже захоти, но поощрял эмоционально, посылая в подсознание едва ощутимые сигналы, что заинтересован в результате, что нужна ему хоть какая-нибудь зацепка, воспользовавшись которой он смог бы продвинуться дальше. Сейчас не имело значения, куда двигаться, важно было просто начать движение, потому что состояние абсолютного непонимания того, что происходит, на фоне ощущение надвигающейся катастрофы убивало. Просто убивало.

Ближе к полудню Лис вдруг почувствовал, что сильно проголодался. Живот как-то резко подвело голодными спазмами, и потом уже не отпускало. Еще бы, ведь он не ел со вчерашнего дня. После варенья Нины Филипповны – ни крошки больше не попало в его рот. Кофе – не в счет. Кстати, Нина Филипповна! Он вспомнил, что вчера она будто бы дала ему денег. Он полез в карман и, действительно, нашел там деньги, аккуратно свернутые конвертиком несколько купюр. Денег было немного, но на тарелку супа хватит, а ему, он это чувствовал, просто необходимо поесть горячего.

Столовая неподалеку от Ленькиного дома, которую он давно заприметил и даже посещал неоднократно, была совершенно без претензий на роскошь, на элитный статус, на индивидуальное отношение к клиентам и прочие подобные завлекалочки. Обычная рабочая столовка с самообслуживанием, где рабочий люд, в основном водители автобусов, дальнобойщики и таксисты, получали за свои небольшие деньги то, что они могли за них получить. Все было честно и, как всегда считал Веня, достойно. Никто еще не отравился, и это главное.

Большая тарелка борща с ложкой сметаны и четыре куска хлеба. Если не хватит, хлеба можно будет взять еще. Аромат, шедший от этого чуда кулинарного искусства, дурманил сознание, а первая, торопливо проглоченная ложка, ввергла Веню в катарсис. Он упоенно внимал и сопереживал процессу сложного превращения борща внутри себя в мощную очищающую и исцеляющую силу, отчего испытывал самые возвышенные чувства. Именно так, возвышенные. Раз уж человеку приходится поглощать столько органики, почему же не испытывать от этого процесса удовольствие и, да, восторг, почему нет? Веня прикрывал глаза и блаженствовал над каждой ложкой борща, ни в коем случае не поспешая. Куда спешить? Хлеб тоже был на высоте, с хрустящей корочкой и ароматной пропеченной мякотью. Он тщательным образом разжевывал каждый его кусочек и глотал не раньше, чем оба, и хлеб, и он сам, были к этому готовы.

Но ничто прекрасное не длится вечно. Возле стола, за которым блаженствовал Вениамин, словно из воздуха вдруг нарисовался гражданин преклонных уже лет и, судя по всему, в весьма стесненных обстоятельствах, и дрожащей рукой потянулся к последнему, оставшемуся на тарелке куску хлеба. «На принципах взаимообразности», – сказал он, дребезжа всем своим речевым аппаратом, и, не дожидаясь разрешения, схватил тот кусок цепкой, как оказалось, лапкой. И тут же затолкал хлеб в прокуренную и опаленную щель в сивой бороде, два раза жевнул и проглотил, практически без натуги. Веня смотрел на старика с изумлением. Такого профессионального глотателя хлеба он еще не встречал. А тот, довольный произведенным эффектом и, конечно же, достигнутым результатом, учтиво поклонился, сказал: «Премного!» – и был таков. Веня усмехнулся. «Что тут поделаешь, – подумал он, – живешь сам, дай жить другим. Ешь сам, поделись с тем, кто тоже голоден. Таков принцип…» И тут его осенило. Не то, чтобы все стало ясно, но он кое-что вспомнил. За последнюю минуту дважды прозвучало одно слово, которое несло вполне определенную смысловую нагрузку, и не было больше нужды ждать дополнительного намека, это слово само и было подсказкой. В голове его, заискрив, замкнулись контакты, и на внутренний экран сознания тут же вывелись результаты подспудной работы. Результаты, безусловно, промежуточные, заключались в этом одном слове, но что за ним стояло, что оно значило для него – было пока совершенно не ясно. Однако это все же было уже кое-что, указывало направление и открывало возможность думать целенаправленно.

Выйдя из столовой, Веня в небольшом гастрономе на оставшиеся деньги купил батон и бутылку кефира, после чего медленно, словно засыпая на ходу, вернулся в Ленькину квартиру. Теперь ему было чем заняться, главное, чтобы никто не мешал.

Седьмой принцип. Роман

Подняться наверх