Читать книгу Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера - Генри Райдер Хаггард - Страница 17

Воины понго с криком бросились на нас. Один упал навзничь и не поднялся: его убил стремительный удар копья Мавово. Но с нами быстро справились, через полминуты нас шестерых (вернее, семерых, включая Калуби) схватили, обезоружили и швырнули в лодку. Туда же прыгнули несколько воинов под предводительством Комбы-рулевого. Лодка тотчас отчалила от свайного трона Мотомбо и через бухточку направилась в протоку, дельту, или как там называются воды, отделявшие скалу с пещерой от подножия горы.

Когда мы выплывали из пещеры, Мотомбо, беспокойно вертевшийся на своем месте, закричал Комбе:

– О будущий Калуби! Отвези бывшего Калуби и троих белых людей с их слугами к опушке леса, к Дому богов, и оставь их там. Потом возвращайся в город Рика. Когда все закончится, я призову тебя.

Комба склонил свою красивую голову. По его знаку двое воинов взялись за весла – больше гребцов не требовалось, – и лодка медленно поплыла через заводь. Первым делом я отметил чернильный цвет воды, что, вероятно, объяснялось глубиной и тенью, отбрасываемой скалой с одной стороны и высокими деревьями с другой. Кроме того, я заметил на берегах крокодилов, лежавших, словно бревна. Надо сказать, в трудные моменты я не терял головы, напротив, все мои чувства обострялись, и мне сразу бросились в глаза обломанные сучья, торчавшие из воды в месте сужения протоки: большие деревья упали туда или их специально повалили. В памяти всплыл рассказ Бабембы, которому удалось бежать отсюда на лодке, и я подумал, что теперь это возможно разве только в большое половодье.

Через пару минут мы достигли подножия горы, удаленной от пещеры всего на двести ярдов, как я уже упоминал. Лодка ткнулась носом в берег, спугнув больших крокодилов, которые с сердитым плеском исчезли под водой.

– Высаживайтесь, белые господа, высаживайтесь! – сказал Комба с крайней учтивостью. – Идите скорее, бог, вне сомнения, ждет вас. Больше мы не свидимся, так что прощайте. Вы мудры, а я глуп, но выслушайте мой совет и помяните его, если когда-нибудь вернетесь в мир живых. Держитесь поближе к своему богу, если у вас таковой есть, и не вмешивайтесь в дела высших сил, которым поклоняются другие народы. Еще раз прощайте!

Совет отличный, но в ту секунду меня переполняла ненависть к этому сверхчеловеку Комбе. Если бы злые помыслы убивали, мы впрямь попрощались бы навечно.

Держа для острастки копья наперевес, понго высадили нас на илистый берег. Первым выбрался Брат Джон. Его улыбка, учитывая обстоятельства, казалась мне неуместной, хотя он, разумеется, лучше знал, когда можно улыбаться. Калуби вышел последним. Так сильно он страшился этого зловещего места, что преемник Комба едва ли не вытолкнул его на берег. Впрочем, на суше Калуби немного осмелел, обернулся и сказал Комбе:

– Помни, о Калуби, что однажды моя участь постигнет тебя. Жрецы скоро надоедают богу. Через год-другой ты неизбежно последуешь за мной!

– Тогда, о бывший Калуби, попроси за меня бога, чтобы это случилось попозже, – насмешливо ответил Комба, отталкивая лодку от берега. – Попроси его, когда твои кости затрещат в его объятиях!

Глядя на удалявшуюся лодку, я вспомнил картинку из старой латинской книжки моего отца. Там изображались души умерших, перевозимые Хароном через реку Стикс. Сцена, которую мы наблюдали, очень напоминала ту картинку. Вот ладья Харона, плывущая по ужасному Стиксу. Огни покинутого нами мира мерцают на том берегу, а мы стоим на этом, мрачном и зловещем, ожидая гибели от зубов или когтей неведомой твари, под стать чудищам Аида… Ох, точным же получилось сравнение! Но что, по-вашему, брякнул этот несносный юнец, Стивен?

– Наконец-то мы попали сюда, старина! – воскликнул он. – И можно сказать, отделались легким испугом. Вот так удача! Вот так радость! Гип-гип ура!

Он плясал на топком берегу, подбрасывал свой шлем и ликовал.

Я обжег, точнее, постарался обжечь его взглядом и процедил:

– Сумасшедший!

«Удача!» «Радость!» Хорошо, что порой безумие человека проявляется в веселости. Я повернулся к вождю и спросил, где может находиться пресловутый местный бог.

– Всюду, – ответил Калуби, дрожащей рукой указывая на бескрайний лес. – Может, за этим деревом, может, за тем, может, далеко отсюда. Мы узнаем это до наступления утра.

– Что же ты намерен делать? – зло осведомился я.

– Умереть, – ответил Калуби.

– Послушай, глупец! – воскликнул я. – Умирай, если хочешь, а мы не желаем. Отведи нас туда, где можно спастись от вашего Белого дьявола.

– От него нет спасения, особенно в его собственном доме, – Калуби покачал своей глупой головой и продолжил: – Как спастись, если отсюда не выбраться и даже на дерево не влезть?

Я понял, что он прав, глянув на высоченные стволы без единого сука; верхушки покачивались над головой футах в пятидесяти-шестидесяти. Тем более не исключено, что бог лазает по деревьям лучше нас. Калуби нерешительно зашагал прочь от берега, и я спросил, куда он направляется.

– На кладбище, – ответил он. – Там вместе с костями лежат копья.

Я принял это к сведению (если из оружия имеются лишь складные ножи, копьями не пренебрегают) и велел Калуби вести нас туда. Через минуту мы уже поднимались по склону. Царившие в страшном лесу сумерки напоминали лондонский туман.

Шагов через триста-четыреста чаща расступилась. Исполинские деревья лежали на земле – должно быть, рухнули от старости, а молодые еще не выросли. На поляне стояли ряды саркофагов из прочного железного дерева, и на каждом возлежал проломленный гниющий череп.

– Бывшие Калуби, – пояснил наш проводник. – Смотрите, Комба мне место приготовил! – Он указал на новый гроб с открытой крышкой.

– Какой заботливый! – похвалил я. – Но покажи нам, где копья, пока совсем не стемнело.

Калуби приблизился к одному из саркофагов, который явно стоял здесь с недавних пор, и сказал, чтобы мы подняли крышку, а то ему страшно.

Я отодвинул ее в сторону. В саркофаг были уложены кости, и каждую, за исключением черепа, во что-то завернули. Тут же оказалось несколько горшков, наполненных, по-видимому, золотым песком, и два прекрасных копья с медным нержавеющим наконечником. Мы открыли несколько гробов и извлекли еще несколько копий, положенных туда для того, чтобы покойник мог пользоваться оружием по пути в царство теней. Древки в большинстве своем подгнили от сырости, но, к счастью, у наконечников имелись медные гнезда, трубки длиною около трех футов, что давало возможность пользоваться ими даже без древка.

– Плохое оружие для борьбы с дьяволом! – посетовал я.

– Да, баас, неважное, – весело ответил Ханс, – но у меня есть кое-что получше!

Не я один – все посмотрели на него с изумлением.

– О чем ты, Пятнистая змея? – спросил Мавово.

– О чем ты, сын сотни идиотов? Разве сейчас время шутить? Довольно с нас и одного весельчака! – сказал я, кивнув на Стивена.

– О чем я, баас? Разве баасу неизвестно, что при мне маленькое ружье Интомби, то самое, из которого баас стрелял по грифам около крааля Дингаана? Я ничего не говорил, потому что думал, что баас знает об этом, а если нет, то и не надо, ведь мерзкие понго могли случайно услышать о нем от бааса, и тогда…

– Он помешался, – перебил Ханса Брат Джон, хлопая себя по лбу, – совсем помешался, бедняга! Неудивительно при столь удручающих обстоятельствах!

Я мысленно согласился с Братом Джоном и снова посмотрел на Ханса. Однако тот казался не сумасшедшим, а… еще хитрее обычного.

– Ханс, говори, где ружье, не то собью с ног и велю Мавово тебя высечь! – пригрозил я.

– Где это ружье, баас? Да разве баас не видит, что оно перед глазами бааса?

– Вы правы, Джон, бедняга не в себе, – вздохнул я.

Стивен подбежал к Хансу и хорошенько его встряхнул.

– Не трясите меня, баас! – запротестовал Ханс. – Не то ружье сломаете!

Крайне изумленный, Стивен его отпустил.

Тогда Ханс сделал что-то с верхним концом своей бамбуковой палки, осторожно перевернул ее, и из нее выскользнул… ствол ружья, тщательно обмотанный промасленной ветошью. Дуло было заткнуто паклей. Я чуть не расцеловал Ханса! Да, от радости я хотел расцеловать грязного, скверно пахнущего старого готтентота!

– А ложе? – спросил я, едва дыша. – Без него ствол бесполезен.

– Ох, неужели баас думает, что я, много лет владеющий оружием, не знаю, что у него должно быть ложе?

Ханс снял с плеч узел и достал из него большую связку желтого табака, которая заинтриговала нас с Комбой на берегу озера перед отплытием в страну понго. Он разорвал эту связку и вынул из нее ружейное ложе, тщательно вычищенное и заряженное, с опущенным ударником, под который был подложен клочок пакли, чтобы предотвратить случайный выстрел от сотрясения.

– Ты герой, Ханс! – воскликнул я. – Тебе цены нет!

– Да, баас. Хотя до сих пор баас мне так не говорил. Я решил, что мне на этот раз не следует засыпать перед лицом смерти. Ну, кому теперь спать на кровати, которую прислал мне Бауси? – спросил он, собирая ружье. – Пожалуй, тебе, о большой глупый Мавово. Ты ружья не принес. Настоящий колдун загодя выслал бы сюда ружья, чтобы они нас здесь ждали. Будешь теперь надо мной смеяться, ты, зулусский болван?

– Нет, – искренне ответил Мавово. – Я воздам тебе сибонгу – благодарность. Я сложу для тебя похвальное имя, о мудрая Пятнистая змея.

– Однако я не вполне герой, – продолжал Ханс, – и похвалы заслуживаю только наполовину. Пороха и пуль у меня в кармане много, а пистоны вывалились в дыру в жилете. Баас помнит, как я говорил ему о потерянных оберегах? Но три пистона осталось, нет, четыре: один в ружье. Ну вот, баас, Интомби готово и заряжено. Теперь, когда явится Белый дьявол, баас прострелит ему глаз со ста ярдов, как он умеет, и отправит нечистого в ад к другим чертям. Предикант, отец бааса, очень обрадуется!

Самодовольно улыбаясь, Ханс взвел курок и передал мне готовое к стрельбе ружье.

– Благодарение Богу, научившему этого бедного готтентота, как спасти нас! – торжественно произнес Брат Джон.

– Нет, баас Джон. Меня научил этому не Бог. Я сам додумался. Эх, темнеет уже. Не развести ли нам огонь? – И, забыв о ружье, Ханс начал искать растопку.

– Ханс, если мы спасемся, я дам тебе пятьсот фунтов, – пообещал Стивен. – Ну, или мой отец даст, суть-то одна.

– Спасибо, баас, спасибо, но сейчас мне больше всего хотелось бы капельку бренди. Что-то растопки не найти…

Действительно, развести костер было нечем. Возле кладбища лежало несколько бревен, но слишком больших – ни с места сдвинуть, ни разрубить. Да и отсырели они настолько, что не подожжешь.

Сумерки сгущались, но вскоре взошла луна, свет которой разбавлял мрак. Вот только небо заволокло тучами, которые часто ее скрывали, да еще огромные деревья буквально впитывали свет. Мы уселись в центре кладбища поплотнее друг к другу, развернули одеяла, чтобы защитить себя от холода и сырости, и подкрепились сушеным мясом и жареной кукурузой из мешка, который, к счастью, остался у Джерри на плечах, когда нас заталкивали в лодку. Кроме того, у меня сохранилась фляга с бренди.

Вскоре после этого из лесной дали донесся ужасный рев, а за ним мерный, ритмичный звук. Ничего подобного никто из нас прежде не слышал: львы и другие звери так не ревут.

– Что это? – спросил я.

– Бог, – простонал Калуби, – бог, молящийся луне, вместе с которой он встает.

Я промолчал, думая о том, что в распоряжении у нас лишь четыре выстрела. Ни один из них не следовало тратить понапрасну. Ох, зачем Ханс надел старый жилет вместо нового, подаренного мной в Дурбане?!

Рев прекратился, и Брат Джон начал расспрашивать Калуби, где живет Мать Священного цветка.

– Господин, – рассеянно ответил он, – она живет к востоку отсюда. Надо взобраться на гору по тропинке, отмеченной зарубками на деревьях, и миновать Сад бога. На вершине есть водоем с островом посредине. В прибрежных кустах спрятана лодка, на которой можно переправиться на остров. Там живет Мать Священного цветка.

Брат Джон, по-видимому, не удовлетворился пояснениями Калуби и попросил, чтобы утром тот показал нам тропинку.

– Не думаю, что мне суждено показать ее вам, – простонал несчастный, и в тот самый момент Белый дьявол снова заревел, на сей раз куда ближе.

Нервы у Калуби сдали окончательно. Бедняга понял, что Брат Джон – жрец неведомого ему культа, и, подгоняемый дурным предчувствием, стал выспрашивать его о том, есть ли жизнь после смерти.

Брат Джон, миссионер по призванию, постарался его утешить, а бог-обезьяна, подобравшийся к нам вплотную, будто бы заколотил в большой барабан. Теперь он не ревел, а только барабанил. По крайней мере, так нам казалось, судя по звукам. В жутком лесу, среди саркофагов с черепами, этот грохот угнетал не на шутку, доложу я вам.

Барабанный бой стих, и Брат Джон, взяв себя в руки, продолжил благочестивые речи. Тут плотная туча закрыла луну, и стало еще темнее. В тот момент Брат Джон объяснял вождю, что он не Калуби, а бессмертная душа, однако понял ли тот слова миссионера? Внезапно страшная, чернее ночи тень – других слов мне не подобрать – метнулась к нам с дальнего конца поляны. Секундой позже в нескольких футах от меня раздался шум потасовки, потом прозвучали сдавленные крики, и ужасная тень скользнула прочь.

– В чем дело? – спросил я.

– Зажгите спичку, – велел Брат Джон, – кажется, что-то стряслось.

Я чиркнул спичкой, которая в неподвижном воздухе загорелась отлично. При ее свете я увидел лица спутников, искаженные тревогой и страхом. Затем Калуби поднялся. Он махал правой рукой, превратившейся в окровавленный обрубок без кисти.

– Бог явился ко мне и отнял руку! – горестно простонал он.

Никто не проронил ни слова: слова были бессильны. Зажигая спички, чтобы разогнать мрак, мы кое-как перевязали несчастного, потом снова сбились в кучу и стали ждать, что будет дальше.

На луну снова наползло облако, тьма сгустилась, и воцарилась тишина – глубокая тишина ночного тропического леса, нарушаемая только нашим учащенным дыханием, жужжанием москитов, далеким плеском воды – это ныряли крокодилы – и тихими стонами раненого.

Примерно через полчаса к нам опять метнулась черная тень – так щука бросается на мелкую рыбешку. На сей раз шум борьбы послышался слева от меня, где сидели Ханс и Калуби, а за ним – протяжный вопль.

– Вождь понго исчез! – шепнул Ханс. – Его как ветром сдуло, только в земле вмятина осталась.

Вдруг луна выглянула из-за туч, и в ее бледном свете, ярдах в тридцати, на полпути от того места, где мы сидели, до края поляны, я увидел… ох, что я увидел! Дьявола, пожирающего грешную душу, – по крайней мере, мне так показалось. Огромное темно-серое существо, до абсурдного похожее на человека, стиснуло худое тело Калуби. Голова несчастного исчезла в пасти чудища, темные лапы раздирали его на куски. Похоже, Калуби уже умер, хотя его ноги, висевшие над землей, слабо шевелились.

Я вскочил, поднял ружье со взведенным курком и пальнул зверю в голову, почти наудачу, не целясь, хотя видел ее довольно отчетливо. Выстрел грянул не сразу: либо порох, либо пистоны отсырели во время путешествия. Однако мигом ранее черный дьявол – иначе это чудовище не назовешь – увидел меня, а может, заметил блеск ружейного ствола. Он отшвырнул Калуби и, словно предчувствуя беду, вскинул длиннющую, толщиной в человеческое бедро, правую лапу в попытке прикрыть голову.

Ружье выстрелило, и, судя по звуку, пуля попала в цель. Вспышка озарила безжизненно упавшую лапищу, и лес наполнился жуткими воплями, в которых слышалась жалоба.

– Вы попали в него, баас! – объявил Ханс. – Этот бог не призрак, призраки не знают боли. А он скулит, значит жив-живехонек.

– Сядьте плотнее друг к другу! – велел я. – Копья держите перед собой, пока я перезаряжаю ружье.

Я опасался, что чудовище на нас бросится, но, как выяснилось, напрасно. До конца той ужасной ночи мы его не видели и не слышали. Была надежда, что обезьяна ранена смертельно и уже издохла.

Рассвет забрезжил, как мне показалось, через несколько недель, и осветил нас, перепуганных и дрожащих среди серого тумана. Точнее, дрожали все, кроме Стивена, который сладко спал, прильнув к плечу Мавово. С такой невозмутимостью, с такими железными нервами он и трубный глас архангела проспит! По крайней мере, в этом я с возмущением заверил Стивена, когда после наших немалых усилий он наконец очнулся от неприлично крепкого сна.

– Главное – результат, – парировал Стивен. – Я свеж как майская роза, а вы, Аллан, выглядите так, словно всю ночь кутили. Калуби уже нашли?

Искать несчастного вождя мы отправились, едва рассеялся туман… Не желаю описывать то, что мы обнаружили. Инцидент с пастушком доказал, что погибший Калуби был человеком жестоким, но я искренне его жалел и надеялся, что он больше не страдает.

Мы положили его изуродованные останки в саркофаг, заботливо приготовленный Комбой для этого неизбежного конца, и Брат Джон прочел над ним молитву. Потом, после небольшого совета, мы, унылые и подавленные, стали искать дорогу к обители Матери Священного цветка. Поначалу трудностей не возникло: от поляны вверх по склону тянулась узенькая, но хорошо видная тропка. Однако беды ждали нас впереди. По мере подъема лес становился все гуще. Лиан в нем росло немного, но вершины деревьев почти смыкались у нас над головой и загораживали небо, превращая день в ночь. Невеселое получилось путешествие! Бледные, испуганные, мы крались от ствола к стволу, высматривая зарубки-указатели, и разговаривали только шепотом, дабы не привлечь внимание ужасной обезьяны. Через пару миль мы поняли, что старались напрасно: этот дьявол нас заметил. Он двигался параллельно нам, огромная серая фигура то и дело мелькала среди деревьев. Ханс хотел, чтобы я выстрелил, но я не решался, понимая, что шансы попасть в цель невелики. В запасе имелось лишь три выстрела, точнее, три пистона, которые следовало беречь.

Мы остановились, чтобы посоветоваться, и в конце концов решили, что идти вперед не опаснее, чем стоять на месте или возвращаться на поляну. И отправились дальше, держась поближе друг к другу. Мне, как единственному обладателю ружья, оказали честь возглавить процессию, чему я совершенно не обрадовался.

Через полмили мы услышали звук, напоминающий бой барабана: вероятно, огромная обезьяна колотила себя в грудь. Впрочем, удары сыпались не так часто, как накануне ночью.

– Ха! – воскликнул Ханс. – Теперь дьявол отбивает дробь только одной палкой. Другую сломала пуля бааса!

Вскоре зверь заревел так близко от нас и так громко, что задрожал воздух.

– Не знаю, как насчет палки, а барабан-то цел, – отметил я.

Мы прошли еще ярдов сто, после чего разыгралась настоящая трагедия. Мы добрались до упавшего дерева. Здесь в кронах открывался просвет, и я до сих пор ясно помню это место. Тут лежал огромный ствол, покрытый серым мхом, вокруг рос крупный папоротник рода адиантум. С нашей стороны оказалась полянка футов в сорок шириной, куда свет падал отвесно, словно через дымоход в хижине. За поваленным деревом я сперва увидел глаза, горящие красным огнем, и почти в то же мгновение – обезьянью башку среди светло-зеленых листьев папоротника. Воистину дьявол во плоти: белесая морда, низко нависшие брови, большие желтые клыки!

Прежде чем я поднял ружье, чудовище с ужасным ревом бросилось на нас. Раз – огромная серая фигура возникла на поваленном дереве. Два – пронеслась мимо меня, держась прямо, как человек, лишь голову наклонила вперед. Передняя лапа бессильно болталась вдоль туловища. Три – раздался испуганный вопль, и я обернулся. Обезьяна схватила несчастного мазиту, шедшего предпоследним в колонне, которую замыкал Мавово. Она поволокла Джерри прочь, здоровой лапой прижимая его к груди. Джерри, взрослый, склонный к полноте мужчина, казался в ее объятиях ребенком – пусть мой читатель представит себе размеры обезьяны. Несомненно, это была горилла.

Бесстрашный, как бык, Мавово кинулся на чудовище и вонзил ему в бок медное копье. Все налетели на врага, словно бешеные. Все, кроме меня, ибо я – благодарение Богу! – знал более верное средство. Через три секунды на поляне кипела отчаянная борьба. Брат Джон, Стивен, Мавово и Ханс кололи копьями гориллу, для которой их удары были что булавочные уколы. К счастью, обезьяна не выпускала Джерри и в ответ на тычки могла лишь огрызаться. Верхняя часть тела у горилл куда массивнее нижней, и подними она заднюю лапу, чтобы схватить нападающего, неизбежно потеряла бы равновесие и упала.

Наконец обезьяна, по-видимому, сообразила, что Джерри ей мешает, и швырнула его в Брата Джона и Ханса. Те покатились наземь. Потом она прыгнула на Мавово, который предвидел это и выставил копье, так что горилла, пытаясь его схватить, напоролась на медный наконечник. От боли она откинула лапу, невзначай сбив с ног Стивена, и занесла ее над Мавово, чтобы раздавить его, – наверное, так гориллы расправляются с жертвами.

Теперь между мной и обезьяной не было никого, поэтому я, собравшись с духом, прицелился в ее огромную голову и спустил курок.

Вот он, долгожданный шанс! До того момента я не решался стрелять, боясь убить кого-нибудь из спутников. Теперь между мной и обезьяной не было никого, поэтому я, собравшись с духом, прицелился в ее огромную голову и спустил курок. Сквозь рассеивающийся дым я увидел, как обезьяна застыла, словно задумавшись, потом вскинула здоровую лапу, закатила свирепые глаза и, издав жалобный вой, пала мертвой. Пуля пробила ей башку за ухом и застряла в мозгу.

Лесная тишь накрыла нас, долгое время мы со спутниками молчали. Потом откуда-то из мха послышался тоненький голосок: примерно так свистит воздух, выпускаемый из резиновой подушки.

– Прекрасный выстрел, баас! – пропищал он. – Не хуже того, которым баас убил вожака стервятников у крааля Дингаана. Сейчас и положение наше тяжелее прежнего. И если баас стащит с меня бога, я скажу баасу спасибо.

Последние слова я едва расслышал, ведь Ханс лишился чувств. Он лежал под трупом огромной гориллы, из-под лапищи едва виднелись рот и нос бедняги. Если бы не мягкий мох, Ханс бы не уцелел.

Мы кое-как оттащили мертвую обезьяну и влили Хансу в горло немного бренди, которое произвело удивительное действие: менее чем через минуту готтентот приподнялся, хватая воздух ртом, словно рыба на берегу, и попросил добавки.

Я поручил Ханса заботам Брата Джона, побежал к Джерри и с первого взгляда понял: он мертв. Бедняга напоминал кролика, побывавшего в объятиях удава. Потом Брат Джон объяснил, что чудище сломало Джерри обе руки, все ребра и даже позвоночник.

Почему горилла, миновав нас, излила свой гнев именно на Джерри, который шел предпоследним? Возможно, потому, что накануне ночью бедняга был рядом с Калуби, пропитался его запахом, вот обезьяна и отождествила его с человеком, которого ненавидела. Вообще-то, с другой стороны от Калуби сидел Ханс, но либо к готтентоту не пристал запах понго, либо горилла хотела расправиться с ним после Джерри.

Бедный мазиту в помощи уже не нуждался, а вот остальные мои спутники – хвала Небесам! – отделались синяками, а Стивен еще и порванной одеждой. Мы решили осмотреть мертвого «бога». Тварь оказалась воистину ужасной.

Точные размеры и вес ее мы не установили, но столь огромных обезьян (если считать гориллу обезьяной) я прежде не видел и не слышал об их существовании. Лишь впятером удалось сдвинуть громадное тело и освободить потерявшего сознание Ханса, не меньше народу понадобилось и для того, чтобы освежевать чудовище. В жизни не поверил бы, что животное не более семи футов в длину окажется таким тяжелым. Несомненно, обезьяна была очень старой. Длинные желтые клыки наполовину стерлись, глаза ввалились, шерсть на голове, некогда бурая или рыжеватая, поседела, да и на груди была не черной, как обычно у молодых горилл, а серой. Точно не скажешь, но легко верилось в слова Мотомбо, что богу понго две сотни лет.

Освежевать гориллу предложил Стивен, и я согласился. Маловероятно, что мы вывезем из страны понго этакую редкость, но не бросать же ее здесь! Брат Джон ворчал, что мы напрасно теряем время, однако я считал необходимым отдохнуть после всех тревог и особенно после битвы со священным чудовищем. Мы взялись за дело и через час с лишним содрали шкуру такой толщины, что медные копья едва смогли ее оцарапать. Моя пуля угодила обезьяне в левую лапу и обездвижила ее, что было весьма кстати. В противном случае зверюга навредила бы нам куда больше. Нам также повезло, что здоровой лапой обезьяна удерживала злосчастного Джерри и никого не цапнула своими жуткими клыками, перекусившими кисть Калуби, словно травинку.

Шкуру мы содрали – только на лапах не тронули – и растянули на колышках сырой стороной вверх, чтобы высушить на солнце. Потом, похоронив бедного Джерри в полом стволе огромного упавшего дерева, мы вытерлись влажным мхом и подкрепились остатками еды.

После этого наша команда снова пустилась в путь – теперь в значительно лучшем настроении. Джерри погиб, но погиб и бог понго, а мы остались целы и почти невредимы. Больше никогда не будут вожди племени понго трепетать перед ужасным божеством, которое рано или поздно становилось их палачом! Пара владык, может, из страха и совершили самоубийство, но остальные наверняка погибли от рук или зубов свирепого божества.

Эх, узнать бы историю той гориллы! Неужели Мотомбо прав и обезьяна вместе с племенем пришла сюда с прародины понго в Западной или Центральной Африке? А может, чудище привели силой? Я не могу ответить на эти вопросы, но замечу, что никто из мазиту и других туземцев не слышал о существовании горилл в этой части Африки. Если горилла местная, то либо одиночка, либо изгнанница, – во всяком случае, такая судьба бывает у слонов, которые с возрастом впадают в бешенство.

Вот и все, что я могу сказать об этом звере, хотя у понго, конечно, имелась собственная легенда. Согласно ей, злой дух, обитавший в теле вождя, в стародавние времена вселился в убившую его обезьяну. Всех Калуби и множество других обреченных она лишала жизни, чтобы «насытиться человеческим духом» и тем самым избегнуть разрушительного действия времени. Эту легенду упоминал Мотомбо, о ней же впоследствии подробно рассказывал Бабемба. Но если свирепое божество и обладало сверхъестественными способностями, они не уберегли его от пули из ружья Парди[32].

Недалеко от поваленного дерева находилась поляна, которую называли Садом бога. Несчастные Калуби дважды в год засевали его «священными семенами». Большой, площадью несколько акров, участок возделанной земли лежал на горном склоне и орошался ручьем. Здесь в плотном кольце банановых деревьев росли кукуруза и другие злаки. Судя по многим признакам, бог понго приходил сюда подкрепиться. Сад казался ухоженным, сорняки почти отсутствовали. Сперва я удивился этому, но потом вспомнил слова Калуби: садом занимаются служанки Матери Цветка, альбиноски либо немые.

Мы пересекли поляну и быстро зашагали в гору по хорошо утоптанной тропинке. Стало ясно, что мы приближаемся к потухшему кратеру. От волнения мы не могли говорить, а Брат Джон, несмотря на свою больную ногу, спешил так, что мы не поспевали за ним. Он первым достиг кратера, Стивен следом. Вдруг Брат Джон осел на землю, словно ему стало дурно, а Стивен, очевидно потрясенный зрелищем, воздел руки.

Я бросился к ним, и моему взору открылась дивная картина: крутой безлесный склон длиной около полумили спускался к берегу красивого озера площадью акров двести – как позднее выяснилось, бездонного. Посреди водной глади лежал остров площадью двадцать пять или тридцать акров; землю там, очевидно, обрабатывали, так как были видны нивы, плодовые деревья, пальмы; среди них стоял аккуратный домик с верандой и тростниковой изгородью, чуть поодаль – туземные хижины. Небольшой участок перед хижинами обнесли высокой стеной, поверх которой на шестах закрепили циновки, по-видимому защищавшие от ветра или от солнца.

– Держу пари, там растет Священный цветок! – взволнованно воскликнул Стивен. Он только о проклятой орхидее и думал! – Смотрите, циновки повесили на солнечной стороне, чтобы защитить его от палящих лучей, а пальмы посадили, чтобы создать тень…

– Там живет Мать Цветка, – прошептал Брат Джон, указывая на дом. – Кто она? Кто? Вдруг я ошибаюсь?.. Не дай бог, иначе я не перенесу этого.

– Так давайте выясним! – предложил я.

Через пять минут стремительного спуска мы, потные и запыхавшиеся, начали искать в камыше и прибрежных кустах лодку, о которой говорил Калуби. А если лодки нет? Как мы попадем на остров? Вдруг зоркий Ханс что-то заметил. Он кинулся влево, поднял руку и засвистел. Мы побежали к нему.

– Лодка здесь, баас, – объявил он, указывая на заливчик, заросший кустарником и густым камышом.

Мы раздвинули камыши и действительно нашли в них несколько пар весел и лодку, которая могла вместить двенадцать-четырнадцать человек.

Через две минуты мы отчалили и вскоре благополучно достигли острова, где отыскали маленькую пристань на сваях. Потом привязали лодку (точнее, это сделал я, ведь никто больше об этом не подумал) и направились к дому по тропинке через возделанные поля. На случай внезапного нападения я настоял, что пойду первым с ружьем наготове. Тишина и полное отсутствие признаков жизни казались подозрительными: неужели местные не видели, как мы переправляемся через озеро?

Впоследствии я узнал, почему остров казался необитаемым. Получилось так по двум причинам: во-первых, стоял жаркий полдень и бедные служанки удалились в хижины, чтобы поесть и отдохнуть; во-вторых, охранница лодку заметила, но решила, что это Калуби едет к Матери Цветка, и по традиции увела товарок. Редкие встречи вождя и жрицы носили религиозный характер, поэтому свидетели исключались.

Сначала мы подошли к огороженному участку, обсаженному пальмами и защищенному от солнца циновками. Стивен резво вскарабкался на плетень и вытянул шею. Через секунду он уже сидел на земле, спустившись быстрее перепуганной мартышки.

– Боже мой! Боже мой! – восклицал он.

Большего я от него не добился, хотя, признаюсь, не очень усердствовал.

Шагах в пяти от того участка высилась другая тростниковая изгородь – вокруг дома. В ней имелась калитка, тоже из тростника, и она была приоткрыта. Мне послышался незнакомый голос, я подкрался и осторожно заглянул внутрь. Футах в четырех-пяти от калитки была веранда, из нее дверь вела в комнату, где стоял стол, должно быть обеденный.

На полу веранды, устланном циновками, стояли на коленях две белые женщины в белоснежных одеждах с пурпурной бахромой. На них были браслеты и другие украшения из туземного червонного золота. Одной, крепкой и голубоглазой, с длинными светлыми волосами, я дал бы лет сорок, другой, высокой сероглазой шатенке, лет двадцать. Нельзя было не отметить редкую красоту этой девушки. Старшая из женщин молилась, младшая внимала ей, безучастно глядя в небо.

– Господи, сжалься над нами, бедными пленницами! Ниспошли нам освобождение из плена в этом диком краю. Мы возносим благодарность Тебе, много лет хранящего нас целыми и невредимыми, уповаем на милость Твою, ибо одному Тебе по силам помочь нам. Господи, пусть наш дорогой муж и отец будет жив и здоров, пусть в один благословенный час мы с ним воссоединимся. А коли мертв он и на земле нам не свидеться, пусть умрем мы и встретимся на небесах Твоих, – молилась старшая чистым твердым голосом, а на щеках у нее блестели слезы. – Аминь, – наконец произнесла она.

– Аминь, – повторила девушка со странным акцентом.

Я обернулся и посмотрел на Брата Джона: он тоже слышал молитву и пребывал в глубочайшем потрясении. Он не мог ни шевельнуться, ни слова вымолвить, и, пожалуй, это к лучшему.

– Удерживайте его, а я поговорю с этими дамами! – шепнул я Стивену и Мавово, потом передал ружье Хансу, снял шляпу, прошел за ворота и кашлянул, чтобы привлечь внимание дам.

Обе женщины поднялись с колен и смотрели на меня как на призрака.

– Леди, прошу вас, не пугайтесь! – начал я с поклоном. – Господь Всемогущий услышал ваши молитвы. Я из отряда белых людей, которым, пусть не без труда, удалось сюда добраться. Вы позволите нам посетить ваше жилище?

Во взгляде обеих женщин по-прежнему читалось изумление. Потом старшая сказала:

– Я Мать Священного цветка. Чужестранец, говорящий со мной, обречен на смерть. Если ты человек, то как сумел добраться сюда живым?

– История длинная, – весело ответил я. – Можно нам войти? Рисковать мы привыкли и очень надеемся быть вам полезными. Замечу, что в отряде трое белых, два англичанина и американец.

– Американец? – изумленно повторила старшая женщина. – Как его зовут, как он выглядит?

– Ох! – в замешательстве воскликнул я, ибо нервы у меня сдавали. – Он в возрасте, с белой бородой… В общем, похож на Санта-Клауса, а зовут его… – Полное имя я называть не решался. – Джоном… Братом Джоном. Между ним и вашей спутницей мне видится некоторое сходство…

Я испугался, что моя новость убьет даму, и проклинал свою неловкость. Чтобы не упасть, бедняжка ухватилась за девушку. Увы, та оказалась ненадежной опорой, ибо сама едва держалась на ногах. Смысл моих слов она поняла, хотя, может, и не полностью. Не забывайте, что белых мужчин та девушка прежде не видала.

– Прошу вас, мадам, успокойтесь! – взмолился я. – Пережив столько горя, неблагоразумно умирать от радости. Можно привести сюда Брата Джона? Он проповедник, он подберет нужные слова, а я простой охотник.

Женщина сделала над собой усилие и прошептала:

– Пришлите его сюда.

Я выбежал за ворота, где дожидались мои спутники, схватил Брата Джона, успевшего немного оправиться, за руку, и поволок в хижину. Он и старшая женщина изумленно уставились друг на друга. Молодая леди следила за ними, изумленно раскрыв рот.

Брат Джон и пожилая леди стояли, пристально глядя друг на друга. Девушка тоже смотрела на них во все глаза, приоткрыв рот.

– Лизбет! – выпалил Брат Джон.

– Муж мой! – вскрикнула она, бросаясь к нему на грудь.

Я выскользнул за ворота и поспешно закрыл их за собой.

– Аллан, вы рассмотрели ее? – поинтересовался Стивен, когда мы с ним отошли в сторонку.

– Кого? – спросил я.

– Молодую леди в белом. Она прехорошенькая.

– Придержите язык, осел вы этакий! – ответил я. – Разве время теперь говорить о девичьей красе?!

Я отошел к изгороди и буквально зарыдал от радости. Тот день стал одним из счастливейших в моей жизни, ибо редко все складывается так, как должно. Мне тоже захотелось вознести к небу молитву – поблагодарить Всевышнего, попросить сил и мужества для преодоления многочисленных испытаний, которые нам уготованы.