Читать книгу Бедолага - Георгий Баженов - Страница 3

Что делать дальше? К кому идти, с кем разговаривать? – задумалась Лариса. Союзницы из Евдокии Григорьевны не получилось, а ведь о случившемся больше всего могла рассказать именно Евдокия Григорьевна. Не захотела. Испугалась. Но почему?

Может, лучше всего встретиться с самим Парамоновым? Посмотреть на него, какой он, поговорить – и сразу многое станет ясно? Однако по опыту Лариса знала: до встречи с главным героем лучше всего побольше узнать о нем, иметь обширную информацию, учесть взгляд людей со стороны. Когда-то первый ее учитель в журналистике Валентин Барга говорил: «Запомни первое правило журналиста: “Хочешь знать – умей вертеться!”» – «А второе какое правило?» – поинтересовалась она. «Пиши правду, но помни: начальство ее не любит!» – «И третье правило есть?» – «Есть: “Люби смолоду, ненавидь с детства!”» – «Непонятное правило», – пожала Лариса плечами. «Чего тут непонятного, – удивился Валентин. – Несправедливость ненавидь с детства – любовь не откладывай на старость». Так и получилось: влюбилась она в Валентина, не откладывая любовь на старость. А что из этого вышло, это уже другая история…

Итак: хочешь знать – умей вертеться. И решила Лариса завести на Глеба Парамонова нечто вроде досье. С кем бы она ни говорила о Парамонове, что бы ни узнала о нем, какие бы черточки ни прояснила, все туда – в досье, а там видно будет. В конце концов, должен хоть как-то обрисоваться облик этого человека…

С кого начать? Узнала Лариса адрес первой жены Парамонова, Варвары. Поехала к ней. Простая оказалась женщина, отзывчивая, разговорчивая. Давно она сердцем отошла от Парамонова, поэтому рассказывала свободно, не таясь, как бы даже удивляясь своему прошлому, странностям его и поворотам.

– Где вы с ним познакомились? – поинтересовалась Лариса.

– Да где… на трубном заводе, в цехе. Я тогда в столовой работала, кассиром, он мне сразу понравился. Высокий такой, разбитной, сильный, посмотрит на тебя – так и окатит волна какая-то, ноги ватные делаются… И шутки всегда на языке, прибаутки. Ел за четверых, а деньги никогда не платил.

– Как это? – не поняла Лариса.

– Ну как, – улыбнулась Варвара. – Дело прошлое, чего теперь таиться… Он из армии тогда пришел, двадцать два ему было. Здоровый как бык, есть все время хотел. Мне его, сами понимаете, жалко стало. Он это и почувствовал, ушлый был. Набрал один раз полный поднос: «Варюха, деньги забыл. Потом заплачу, ага?» – и подмигивает. Я чек пробила, конечно, а деньги свои внесла. В другой раз улыбается как своей: «Спасибо, Варюха, выручила! Вечером в семь у кинотеатра, ага?» Я чек пробиваю, а он мимо идет, с полнехоньким подносом в руках. Опять свои денежки уплатила. Так и пошло: ест за четверых, я чек пробиваю да сама и деньги вношу. Он о деньгах больше не вспоминал.

– Это что, выходит, вы содержали его? – удивилась Лариса.

– Выходит, так.

– И долго это продолжалось?

– Да сколько работала в столовой, столько и продолжалось. Года полтора. Потом, когда встречаться стали, это вовсе вроде само собой получалось. Стали бы вы с мужа деньги брать?

– Вы поженились?

– Да нет, тогда-то еще не поженились. Но жили. Знаете, как это бывает? Влюбилась я в него, совсем как шальная сделалась. В огонь и в воду готова за него, что вы!

– А он обещал чего-нибудь?

– Да как сказать… За мной, говорит, Варюха, как за каменной стеной будешь. Не бойся, мол, не пропадешь. И точно – гордилась я его любовью. Сколько девчонок мне завидовали, он видный такой, сильный, шальной, каждую минуту не знаешь, что и выкинуть может… Знаете, к примеру, сколько он водки мог выпить?

– Сколько же?

– Бутылок пять. Один. Представляете, какая силища природная была?

– Только странно как-то, – заметила Лариса, – силу природную бутылками измерять.

– Да это я так просто, чтоб показать, что силы в нем огромные тогда были. Прижмет к себе, приласкает – кости так и хрустят.

– Чего же тут хорошего – кости хрустят? – не поняла Лариса.

– Да как сказать… Бывает и это приятно. Мужская сила ворожит нас, гордостью наполняет, бахвальством даже: вот, мол, мужик у меня, не чета вам!

– Какой это год был?

– Считайте. Он с сорок шестого, плюс двадцать два. В шестьдесят восьмом и началась наша любовь.

– А вам сколько тогда было?

– На пять лет младше его, семнадцать, значит. Только-только школу окончила.

Квартира, куда приехала Лариса, была коммунальной; одна из трех комнат – Варвары Парамоновой. Обстановка обычная: «стенка», телевизор, журнальный столик, два кресла, диван-кровать. На телевизоре цветная фотография сына Варвары и Глеба – Трофима. В солдатской форме. Первый год служит в армии.

– В каких войсках? – спросила Лариса.

– В ракетных. Как и отец.

– Глеб служил в ракетных? – удивилась Лариса.

– А что здесь такого? Он даже с медалью пришел – «За отвагу».

– За что ее получил?

– За что – не знаю. А вот вытворял там Бог знает что – это точно.

– Например?

– Один раз рассказывал, – рассмеялась Варвара, – к жене офицера на свидание ходил. Офицер возьми и неожиданно вернись домой. Пришлось Глебу в окно прыгать, со второго этажа. Лейтенант вдогонку из пистолета стрелял. Слава Богу, промазал.

«Любит она его до сих пор, что ли? – размышляла Лариса. – Ничего не пойму…»

– А как он к сыну относится? – спросила Лариса.

– А никак. Как развелись, так не поинтересовался Трофимкой ни разу.

– Алименты платил?

– Кто, Глеб? – улыбнулась Варвара. – Не знаете вы этого налетчика. Он скорей из вас последнюю копейку вытянет…

– Но есть же законы…

– Плевать он хотел на любые законы!

– Странно… Вы как будто с радостью это говорите. Или я чего-то не понимаю?

– С радостью? А что, может быть! – подтвердила Варвара. – Хотите – верьте, хотите – нет, а я рада, даже горжусь, что сама вырастила сына. Вырастила и воспитала не хуже других. Вон командование пишет: благодарность Трофим заслужил. А вы говорите… – Варвара приложилась кончиком платка попеременно к правому, а затем к левому глазу, как бы вытирая набежавшие слезы. Но слез не было.

– Но ведь трудно, наверное, пришлось?

– Знаете, когда самое трудное было? Когда я снова решила судьбу свою устроить. Это уж после того, как Глеб отсидел.

– Да, я слышала, он сидел. А за что?

– Это особый разговор. А вот когда он сидел, обещал: выйду, мол, все, со старым завязываю. Как дура верила. Сколько денег на него ухлопала, все попусту. Вышел – месяца четыре держался. В этой комнате жил. Слава Богу, не прописала паразита. А как начал снова пить, гулять да буянить – выгнала его. Думаю: хватит, надо всерьез личную жизнь устраивать. А то позже и Трофимка не даст, коситься станет. Вот тут и началось… Глеб всех моих ухажеров отвадил. Как кто появится – он его выследит и так отделает, что… Уж один такой был мужчина, мастер – золотые руки, по сапожному делу он, спокойный, порядочный, честный, а главное – к Трофимке привязался, как к родному сыну, жить без нас не мог. Павел Листов, может, помните такого? В вашей газете про него писали, очень хвалили.

– Давно это было? Я, наверное, еще не работала здесь, – как бы оправдываясь, развела руками Лариса.

– Давно не давно, а порядочно. Чуть не убил его Глеб – отвадил мужика. Последний сдался. Вот тогда самое трудное для меня и оказалось. Поняла я: кончилась моя бабья жизнь. Глеб – он как собака на сене: ни себе, ни другим. А сам-то, Господи! На каждом шагу дружки да подружки, живет и гуляет как вздумается! Но мне чтоб – ни-ни. Вот это и есть самое трудное – сознать, что кончилась твоя бабья жизнь. Проехала. Сейчас-то вам этого не понять, вы женщина молодая, а придет время – и вас коснется… Вы замужем?

– Нет, не замужем.

– Что так? – будто пожалела ее Варвара Парамонова. – Впрочем, это дело ваше, в душу лезть не буду.

«А мне вот приходится в душу лезть, – нахмурилась Лариса. – Хочешь не хочешь, а надо».

– А знаете что, пристыдили вы меня! – ни с того, ни с сего начала ругать себя Варвара. – Сколько сидим, разговариваем, а чаю не предложила вам. Не откажетесь?

– Чтобы, с удовольствием, – обрадовалась Лариса.

Пока хозяйка управлялась на кухне, Лариса рассматривала книги, что стояли на полках «стенки». Библиотека небогатая, но Лариса заметила – книги все больше с педагогическим уклоном, а журналы такие: «Семья и школа», «Человек и закон», «Ровесник», «Техника – молодежи», «Знание – сила».

– Я смотрю, – кивнула Лариса на полки, когда Варвара вернулась с кухни, – вы воспитывали сына по-научному?

– Где там! – махнула рукой Варвара и, слегка покраснев, помолодела на глазах. Она выглядела гораздо старше своих тридцати пяти – тридцати шести лет – годиков на десять, пожалуй. Была в ее глазах какая-то усталость, а во всей фигуре – некая тяжесть, медлительность. Вот только сердце, кажется, оставалось молодым, отзывчивым, бесхитростным.

– А как сын относится к отцу?

– Маленьким любил его. Потом долго ненавидел. А сейчас не знаю. Скрытным стал, все думает про себя что-то, думает.

– Он знает, что отец отбывал срок?

– Конечно. Разве скроешь у нас такое?

Вот так они сидели, пили чай с карамелью, а разговор не из веселых получался.

– А за что он сидел все-таки?

– Сказать? – задумалась Варвара.

– Если можно.

– Бил он нас, жен своих. Вообще женщин бил, которые на беду свою связывались с ним. А вот вторая его жена, Танька, не ровня нам оказалась – посадила его. И правильно сделала.

– У нее есть дети от него?

– Есть. Дочка. Как было дело-то? Теща к ним пришла – Глеб с Танькой тогда в отдельной квартире жили. Теща думала: Глеб на работе. А тот предупреждал ее: нос покажешь – выкину с балкона. Сами понимаете, какая теща будет любить такого зятя? Вот и наговаривала дочери, накручивала ее. А Глебу это понравится? Застал в тот раз тещу дома. «Я тебя предупреждал? Предупреждал!» Схватил, потащил к балкону. А этаж высокий, пятый. Бабы в крик. Еле вырвалась теща да бежать к выходу. Глеб догнал ее, дверь распахнул и пинком выставил из квартиры. Так и покатилась теща по лестнице. А Танька стоит – белая. Понимает: сейчас с ней расправа будет. Взял он ее за волосы, а они у ней длинные, распущенные такие, намотал на руку: «Ну, предупреждал я тебя, чтоб этой твари у нас не было?!» – и начал бить жену на глазах у дочери. Дочь в крик, из дома выбежала. А Глеб в раж вошел, рассвирепел – так двинул Таньку, что та головой влипла в батарею. Сознание потеряла, кровь ручьем льется…

– Чудовищно! – побледнела Лариса. – Это в какие годы было?

– Да в какие… году так в семьдесят четвертом – семьдесят пятом… Тут в квартиру милиция нагрянула, дочка привела. Забрали Глеба, и Таньку на «скорой» увезли. Оказалось сотрясение мозга у нее, череп треснул, но жива осталась. Мы, бабы, живучие. Но уж в тот раз она дала волю чувствам. Заявление накатала, а забирать ни за что не согласилась. Даже мать Глеба, Марья Трофимовна, приходила к Таньке, просила за него, но та ни в какую. А у него столько там делишек накопилось – целый том пухлый вышел. И влепили ему, голубчику, на этот раз пять лет. Но отсидел он всего года два. Он работать умеет, когда припрет его. Работал там как вол, ему и поблажки разные. Да и я все эти годы ездила к нему, передачи возила.

– Вы?

– А что? Была дурой – дурой и осталась. Танька его вконец бросила, так он мне письма пишет: «Варюха, спасай! Выйду – вовек добра не забуду. Завяжу со старой жизнью, женюсь на тебе. Трофимку вместе воспитывать будем. Ему отец нужен…» Вот и клюнула я в который раз. Сколько сил на него ухлопала, сколько денег ушло на паразита! И что? Как вышел, еще держался. А потом за старое. Бить меня начал. Баб водить прямо в дом.

– Неужто прямо в дом?

– Еще бы. Когда я на работе – он их ко мне. Хоть бы комната его была, а то ведь кровно моя, вот этими руками заработанная. – Она показала Ларисе тяжелые, натруженные руки. – Вот что обидно! Да и Трофимку жалко. В его ли возрасте смотреть на такое? Одним словом – выгнала я его. А жить он все равно не дал, паразит. Сам не жил – и другим не давал. Всех мучил. И Таньку в том числе. Вот она, доля наша женская…

На какое-то время в комнате установилось молчание. Наконец Лариса спросила:

– А сейчас-то вы где работаете?

– Да все там же, в столовой. Только в трестовской, на стройке. Бывало, и уходила из столовых, в магазинах работала. И уезжала в другие места – на Север, например. Но от него никуда не спрячешься. Везде найдет. Такой паразит, такой проходимец…

– Вы и на Север от него убегали?

– Да как объяснить, – засмеялась Варвара. – Скорее всего – он убегал, я догоняла.

– Не пойму.

– Когда Трофимка родился, Глеб на Север подался. Сбежал или просто уехал – пойди разберись. Денег не присылал. Смеялся позже: на водку, мол, не хватало, а тут ты еще… Ну, я молодая была, заиграло во мне – сунулась к его матери, Марье Трофимовне: «Нате вам внука, я за вашим бедолагой поехала!» Мать и рта раскрыть не успела, меня и след простыл. Нашла его на Севере, в Нефтеюринске.

– А как же Трофим?

– Марья Трофимовна позже привезла… Но толку-то мало оказалось. Пожила я там, помучилась, да и обратно подалась… Глеб то на вахте две недели пропадает, то две недели гуляет. Совсем не видать его, как и денег его заработанных. Жить на Севере – и голодать? Плюнула я и улетела домой. Подала на развод, на алименты. Через полгода и он вернулся, показал мне алименты! А дальше я вам рассказывала: сам не жил со мной – и мне с другими не давал.

– Может, вы отчасти сами виноваты? Слишком многое прощали ему?

– А кто из нас, из баб, правой выходит? Если вы любили когда, небось знаете, что это такое.

«Точно, знаю, – согласилась Лариса. – Но не последнюю же сволочь любить… А то они распоясываются – управы на них потом не найдешь».

– А вот скажите, Варвара, если б жизнь повернуть назад… И вам, к примеру, снова с Глебом встретиться… Как бы вы поступили?

– Ой! – рассмеялась Варвара. – Спросите чего-нибудь полегче! Ненавижу его, паразита, но ведь Трофимка от него родился. Как бы я жила сейчас без сына? Так что не знаю, что и ответить вам. Жизнь-то – штука такая: не повернешь ее назад, не-ет. Да и не хочу, намучилась, хватит. Ничего мне не надо. Вот сына жду. Отслужит – свадьбу сыграем. Парень хороший вырос, не в отца, слава Богу. Мне хоть это в утешение…

– Вы, конечно, слышали, что у нас в городе случилось?.. Я, собственно, в связи с этим и интересуюсь жизнью Глеба Парамонова.

– Слышала, как такое не услышать…

– Ну и каково ваше мнение?

– Да какое мое мнение? Дурак он, этот Николай, был. А с другой стороны – против такого, как Глеб, не попрешь.

– А Шура Пустынная?

– Ее я совсем не знала. Да что с нее возьмешь? Молодая, зеленая…

– Вы как будто оправдываете Глеба?

– Я?! – изумилась Варвара. – Оправдаешь его, как же… Вы меня извините, все, о чем просили, я вам рассказала. А теперь мне на работу собираться надо.

– Ну что ж, спасибо вам, – поблагодарила Лариса, хотя не ожидала, что Варвара свернет разговор и уйдет от ответа в сторону.

– Да не за что! – отмахнулась Варвара. – Если что, приходите еще. Всегда будем рады.