Читать книгу Отец и сын (сборник) - Георгий Марков - Страница 6

Отец и сын
Роман
Книга первая
Глава пятая

Оглавление

Как только лодка с Бастрыковым отчалила от берега, Порфирий Игнатьевич бросился с кулаками на Устиньюшку.

– Тыщу раз приказывал тебе не водить остяков в амбар. Доведешь ты меня до тюрьмы, стерва!

Устиньюшка заплакала, прижала руки к груди, хотела что-то сказать в свое оправдание, но поперхнулась, сильно закашлялась. Смахнув платком слезы, выпрямилась, с укором сказала:

– Ты же сам, Порфирий Игнатьевич, водил Ёську в амбар. Припомни, как было дело. Там у вас и сыр-бор разгорелся. Ты требовал пушнины, а он припасов. Там ты в него и топором запустил…

– Ну, ты не кори меня… топором запустил… Все вы готовы сжить меня с белого света!..

Исаева трясло от ярости. Устиньюшка знала, что на белом свете есть лишь одно средство против его ярости. Она широко развела полные, белые руки, обняла его, пользуясь тем, что была выше на целую голову, прижала лицо к своей груди. От Устиньюшки повеяло теплом, уютом, покоем.

– Будет тебе ругаться-то, Порфирий Игнатьевич, будет… Пойдем, пойдем… Отдохни. Приласкаю тебя… Успокою…

Исаев встал с постели совсем другим. Обеденный хмель прошел, улегся и испуг от допроса, который учинил ему этот ненавистный комиссар Бастрыков.

Устиньюшка уже хлопотала по дому. Порфирий Игнатьевич позвал ее, с благодарной ухмылкой погладил по крепкой спине, вполголоса сказал:

– На заимку пойду. Совет будем держать, как жить дальше.

– Иди, Игнатьич, иди. Ты когда уснул, я тихонько встала и Надюшку к господам послала с жареным. Время обеденное.

Вдруг в прихожей раздался Надюшкин голос:

– Отнесла, матушка!

– Вот и хорошо. Молодец! Возьми-ка вон пряжу, начинай разматывать. – Устиньюшка посмотрела на мужа, слегка приложила палец к губам. – Девчонка наша, Игнатьич, не того, не сболтнет лишнее?

Исаев замотал головой:

– Дите! Не по разуму ей.

– Ну, то-то. С богом, Игнатьич!

Хозяин вышел на крыльцо, Устиньюшка за ним.

– Поглядывай почаще, Устиньюшка, на реку. Теперь в любой час эта коммуния может заявиться. Столько лет жили тихо-мирно – и на тебе!..

– Бог милостив, Игнатьич. Был твоим Васюган, твоим суждено ему и остаться.

Порфирий Игнатьевич на ходу махнул рукой, и Устиньюшка не поняла – не то он одобряет ее слова, не то сомневается в них.

Исаев пересек двор, огород и вскоре скрылся в густом кедраче, подступавшем к усадьбе. Чуть приметной извилистой тропкой он миновал кедрач, спустился в глубокий лог, заросший непролазным пихтачом, и, когда поднялся снова на кручу, до заимки осталось сто шагов. На круглой, как пятачок, поляне стояли пятистенный дом, амбар, крытый скотный двор.

Заимка находилась в таком укромном месте, что о ней не знали даже остяки. Все постройки Исаеву срубили парабельские плотники, привезенные им по особому уговору на время рекостава, когда всякие связи по Васюгану прерывались на долгое время. Здесь, в амбарах, Порфирий Игнатьевич хранил на вешалах пушнину, а в ларях под замками – запасы пороха, дроби, пистонов, охотничьих ружей. Тут же лежали и запасы самых ходовых товаров: ящики со спиртом и водкой, тюки табака, коробки с бусами, разноцветными ленточками, блестками из золоченой и серебряной канители. Остяки ради них ничего не жалели.

В иные годы на заимке скапливалось богатство, которому мог позавидовать иной столичный коммерсант-воротила: сотни шкурок соболей, выдры, горностаев, лисиц, многие тысячи белок.

Порфирий Игнатьевич подошел к заимке бесшумно. Он умел передвигаться по земле так осторожно, что лист на кустах не дрожал. «Возможно, господа офицеры отдыхают, – пронеслось у него в голове. – Пусть отдыхают, пока советская власть дремлет. Не приведи господь, если она очнется, а видать, приближается тот день».

Но хозяина заметили, и, когда он приблизился к заимке, с вышки дома раздался голос:

– Здравия желаем, Порфирий Игнатьич!

– Ишь какие зоркие! Здравствуйте, господа!

– Мы сейчас спустимся вниз, – послышалось с вышки.

За домом, перед амбарами, стоял сарай. Под крышей лениво дымился костер, отгоняя едким запахом таежный гнус. Порфирий Игнатьевич подошел к костру, опустился на табуретку. От дома торопились к нему трое мужчин. Они были в крестьянской одежде, но, посмотрев на них, Порфирий Игнатьевич невольно усмехнулся. Строевая выучка чувствовалась во всем: в посадке головы, в развороте плеч, в размахе рук, Даже шагали они сейчас по-военному, в ногу.

«Дураки! И тут не могут забыть свое благородство!» – с неудовольствием подумал Порфирий Игнатьевич.

– Только, господа, идиот не опознает, что вы военные, – ворчливо сказал он. – Идете, как на параде, нога в ногу.

Офицеры смутились, сбили ритм шага, засмеялись.

Слева шел штабс-капитан, прибалтийский барон Кристап Карлович Отс, справа – поручик Михаил Алексеевич Кибальников, а в середине вышагивал на крепких, пружинистых ногах чернобровый, кудрявый красавец подпоручик Гриша Ведерников. Не по доброй воле оказались эти офицеры в далекой таежной стороне. Все произошло до удивления просто.

Генерал Пепеляев, осевший на некоторое время в Средней Сибири, отправил группу офицеров с командой солдат в Нарымский край. Генерал не был бы генералом, если бы не мечтал о славе, подкрепленной богатством. О Нарыме рассказывали такое, что не могло не захватить воображение генерала. У остяков и местных русских богатеев амбары забиты пушниной. Но кому же не известно, что пушнина – это золото? Генерал временами мечтал, и виделось ему в мечтах будущее: Петроград, русское влиятельное общество, Париж, Лондон, иностранные банки, большой свет…

В большом свете куда уютнее, если, кроме золотых погонов на плечах, в кармане мундира лежит чековая книжка хотя бы на сотенку тысяч золотых рублей.

Генерал избрал для экспедиции верных, преданных людей. Нарым не близок. Но пока экспедиция добралась до стойбищ остяков и редких русских поселений, Красная Армия стремительно ударила из-за Урала. Покатились войска белых и интервентов на восток, как катится с кручи обвалившийся край берега: чем дальше, тем быстрее, отламывая при каждом повороте глыбу за глыбой.

Офицеры, застигнутые этим событием, остались в глубоком тылу. Солдаты только того и ждали. Они вышли из повиновения, побросали оружие и разошлись. Но кто же мог поручиться за то, что завтра эти же солдаты не поведут по следу посыльных генерала Пепеляева отряды чекистов и чоновцев? Офицеры бросились заметать свои следы. Они переходили от одной заимки к другой, пока в Каргасоке не укрылись в доме управляющего конторой купца Гребенщикова. Однако задерживаться здесь на длительное время было опасно. Каргасокский ревком начал перестраивать жизнь на советских началах. Но белогвардейским центром, оставшимся в Томске после бегства армии Пепеляева, они не были забыты. С первым пароходом поступили инструкции: передвинуться на Васюган, к Порфирию Игнатьевичу Исаеву, осесть там, приступить к действиям, исходя из обстановки, не забывать, что победа Красной Армии – дело временное и недалек тот день, когда при помощи объединенных усилий международной буржуазии советская власть будет свергнута навсегда.

И начались в жизни трех офицеров дни самые томительные и тоскливые.

– Располагайтесь, господа. Есть важные новости, – сказал Исаев, приглашая офицеров сесть на скамейку.

– Господи, неужели нашему ужасному и преступному бездействию приходит конец? – воскликнул Ведерников.

Кибальников и Отс промолчали, но и у них мог вырваться тот же возглас. Видя, как заинтересованы офицеры, Порфирий Игнатьевич не спешил.

– Не тяните, князь, рассказывайте! – взмолился Отс и картинно раскинул руки.

Исаев бросил на Отса благодарный взгляд. Князь! Как-то, мечтая о будущем, когда большевики исчезнут с лица русской земли, барон Отс вполне серьезно сказал:

– Я уверен, как только большевистская чума будет окончательно побеждена, русское общество не останется в долгу перед людьми, спасшими отечество. Все, все, в том числе и мы, господа, будем достойно награждены. Вам, Порфирий Игнатьевич, будет присвоено звание князя Васюганского…

– Ну, какой я князь! Мой отец – простой прасол из Томска, – притворно возразил тогда польщенный Порфирий Игнатьевич.

– Это ничего не значит! В интересах России и прогресса все эти предрассудки будут отброшены, как отбросил их в свое время Петр Великий. Поверьте мне! Это говорит вам человек с родовым титулом.

С тех пор Отс, а иногда и другие офицеры называли Исаева князем, называли, конечно, в шутку, но всякий раз при этом он чувствовал какое-то сладостное благорастворение в душе.

– Да, господин Отс, бездействию приходит конец, – заговорил наконец Порфирий Игнатьевич.

Он рассказал офицерам о прибытии на Белый яр коммуны, о доносе остяка Ёськи, о своей встрече с председателем коммуны, наконец, об изъятии винтовки.

Отсиживаясь здесь, в безлюдном таежном краю, офицеры даже не допускали мысли о том, что жизнь может потребовать от них каких-то действий. Казалось, ну вот пройдет еще некоторое время, и о них позаботятся: либо организуют им переход за границу, либо вручат обычные гражданские документы. Это на худший случай. А в лучшем случае Советы падут, власть снова перейдет в руки белых. Но жизнь поворачивалась по-другому.

– Коммуну надо уничтожить, пока не пустила здесь корни! – горячо воскликнул Ведерников, когда Порфирий Игнатьевич смолк.

– Мальчишка! – Выпуская густую струю дыма, Кибальников нахмурился, устало опустил голову, исподлобья взглядывая то на Отса, то на Исаева.

– Но в принципе Гриша прав. Васюган должен остаться владением князя. Пусть он здесь хозяйничает до конца дней своих. Вы согласны, Порфирий Игнатьевич? – Отс в упор посмотрел на Исаева.

– Не знаю, господа, ваших дум, но у меня положение ясное: если я не столкну коммуну в Васюган, то коммуна столкнет меня туда.

Исаев обвел глазами офицеров, как бы стараясь проникнуть в их мысли и понять, что у каждого из них хранится в сокровенных тайниках души.

– Порфирий Игнатьевич трезво оценивает обстановку, – сказал Ведерников.

– Именно поэтому нам необходимо: во-первых, перейти на строгую отсидку, чтобы не разоблачить себя раньше времени; во-вторых, изучить положение вещей в коммуне. Как это ни сложно, надо проникнуть в нее. – Кибальников помолчал, потом добавил: – Остяка за донос надо убрать. Эта мера остановит других. Правильно я говорю, князь? – обратился Кибальников к Исаеву.

– Это первым делом, господин Кибальников, – энергично закивал тот.

– Да, господа, жизнь зовет нас к действию, а действие требует команды, – потирая облысевшую голову, сказал Отс. – Кто же возглавит наши усилия? Кто возьмет на себя ответственность?

– По старшинству вам бы надлежало, барон, принять на себя команду, – сказал Кибальников.

– Но ты же знаешь, Михаил Алексеевич, мою беду: нестроевик, интендантская крыса! – засмеялся барон.

– Кибальников! Вот кому карты в руки! – воскликнул Ведерников, вскочил с табуретки и, прищелкнув каблуками, вытянулся перед Кибальниковым.

Отс помедлил секунду и тоже встал, вытягиваясь перед поручиком и чуть склоняя голову.

– Ценю ваше доверие, господа. – Кибальников поднялся, поклонился Отсу, потом Ведерникову. Глядя на Исаева, спросил: – Твое мнение, Порфирий Игнатьевич?

– Смотрите сами, господа, я человек штатский, ваших офицерских порядков не знаю, – развел руками Исаев.

– Нет, Порфирий Игнатьевич, так не пойдет. Мы тут залетные птицы: сегодня здесь, завтра там. Я думаю, господа, – возвысил он голос до торжественных нот, – будет правильным, если во главе всего нашего предприятия встанет господин Исаев. – Кибальников повернулся к нему: – Принимайте команду!

Исаев был и польщен, и обрадован, и испуган. Он встал, замахал руками и, вероятно, начал бы отказываться, если б барон не сказал:

– Да, бери, князь, бразды правления! Михаил Алексеевич прав: твои здесь владения, тебе и отстаивать их. И знай: как офицеры доблестного русского воинства, мы в твоем распоряжении, если не будет, конечно, приказа свыше… – добавил он многозначительным тоном.

Ведерникову не очень было приятно оказаться под командой малограмотного мужика, совершенно не знающего военных порядков, но оспаривать мнение товарищей он не рискнул.

– Приказывай, Порфирий Игнатьевич, – пристукнул каблуком Ведерников.

Исаев постоял молча, как бы свыкаясь со своим новым положением, и, видя, что офицеры выжидающе смотрят на него, тихо обронил:

– Садитесь, господа. Надо обмозговать, как дело делать. Бастрыков хитрый и сильный. Его голой рукой не возьмешь.

– Вот это голос не мальчика, а мужа, – одобрил Кибальников.

Офицеры вернулись к своим местам, послушно опустились на табуретки.

– Спусти-ка, господин Ведерников, кобелей с цепи, чтоб постерегли нас, – присаживаясь, сказал Исаев.

– Один момент! – вскочил Ведерников и кинулся к амбару, про себя негодуя: «У генералов на побегушках был, а вот служить деревенскому лаптю не приходилось. Дожил!»

Отец и сын (сборник)

Подняться наверх