Читать книгу Учитель истории - Георгий Кончаков - Страница 7

Первый раз услышал про Бога Аркаша от своего сверстника, сынишки милиционера. Аркаше было шесть лет. Дело происходило летом. В одном из домиков поселились милиционер с женой и сыном. Кто жил в том доме до них, Аркаша не знает. Родители у Жени молодые. Моложе мамы. И это не удивительно, у мамы была дочь, сестра Аркаши, на пять лет старше. А у милиционера с женой один ребёнок, ему шесть лет, конечно, они моложе мамы. Как Аркаша познакомился с Женей, не помнит. Но в то лето, как они поселились в Никольском, Аркаша часто приходил к Жене домой. Они целый день вдвоём играли дома и на улицу даже не выходили. Женин папа нёс службу на станции Мордово, там большой посёлок, дедушка рассказывал, почти как город. В пятнадцати километрах от Никольского. Мама Жени тоже где-то работала. Так что мальчишки в доме были одни, им никто не мешал, и они тоже. У Жени была такая машинка, магнето называется. Аркаша с первого раза запомнил название. Крутишь колёсико, а из проводов искры сыплются. Подолгу крутили по очереди, чтобы глядеть на искры.

Однажды наигравшись в разные игры, забрались на печку. В Никольском в каждой избе были русские печи. Женя стал на колени лицом в угол избы и говорит:

— Сейчас будем молиться.

— Как это? — спрашивает Аркаша.

— Возьми три пальца вместе, поднеси ко лбу, делай, как я, — объяснял Женя.

— Потом руку опусти до живота, коснись правого плеча, после левого. Так крестятся верующие в Бога люди. Мы рукой рисуем крест, называется крестное знамение. Покрестившись, можно произносить молитвы.

— Что это такое? — опять не понимает Аркаша.

— Молитва — это обращение к Богу. Повторяй за мной: «Господи, благослови. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Крестись и повторяй дальше: «Господи, помилуй. Боже, милостив будь мне грешному». И снова надо креститься. А теперь говори: «Будь имя Господне благословенно отныне и до века». После этого можно обращаться к Богу и просить, что ты хочешь, чтобы Бог сделал тебе и людям.

— Я хочу, чтобы мы победили немцев, чтобы скорей кончилась война.

— Вот и попроси об этом Бога.

— А кто он такой? Почему я должен его просить? Он что, всё может?

— Бог создал весь мир и людей. Бог покровительствует людям, помогает им, когда тяжко, — по-взрослому серьёзно объяснял Женя, заученно повторяя чьи-то слова.

— А какой он Бог? Как он выглядит?

— Бога никто не видел. Человеку не дано видеть Бога. Зато сам Бог видит и слышит всё. Вот и сейчас, когда мы молимся, Бог слушает нас.

— А почему мы обращаемся к нему, глядя в пустой угол?

— Смотреть можно в угол или на картину, которую ты видишь у нас на стене. Обязательно надо сосредоточиться и смотреть в одно место, не отвлекаться. Тогда Бог лучше слышит нас. Но он услышит и в том случае, если мы вслух не произнесём ни одного слова, он услышит всё, что мы скажем про себя.

Долго ещё молились мальчишки, высказывая самые разные свои пожелания. Потом переключились на другие игры. Для Аркаши молитвы к Богу были игрой, в которую он играл впервые. Но он поверил своему другу Жене, что тот говорит правду, что Бог на самом деле существует.

Дома радостно и подробно рассказал маме, как они с Женей молились и о чём просили Бога.

Аркаша был удивлён, когда мама со страхом выслушала, потом грустно сказала:

— Нет никакого Бога, сынок.

— А почему Женя говорит, что есть? Почему он молится?

— Маленький потому что. Не понимает. Для него это игра такая.

— Но ему это бабушка рассказала. Она всё знает. И молитвам научила.

— Бабушка у Жени старенькая. Она выросла, когда всем внушали, что Бог есть, что его надо любить, и тогда он поможет, когда человеку плохо. Люди верили, это приносило им облегчение. С верой в Бога обездоленным бедным людям легче было жить, переносить страдания.

Что ещё могла объяснить шестилетнему сыну испуганная мама. Не рассказывать же ему, что прадед Аркаши, дедушкин отец был священником, что сама она верующая, что крестила Аркашу, когда был совсем маленький. Крестила втайне от отца. Тот категорически был против, это могло повредить ему на работе. Хотя официально религия не была запрещена, вера не приветствовалась. Люди при поступлении на работу не указывали своё вероисповедание, свою причастность к религии. Мама даже боялась посещать службу в церкви, когда жили в Мичуринске. Договорилась со священником окрестить дитя в отсутствии отца и даже крёстных, чтобы никаких свидетелей не было.

Но рассказывать обо всём этом несмышленому ребёнку было рано. Сестра — член партии, всякие разговоры и откровения о религии могли ей стоить партийного билета.

Взяла мать грех на душу. А что делать? Время такое.

Аркаша полностью доверился словам матери. Женю родители увезли жить к бабушке. С того дня, когда они так усердно молились, больше Аркаша с ним не встречался. О боге ни разу не вспомнил.

От мамы в разговорах можно было услышать восклицания: Слава Богу, Боже мой, Бог знает как, дай-то Бог, ради Бога, не дай Бог. Аркаша воспринимал эти реплики как выражение одобрения, сомнения, недоумения, сочувствия, никак не связанные с религиозной верой. Про религию Аркадий узнает, когда будет постарше, из школьных учебников.

А сейчас, в этом возрасте он согласился, что Бога нет, и больше об этом не размышлял.

Почти через год уже в первом классе весной вся деревня будет отмечать Пасху. Троицу, помнит, каждое лето отмечали. Зазеленеют деревья ещё небольшими листиками, лужайки зелёной травой украсятся, значит «троица» пришла. Приносят домой зелёные ветки и украшают помещение. При этом дети повторяют присказку: «Троица, троица, всё травой покроется». А про Пасху Аркаша слышал в первый раз. Раньше никогда не отмечали. Вот новогоднюю ёлку, сколько себя помнит, каждый год украшали.

Разговоры о Пасхе начались задолго до праздника. Пасху отмечали крашеными яйцами. Церкви не было ни в Шульгино, ни в Никольском. Аркаша и слова такого не знал, тем более ни разу не видел. Никто не заикался, что яйца надо святить. Ни от кого не слышал имя Христа. Праздник Аркаше запомнился тем, что с сестрой получили по два крашеных яйца, стукались ими, а потом с удовольствием ели. Как вкусно есть яйца! И ничего, что скорлупа крашеная. Так даже красивее. Потом мама положила в глубокую тарелку три яйца.

— Больше нету, — сказала мама. — Отнеси тёти Пелагеи, поздравь с Пасхой. Она всех кур перевела. Где ей взять?

Рядом в самой крайней хате жила старенькая, старше мамы, с морщинистым как у старухи лицом женщина с двумя дочерьми. Старшей было девять лет, младшая ещё в школу не ходила. Где её муж, Аркаша не знал. Родственников у неё видно не было. Жила одиноко. Работала в колхозе. Бедно жила, беднее, чем семья Аркаши.

Отнёс Аркаша яйца. Видел, с какой признательностью приняли подарок. Как светились глазёнки у девочек, с какой благодарной улыбкой смотрела на него немолодая женщина. У Аркаши и мысли не было, что эти яйца они с сестрой могли бы съесть сами. Ему было приятно от того, что доставил радость соседям.

В последующие годы, когда будут жить уже в Прибалтике, Пасху будут отмечать ежегодно. Перед Пасхой учителя будут проводить беседы. Есть крашеные яйца в Пасху, ничего запретного в этом нет. Таков обычай, такая традиция у русского народа. Старенькие малограмотные люди привыкли к религии, не могут от неё отказаться. Коммунистическая партия и советское правительство не запрещают религию. Но мы с вами изучаем науки, мы учимся, чтобы вырасти достойными строителями коммунизма, нам религия ни к чему.

Аркаша видел, как время от времени по воскресеньям мама тщательно одевалась, покрывала голову чёрным платком и отправлялась на церковную службу. В соседней Валге в конце рыночной площади стояла маленькая красивая красного кирпича православная церковь. Такие красивые церкви с луковичными куполами Аркаша видел в книгах. А храм Василия Блаженного можно было увидеть в учебнике и на открытках, где изображена Красная площадь.

Уже студентом, вспоминая своё детство, Аркадий будет задавать себе вопрос: «Неужели до сорок пятого года в семье не отмечали Пасху? Почему? Или он был маленький и не запомнил? Но ведь новогодние ёлки запомнил. Запомнил с самого раннего детства».

Ответ получит на лекциях при изучении истории Советского государства. Как бежит время. Уже годы, пережитые мальчиком Аркашей во время войны, стали историей, попали в учебники, о них написано неисчислимое множество книг.

На лекциях по «Истории СССР», так назывался курс, который начинался с описания жизни древних славян и излагались события вплоть до наших дней, узнал, как советская власть боролась за просвещение народа, преодолевала многовековую неграмотность и невежество, боролась с религией — этим мракобесием эксплуататорского общества, утверждала атеистическое сознание в народных массах, освобождённых от гнёта помещиков и капиталистов, в свободном социалистическом обществе.

Профессор вдохновенно говорил о ленинском декрете об отделении церкви от государства и школы от церкви. Цитировал Ленина: «Религия есть опиум народа. Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь». Очень долго и подробно разъяснял из постановления XIII съезда РКП(б) требование «решительно ликвидировать какие бы то ни было попытки борьбы с религиозными предрассудками мерами административными, вроде закрытия церквей, мечетей, синагог, молитвенных домов, костелов и т. д. …Особо внимательно необходимо следить за тем, чтобы не оскорблять чувств верующих…» И ни слова о массовых репрессиях и расстрелах священнослужителей, закрытии храмов и монастырей. Изъятие церковных ценностей Советской властью, которое превратилось в разграбление церковного имущества, преподносилось как вынужденная нежелательная, но необходимая мера для борьбы с голодом в Поволжье. В связи с этим маленькая справка. А.Г.Латышев в книге «Рассекреченный Ленин» заявляет, что в этот период изъято церковных ценностей на два с половиной миллиарда золотых рублей. Около одного миллиона ушло на закупку продовольствия голодающим. Остальная часть — на «приближение мировой революции».

Накануне XIII съезда партии 13 марта 1924 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о прекращении следствия и закрытии дела по привлечению к уголовной ответственности Патриарха Тихона. Приняло, чтобы в начале 1925 года началась разработка дела против «шпионской организации церковников», которую якобы возглавлял Патриарх. Смерть Патриарха Тихона спасла от жестокой расправы с ним и попавшими в большой список, составленный старательными карателями-чекистами.

5 декабря 1931 года в Москве взорван Храм Христа Спасителя.

Об успехах и масштабах «атеистической пропаганды» свидетельствует объявленная 15 мая 1932 года кампания по полному искоренению религии в СССР к 1 мая 1937 года. Запомнился Аркадию Львовичу, когда преподавал в сельской школе на Алтае, рассказ учителя труда, как тот в тридцать втором году выполнил комсомольское поручение — взобрался на купол церкви в родном селе, срубил деревянный крест и сбросил на землю к восторгу любопытствующих. В просторном деревянной постройки здании был открыт сельский клуб, и молодежь охотно заполняла зал, чтобы посмотреть очередной художественный фильм, привозимый в село кинопередвижкой. Спустя тридцать лет, в шестидесятые годы, когда здесь учительствовал Аркадий Львович, в сельский клуб кинофильмы по-прежнему доставляла передвижка. В дворике возле клуба устанавливался трёхсильный движок, и кинщик, местный парень на двух аппаратах без пауз крутил кино. В селе была электростанция, представляющая дизель, вращающий маломощный генератор. Электростанция работала по утрам и вечером во время дойки. Доили доярки вручную. Электростанция давала на ферму свет. В эти часы электрическим освещением пользовались и жители села. Лампочка Ильича в годы успешного покорения космоса зажглась и в глубинке, отдалённых сёлах Сибири с помощью дизель-моторов. Мощные гигантские электростанции — гордость советской энергетики давали промышленный ток, освещали города. Деревни, в которых проживала большая часть населения, жили с керосиновой лампой.

Вспомнился Аркадию Львовичу и такой эпизод. В отделе пропаганды райкома партии дали ему материал, который рекомендовали использовать в лекциях на антирелигиозные темы. Это были воспоминания состарившегося атеиста, который с гордостью повествовал, как он, бывший батрак, молодой конармеец, со своими сослуживцами верхом на коне нёс ответственную службу. «В тридцать втором году, — пишет ветеран войны и труда, — я удостоился чести охранять порядок во время вскрытия мощей какого-то там святого в Барнаульской церкви. Всю площадь заполнили верующие. Молились. Подымали руки к небу. В страхе ждали грома небесного. Но вели себя смирно. Надеялись, что Бог покарает богоотступников. Ничего подобного не произошло. Вот вам и Бог. Нам даже смешно было смотреть на такое невежество. Вынесли красноармейцы раку, вскрыли крышку и показали, что там внутри. А там ничего особенного. Сам видел, своими глазами. Кости потемневшие да полуистлевшее тряпьё какое-то. Не знаю, куда потом выбросили этот хлам. Но зато народу наглядно показали, что нетленные останки святого — один обман. И вся религия построена на обмане. Верить могут только тёмные люди и всякие несознательные элементы. После этого события я ёще крепче поверил в социализм и в правильный путь, который завещал нам Ленин».

Десятилетия спустя после смерти дедушки, Аркадий Львович как-то просматривал его бумаги и документы. Много интересного обнаружил. Часть документов помечена датами дореволюционного времени. Среди этих реликвий увидел членский билет «Союза Воинствующих Безбожников». Про эту организацию Аркадий Львович читал ещё студентом, когда готовился к экзамену по научному атеизму. В те годы все учебные дисциплины назывались либо «научными», либо «марксистско-ленинскими»: научный атеизм, научный коммунизм, марксистско-ленинская философия, марксистско-ленинская эстетика, марксистско-ленинская этика. Вот так, и не иначе.

Развернул Аркадий Львович билет, а там запись: Виноградов Николай Васильевич, время вступления и уплаты вступительного взноса в союз 19.IV.1930, выдан Хоботовской заводской ячейкой СВБ (так сокращённо обозначили Союз Воинствующих Безбожников). Дальше две странички для отметок об уплате членских взносов. Вступительный взнос — 15 копеек, записано от руки. Также от руки запись: За 1929/1930 г. 60 коп. членский взнос. И подпись уполномоченного. Приклеена марка, подтверждающая уплату взноса. Красным цветом в центре земной шар, его окаймляет широкая лента с надписью «ИНТЕРНАЦИОНАЛ пролетарских Свободомыслящих».

То, что дедушка был членом такой оригинальной организации, Аркадия Львовича не удивило. Знал, что дедушка религию не исповедовал, хотя был одним из четырёх сыновей православного священника. Уже школьником в старших классах Аркадий любопытствовал у матери, как случилось, что дедушка не признаёт религию, мало того, настроен враждебно. Мать находила объяснение в поведении, характере отца дедушки. Из её рассказа Аркадий узнал:

— Отец твоего дедушки был доброжелательный, пользующийся уважением и признательностью прихожан священник. Но в воспитании детей был строг до жестокости. Твой дедушка рассказывал, как не раз за провинность его, подростка отец хватал всей пятернёй за волосы и таскал до того, что кожа вздувалась, как опухоль во всю голову. Отца вспоминал как какое-то чудовище, никаких сыновних чувств, никакого почитания и даже хоть малой привязанности. По существовавшей традиции старший сын у священника должен наследовать отцовскую стезю. Остальные могли по своему усмотрению. Дедушка твой был третьим из четверых. Поступил и окончил железнодорожный техникум по специальности техник-строитель. Ну, а после революции не исповедовать религию было куда как хорошо, это приветствовалось и всячески поощрялось. Твой прадедушка, мой дедушка умер в 1918 году. Умер от сердечного приступа, как рассказывали. Спускался по лестнице с чердака. На землю ступил, схватился за сердце и упал замертво. Во время умер. В те годы священников преследовали страшно. Арестовывали, убивали. А то случалось, прямо возле церкви толпа расправу учиняла. Многие тогда так смерть приняли. А твоего прадедушку Бог миловал».

Разглядывая членский билет дедушки, где стояла отметка об уплате взносов всего за один год, Аркадий Львович догадывался, что вступление в Союз Безбожников было не столько продуманным выбором, а результатом очередной кампании. Сам с подобным встречался многократно. Учителей и учеников год от года принимали в какое-нибудь открываемое общество: то в Общество Красного Креста и Полумесяца, то в Добровольную дружину пожарных, или в Общество по спасению утопающих. У Аркадия Львовича сохранились членские билеты Общества охраны памятников культуры и Всесоюзного общества трезвости. Последний членский билет получил уже во времена горбачёвской перестройки. Даже значок предусмотрели. Значок выкупил и сохранил. Но сам, ни разу не надевал и не видел, чтобы кто-то этим значком красовался.

В девяностые годы, когда все запреты на религию исчезнут, Аркадий Львович будет пояснять школьникам, как может странно складываться судьба и жизненный путь каждого человека. Воздерживаясь от рассказов о себе, в этом случае изменял правилу, приводил в пример историю своей семьи.

— Мой прадед — православный священник, дед — безбожник, мать — верующая, истинно и искренне, а я — человек, не исповедующий религию. В наше время в одночасье все стали верующими. Даже президенты считают своим долгом причислять себя к верующим. Правильно делают. Большинство населения, если даже не строго соблюдают религиозный ритуал, церковь по привычке с советских времён избегают посещать, то уже по рождению причисляют себя к православной вере.

— А Вы, Аркадий Львович, крещёный? — задают свой вопрос ученики.

— Крещёный. Таково было желание и воля моей матери. Я был в том возрасте, когда не спрашивают согласия. Взрослый я отказался бы от этого обряда.

— Но Вы же всё равно во что-то верите. Человек не может жить без веры.

— Не следует смешивать веру, как одно из качеств человека, с религиозной верой. И потом сами посудите. В мире существует свыше трёх тысяч религий. Какую выбрать? Какую исповедовать?

— Ту, которую исповедует твоя нация, твой народ, к которому ты принадлежишь.

— Я прожил, можно сказать, целую жизнь. И превосходно обошелся без религии.

— Но религиозная вера помогает человеку избежать нравственных ошибок, вести угодный людям и Богу образ жизни.

— Я себя отношу к людям порядочным, считаю своим долгом не причинять никому зла, жить по правила общечеловеческой морали, которая не противоречит морали религиозной. Кроме нескольких чисто религиозных предписаний. Они в разных религиях различны. Ничто не мешает мне соблюдать моральные нормы и относиться к людям любых вероисповеданий с пониманием и уважением.

— Выходит, Вы человек Вселенной?

— Может это громко сказано. Но в некотором роде, да.

Оставшись наедине, Аркадий Львович размышлял и удивлялся, как всё-таки много значит в жизни человека то, что он получил и усвоил в детстве.