Читать книгу Личное дело, или Обнова. Избранное из неизданного - Георгий Спешнев - Страница 11

I. Исток ока.

Внезапно аркой вспархивает, – синь-порох хора, – серебряная, как собор большая, как лес весёлая, как огонь нежная, легко льющаяся, пышно-неслышная, – не спится, – птица.

Пылится палица лица. Спалятся пальцы. Птица длится.

Рябина – дроби. Робкий барабан. Клюёт ли лико клюквы? Ключи, лучи, клюки ли звука туч?

Летунья льётся.

С места на место мирно перепархивает. Ветки – ткани смех. Шуршат голубые сундуки взмахов храма рыхло-вихрого хитроструйных грустных крыльев.

Оглядывается удивлённо смарагдовым градом груди глаз. Оперенье сонливо переливается, как старинные рясы фиолетового лета. Тёплый лиловый ливень. Заспанные завесы жемчужно-вьюжные. Воз визга золотоволосого.

Самоголос:

– Опоздаешь, Спех!

Спех бежит застегиваясь на ходу. Вздох, как овраг чёрного входа прохлады. Выбегает, мохнато хлопнув дверью, на лестницу. Выщербленные каменные ступени. Пыль скрипит питьём. Перила пролились. Сломанные поручни. Пальцы ломит целью. Извиваясь, вниз сбегая густой лентою. Жаркий хвост потух. Страх.

Сбежав несколько ступеней Спех возвращается: закрыл ли дверь?

Но дверь холодно закрыта. И она другая: огромная, чёрная. Обита важной кожей. Чужая. На ней чищенная, сияющая, думающая медная дощечка. На дощечке чьё-то имя. Чьё? Некогда прочесть.

Рывком снова вниз. Сломя голову. Склока бега. Скатываясь, спотыкаясь. Дрожат колени. Прерывисто ворованные шаткие шатры шага. Серое сердцебиение. Вздох рухнул хламом моря.

Сменолиц: (Он напоминает Спеху, сразу или попеременно, многих давно ушедших лиц. Но кого? В отдельности никого. Он многолик. В нём многие срослись. И всё же он отдельное лицо. Он говорит вдогонку Спеху укоризненно, презрительно, обиженно):

– Опять не вовремя! Кто тебя будет ждать? Какое самомнение!

Спех:

– Они же обещали ждать!

Самголос:

– Но они хотят от тебя отделаться. Спеши!

Спех выбегает из дому. Запущенная стройка. Разрумяненные невыспавшие будни. Раскроенная, но не сшитая вымершая ширь. Усталая прореха простора. Нудное безлюдье. Молчат чавкающие остовы зданий. Смеркаются краны.

Под ногами колдобины, камни, мусор, торчат железки. Подморозило. Скользко. Спех спотыкается. Скользит и падает. Помогает себе руками выбираясь на откосы. Соскальзывает обратно. Задыхается.

Сменолиц: (Тут как тут. Подаёт руку чтоб Спех мог выбраться. Снисходительно говорит):

– Ну, авось не опоздаешь! Эх, неулака! – (снова с упрёком) – И какое, всё-таки, неуважение! Тебе ещё льгота – срок назначили! А кто-ты такой чтоб тебя ждать?!

Клок переулка. Чёрный. Мокрый. В чёрном воздухе – белый, косой, секущий щёки, снегопад. Белоголубой свет в чёрных клетках фонарей. Чёрная, блестящая, усатая мостовая окаймлена белым мокрым кружевом снега. Мерцание цокает. В снегу рыжие ржавые следы прохожих.

Белые талые толпы. Распахнутые. Торопливые. Но торопливость их равна покою – невозмутимая, равнодушная. Летящая толкотня.

Спех бежит виляя среди прохожих. Теряет один туфель. Делает несколько шагов по мокрому снегу. Неужели же он выбежал в домашних шлёпанцах? Возвращается. Слава Богу – добротный тёплый ботинок пуст. Мокрая нога в ботинке быстро согревается. Уют.

Самголос:

– Но стоит ли торопиться? Так-то скорее опоздаешь. Время – счёт. Торопиться – не успевать считать. Считать потери. Время – это потеря времени.

Фонари фыркают рывками. Переулок хлопотливо проглочен. Поперёк переулка часы. Поперёк времени. А стрелки их слились – без десяти десять.

Сменолиц:

– Ещё успеешь! Поезд уходит в десять, а до вокзала рукой подать.

Спех: (Успокаиваясь)

– Вот что значит начать считать!

II. Подворотня. Тени тьмы

Число – покой. Движение – неумение решить задачу или нежелание считать. Сосчитать – увидеть, ощутить вещь. Движение – исчезновение вещи во тьме. Движение – тень покоя. Тьма-тьмущая.

III. Листок окон

Наплывает зелёный влажный звон. Глазеет распустившийся лихо, павлиний хвост восстания стен. Иней стона. Алеют лютни тени. Вдаль, как пламя лени, улица летит. Разлинованно мчатся машины. Шёлково развалились толпы людские. Солнца летопись. Лето – сало. Цветы взасос. Стакан неба жаден. Огромные, как вопли сока, как кости спетые, – дома. Бело-жёлтые, бело-малиновые, белогубые, чёрно-золотые. Стоокие потоки окон. Локоны балконов летящих цепко. Ликуют колоннады. Витийствуют бронзовые зовы памятников. Насторожились лаково-заплаканные плечистые каланчи.

Самголос:

– Где же успели отхватить такую улицу – красную девицу в этаком захолустье?

IV. Подворотня. Пение тьмы

Зодчество – разложение тьмы, как цвет разложение света. Объятия цвета каменны. Зодчество – звук света.

V. Сток срока

Спех в забывчивости, медленно наслаждаясь, бредёт по улице. Алый алтарь движения. Синяя нежность журчит сонными вздохами. Хрустящие сверкания тканно-кованных хрустальных криков.

Сменолиц: (он всегда рядом и его всегда нет)

– Вот видишь! Ты позволял себе любоваться видом, уличной суетой! Но праздник-то не у тебя! Да и почему-то же, другие люди, не зеваки, – идут по делу. Где теперь тебе успеть? Поезд-то ждать не будет! Он, как и всякая машина, есть порядок, то есть жестокость.

Спех: (спохватившись и ускоряя шаги)

– Но почему они могут сроки назначать, а мы должны успевать? Почему рок – срок?

Сменолиц:

– Ты же хочешь чтоб они взяли тебя с собой, – ты и спеши! Или ты не нужен, – ты уже знаешь это! Срок – единственная действительность. Без срока нет ни времени, ни пространства, ни движения. Сроки – сила. А они – силачи, – жрецы срока. Больше они владельцы времени. Они вправе им владеть. Ибо владение – это само право, его источник, а не следствие. Ты же не способен владеть! И получай! Срок! Срок – это милость для таких как ты.

Спех:

– Срок тюремный? Но это же не тюремный! К этому мы спешим, а того не можем дождаться!

Сменолиц:

– Надежды дарованной ты не заслужил. Ждать – это льгота по сравннению с – торопиться. Ты торопишься, чтоб у тебя не отняли твою не дарованную, собственную, то есть сворованную надежду. Надежда – вина. Вина существования. Ты благодарен им за великодушное прощение.

Ты прощелыга! Куда стремишься? В совладельцы? К владельцам времени? К временщикам?

Спех:

– Они мне не нужны. Лишь бы успеть уехать с ними. Туда! Туда!

Спех потерял дорогу. Оглядывается как рассвет. Ищет как мщение или ненастье. Он волнуясь распрашивает всех как пройти на вокзал. Вокзал заката заливается свободой вод. Где же жар? Все прохожие похожи на кого-то давно знакомого. На кого?

Сменолиц:

– Вокзал вон там. Через реку перейдёшь. Немного пройдёшь и увидишь сразу.

Спех бежит задыхаясь. Ханжество света – стон. Одышка – сутки. Стука сток. Вдруг огромная река. Охрипла. Толпы вод. Русалки искристые, рослые, скользкие слились, извиваясь зеркалами, в змею немую, Где же мост?

Самголос:

– Мост там. Мост – прошлое. Здесь строят новый. Воем. Выем.

Плотина спешная, осипшая, насыпная. Спи песок! Кипит, рябит работа. Навалим алым плиты. Орущие груды щебня. Снуют размашисто машины. Опять сломя голову бежит Спех. Ломая ноги. И споткнувшись, как вкопанный остановился. В плотине прогал, бурлит вола, – не перебраться.

Сменолиц:

– Тут, как видишь, не пройти (смеётся)

Спех: (в отчаянии)

– Но как попасть туда?!

Сменолиц:

– Есть ещё подземный переход.

Подземный переход. Уверенный глянцевый простор. Стеклянная чистота. Всё выложено светлыми, как лето, плитками. Стены с цветистым ласковым узором, хитрым, как бегущие стихи. В узорах рыхло зевают розы.

Самголос:

– Красота, удобство! Но зачем же под рекой, когда над рекой скоро будет мост? Убежище что ли?

Но Спех по убежищу бежит уже. Ему некогда думать. Вот сейчас он выбежит из под земли. Увидит часы вокзальные. Неужели опоздал.

VI. Подворотня. Ум тьмы

Разум – подземный переход от страха. Пещеры мысли. Удежище от будущего. Разум под сознанием. Разум – самый дикий инстинкт. Самый молодой ещё. Не отшлифованный тысячилетиями, миллионами лет. И самый низменный – по назначению. Вниз от мечты рождённой чувствами и рождающей чувства и ощущения.

VII. Рост рока

Из под земли выбегает Спех.

Льётся улица жемчужно-дождливая. Томные завесы сизых слёз волнуются бледно дрожа. Журчат непрерывные ожерелья прохожих. Пухлыми искрами нанизаны воды звона.

Через улицу вокзал. Стеклянная, слепая, лютая клетка – бочка – ночка крыши. Дремотно-белозубая колоннада развершая разорённую пасть – спать посередине. Каркающий робкими коробками корабль блеющего блеска, скуласто проглотивший изящно спящее шествие неба.

На вокзальных часах остаётся одна минута.

Если б можно добежать до вокзала напрямик, то он ещё успел бы! Но как пробраться сквозь толпу? Не просунуться в её суету. Не переждать каждого. Люди льются как из ведра – плотной, настойчивой струёй.

Отчаяние. Кочка в болоте.

Внезапное тепло. Серые добрые пропасти глаз, пропасти покоя. В отчаянии ночи, сразу утро стронулось. Это возникла Умима.

Она ни на кого другого, только на себя похожа. Но она смутна, как сквозь синее сонное молоко.

Но ради неё ведь он живёт! А она, оказывается, ради него.

Она молчит и проходит – протекает мимо. Исчезая, тая, разливаясь. Но он то знает для чего она пришла. Сказать сказку покоя!

Но вокзал. Зал усталых запахов. Слипаются глаза билетных касс. Билет на следующий поезд. Вздох. Ушёл. Шёлк скользкий. Догонять!

Спех в вагоне. Сонное шершавое освешение. Сосущая синии щи бессоница. Пассажиры жирно сопя, тускло дремлют. Проводник метёт, поднимая мудрую тучу пыли. Спех сухо задыхается.

Наконец станция. Спех едва успевает выпрыгнуть.

Спех окунулся в останавившуюся реку глухой, мозглой, тёплой, плотной темноты. Из глубины высматривает Спеха станция, чёрная с жёлтыми глазами.

Но почему так темно? Хрюкнул рок. Хриплый, властно-захолустный полустанок вместо станции яростно-рыжей. Жирное жующее пепелище ожидания – труп ссор огня.

Сменолиц:

– Так ты же поспешил слезть с поезда! Это не твоя станция. Ты попал, как всегда, не туда и не вовремя.

Спех: (снова в отчаянии)

– Теперь я уже их не догоню! Следующий поезд когда ещё будет!

Сменолиц:

– Следующего не будет. Следущее – это прошлое. Будущее и есть тo, что пропущено. (успокаивающе) – Но они тут где-то близко. Или сюда вернутся. Иди пешком. Туда. Там дождёшься – не дождёшься, жди.

VIII. Подворотня. Память тьмы

Сменолиц – всегда странно-знакомый перевоплощенец, переселенец лиц многократный – он – это переселение душ в одном лице. Чужое – живой упрёк в разных лицах. Упрёк нам и упрёк один, в том, что мы не нужны миру, но живём. Но и наше лицо – не лицо ли многих миллионов поколений? И может быть весь мир – это одна личность, которая силится, но не может вспомнить саму себя.

IX. Восток тока

В могучей мычащей ночи, – быстрые острова простора, рыщут. Немые чернила. Полчища молчания. Меховой хор страха. Тёплый колокол молящегося прищуренного молока. Испуганные угли гула. Ленивая влага смуглого волнения.

Спех торопится. Мимо вздохов. Мимо тьмы. Дремучая деревня. Машина тишины.

Но ночь вдруг текучими точками прострочена. Постройки крупного деревенского хозяйства поплелись. Теплицы, скотники, конюшни, склады.

Корабли пробирающиеся в щах сияющих разморенного моря к обрыву берега рваному и тёмногривому, немому.

Пушистые избушки закопошились. Заулыбались белолобые платочки домиков-намёков.

Воздух иногда чист, как стакан звона звёзд, но иногда повеет навозом или болотом.

Спех едва плетётся. Одышка одолела. Кто-то, – не Сменолиц ли, – долго, нудно водит его по сутулому хозяйству. Мимо усталого посёлка.

В домиках доверчивые, курчавые огоньки. Остаться бы здесь! Навсегда.

Но Спеха заводят в контору. Никого. Острова махорочного дыма висят рассеиваясь. Пустые столы уставились на Спеха.

Спех: (спохватывается снова)

– Но где же они?

Сменолиц:

– Побыли-уехали Или не были. Но и не будет. (смеётся) – Ты опять не туда попал и не вовремя. Теперь возвращайся.

Опять сломя голову. Болтыхаются бархатные камни темноты. Вот и станция. Глянцевая. Как облизанное блюдо безлюдной дали.

Чёрный дождь огней. Хромой грохот. Поезд мчится мимо. Здесь нет остановки.

Билет? Лет плеть. Без билета.

Спех заскакивает на ходу. Неудачно. Рука соскальзывает вниз по поручню. Спех висит. Шпалы пляшут. Щебень взбешен. Мчатся пощёчины.

Вот-вот Спех упадёт. Но Сменолиц подтягивает его.

Гневный вагон. Мелко трясущиеся колёса сердцебиения. Отдышался шепелявыми лохмотьями. Яма воздуха вспухла.

Скоро выходить. Но вдруг – проверка билетов. Вагон битком. Спех уселся подальше от проверки и ближе к выходу. Может быть, дай Боже, не успеют до него дойти?! Да это же из другого сна! Но наконец вокзал!

Самголос:

– Но где же их искать?

Сменолиц:

– Опять ты не туда и не вовремя попал, Спех! Они проехали дальше. Теперь уж их, и правда, не догнать. Теперь-то уж поступай как знаешь. (исчезает навсегда)

Холодный пот. Топот спит. Затоптали. Нет дыхания, мха рта. Спех тало устал.

Откуда ни возьмись – Умима.

Серые глаза мостовых. Дождливая толпа списывает сияния. Теплынь молитвами ветвей. Освещение журчит.

Вздохнуть – вдохнут свидание.

Самголос

– Свидание – даль сближения.

Спех:

– Умима не отвернись теперь! Я пропал: они меня с собой не взяли.

Умима: (Туча голоса её низко стелется. Раскат-закат)

– Нам не сними. И не туда. И не во время, а вне времени. Нам в храм.

Тихий храм. Огромный как гром. Заросли русой красоты. Знойны иконы бездонного пения. Седые похвалы лохматого ладана. Парчовые ручьи сероглазого звона. Сиреневые ливни ковров.

Цветок упавшего ветерка. Роса воскресения. Влажный пожар умиления. Аналой алого поклона. Пришедшие ждут. Чего? Нема Умима. Утих Спех.