Читать книгу Тайна Черной горы - Георгий Свиридов - Страница 18

О том, что судьба переменчива, что она, как не раз слышал Иван Вакулов, «играет человеком», он убедился на собственном опыте, прочувствовал своей шкурой и ее холод и ласковое тепло. И все это испытал он, пережил буквально в считаные дни начала полевого сезона. Ему, молодому геологу, как он считал, «дико не повезло», да так не повезло, что с какой стороны ни посмотри, как ни прикидывай, а прямо хуже и некуда: при распределении рабочих ему не достался промывальщик. Не достался, и все. Ему его просто не хватило.

Их, рабочих, было мало, значительно меньше, чем требовалось, чем имелось в наличии геологов-маршрутчиков. Короче говоря, без промывальщиков осталось четверо геологов: три бывалых геологини и он, молодой и начинающий. Иван вынужден был фиксировать весьма неприятный и показательный факт действительности, что даже и здесь, где платят крупные деньги, да плюс всякие надбавки, да полевые и премиальные, даже и здесь, как и в промышленных центрах, с рабочими кадрами существует серьезная проблема. Только в тайге еще сложнее стоит этот самый кадровый вопрос. Тут не приколотишь к ели или пихте доску с объявлениями, с привычным коротким словом «требуется», таким знакомым по недавней городской жизни, по той простой причине, что читать те написанные слова просто некому. Дорог в тайге еще нет, никто в эти дебри не заглядывает, а таежные звери человеческой грамоте не обучены. Ну а вербовщики, которые загодя отправлялись с деньгами и полномочиями в ближайшие города, то и они не смогли навербовать нужное количество крепких телом людей, пригодных для походной таежной жизни. Даже высокие заработки, эти самые «длинные рубли», мало кого прельщали, поскольку заработать нынче можно и в городе, было бы желание трудиться.

Что касается геологинь, то они, к удивлению Ивана, особых возражений или там шумного недовольства не высказывали. Даже наоборот. Одна из них охотно пошла работать геологом в новую штольню, которую только-только зарезали на склоне сопки, а две другие укатили в отпуск в Крым, к ласковому Черному морю. И Иван Вакулов сам слышал, как они, довольные и счастливые, говорили в камералке перед отъездом: «За столько лет хоть впервые отдохнем по-человечески в теплое летнее время». Да еще добавляли о том, что хоть одно лето их молодые женские тела не будут жрать ненасытные летучие кровопийцы – гнус, комарье и прочая крылатая живность.

А Иван Вакулов на что-то надеялся, хотя надеяться, в общем, было не на что. Отказался от двух приличных должностей, предложенных ему сразу же. Отказался решительно. Нет, и все тут! Откровенно говоря, он потом пожалел о своей поспешной решительности. Должности, в общем, были весьма и весьма перспективные. Но слова сами сорвались с кончика языка. А раз сказал, то все, баста! Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Сказал, как отрезал. Передумывать на ходу он не умел. Не в его характере.

И вот сейчас сидит он и мается в крохотном кабинетике начальника отдела кадров, отгороженном фанерной перегородкой от бухгалтерии. Голоса и щелканье костяшек на счетах сквозь такую стенку хорошо слышны, только лиц не видать. А в открытое окошко дышит соляркой бульдозер, ровняющий бугристую небольшую площадь перед конторой, и бревенчатый дом тихо подрагивает в такт работы мотора. Да еще слышны тюканье топоров, перестук молотков, стрекот бензопилы. Поселок строится. Эхо донесло далекий гул взрыва. Иван догадался: пробили еще одну канаву на месторождении. Жизнь идет своим чередом, каждый занят своей работой, только он, Иван, пока не у дел. Об этом и говорит ему тихим доверительным голосом пожилой человек в старомодном пенсне на носу. И еще о том, что специалисты очень нужны экспедиции.

– Я все понимаю, Павел Иванович, – сказал Вакулов, ерзая на табуретке, как на горячей сковороде, – только давайте обо всем этом поговорим через неделю?

И дальше добавил, что ему, дескать, надо еще «несколько дней для окончательной доводки отчета». Это была, конечно, чистейшая «липа», поскольку отчет о прошлогоднем полевом сезоне давно написан и полмесяца назад успешно защищен. Толстый том, пахнущий клейстером, в синей картонной обложке – труд целой зимы их поискового отряда – стоит на полке в кабинете главного геолога, и на обложке, среди других исполнителей, выведена и его, Вакулова, фамилия.

Павел Иванович, конечно, обо всем этом знал наверняка. Пожилой худощавый человек, много повидавший за свою долгую жизнь, молча снял с носа старомодное пенсне, протер его носовым платочком, снова водрузил на свое место и сквозь чистые увеличительные стеклышки так пристально и понимающе посмотрел на Ивана, что у молодого рослого геолога, как у провинившегося школьника, огнем полыхнули уши и пошли по шее красные пятна. А вслух сказал:

– Хорошо, подождем недельку, – и, подумав, добавил, что если подвернется какой-никакой работяга, согласный пойти в тайгу, он тут же даст знать.

Вакулов облегченно вздохнул и поспешно поблагодарил кадровика. Павел Иванович в эти минуты показался ему добрейшим человеком, поскольку понимал тревожное состояние души молодого специалиста, у которого срывался самостоятельный маршрут.

В конторе Иван немного задержался. В бухгалтерии его заставили расписываться в каких-то бумагах, актах по списанию. В просторной комнате было тесно, канцелярские столы стояли впритирку друг к другу, создавая немыслимый лабиринт. И молодые женщины что-то пишут, считают на счетах, крутят арифмометры, на столах, рядом с папками, графинами с водой, чернильницами, лежали куклы, игрушечные автомобили, цветные кубики. А между столов на полу шумно играли малыши, не обращая никакого внимания на взрослых и на рокот бульдозера. Как объяснили Ивану, в детском садике был карантин по случаю какого-то заболевания, но ему, холостяку, эти болезни пока ничего не говорили.

Иван немного потоптался на крыльце, обдумывая, куда сначала ему зайти, прежде чем отправиться в камералку, – в столовую или же в магазин? Столовая располагалась напротив в длинном щитовом доме, а магазин – чуть дальше по единственной «главной» улице поселка. Вынул пачку сигарет и закурил. Дым был горьким и противно першил в горле. Но Иван терпел. Курить он начал совсем недавно, буквально перед последними экзаменами впервые попробовал дымить, поскольку все окружающие его парни и мужчины курили и ему вроде бы негоже было отставать от них. Хотелось скорее стать взрослым и самостоятельным, утвердить себя в жизни. Само курение ему не очень-то понравилось и сейчас не особенно нравится, но он имел характер и умел «держать марку». Он отставать от других не будет. Тут взгляд его привлекла одна молодая особа. Весьма симпатичная собою. Она переходила дорогу. Нисколько не преувеличивая, Иван сказал бы, если бы у него об этом спросили, что она очень красивая. И фигура, можно прямо сказать, что надо. Все при ней и ничего лишнего. И одета по-столичному: в модную юбку-колокол и полупрозрачную нейлоновую кофточку. А вот какого цвета у нее глаза и волосы, он не заметил, вернее, не запомнил, что-то сказочно-темное. Бульдозерист притормозил перед ним свой грохочущий и лязгающий агрегат и, повернув к Вакулову перемазанное соляркою и копотью сияющее лицо, кивнув в сторону девушки, поднял кверху большой палец:

– Видал, какие у нас? Высший класс!

И, поддав газу, погнал бульдозер вдоль по улице.

Вакулов встрепенулся, словно его кто-то подтолкнул в спину. Выкинув сигарету, он сорвался с места. Догнал особу.

– Девушка, одну минутку! – выдохнул он, сам не зная, откуда у него вдруг появилась такая бесшабашная решительность.

Та остановилась и молча, спокойно так посмотрела на Ивана.

– Скажите, пожалуйста, который сейчас час? – выпалил Иван.

Та посмотрела на свои ручные часики и ответила:

– На моих половина третьего, – и с усмешкой добавила: – На ваших, наверное, столько же.

Иван мысленно чертыхнулся. Сморозил глупость. Спросил о времени, когда у самого на руках часы. Но он уже не мог удержать себя.

– Это по местному?

– Да, по-дальневосточному, – ответила молодая особа и пошла дальше.

– Девушка! Минуточку. Еще один вопрос! – Иван догнал ее и пошел рядом. – Нет ли у вас какой-нибудь веревочки?

– Веревочки? – особа остановилась.

– Ну да. Веревочки. Разговор с вами хочется завязать.

– Веревочки нет, – сухо и твердо ответила особа, как бы отрезая раз и навсегда его намерение. – Муж есть.

И пошла не оглядываясь. Юбка-колокол приятно колыхалась в такт ее шагам.

Иван вынужден был констатировать печальный факт, что и здесь, в тайге, у черта на куличках, на самом далеком востоке, как и дома, в Саратове, из него донжуана и дамского сердцееда не получалось. Ему просто не везет по этой части. У других парней знакомство с девушками и все прочее, если им верить, получалось просто и весьма лихо. А вот у него на этот счет часто выходят промашки. Хотя внешне он и не хуже других. И рослый, силенкою природа не обидела. Да и на лицо ничего. Лицо как лицо, все нормальное, пропорциональное и без видимых дефектов. И мать не раз говорила, что он выдался обличьем в отца. А тот считался весьма симпатичным и видным собою мужчиной. Иван не раз слышал, что многие женщины откровенно признавались в том, что им нравится Вакулов-старший. Любили его многие. А вот Ивану пока что не особенно везет по этой жизненной линии.

– Ванечка, ты что здесь скучаешь?

Вакулов почувствовал, что его нежно и властно берут под руки. Он повернул голову, хотя и так, не глядя, по одному голосу узнал Валентину Сиверцеву, комсомольского вожака экспедиции. На вечерах самодеятельности они дуэтом исполняли многие песни, но особенно хорошо у них выходило в два голоса, когда пели новую модную песню Пахмутовой: «А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги…»

Валентина возникла как-то неожиданно. Светловолосая, голубоглазая, статная, словно насквозь пронизанная солнечными теплыми лучиками. Иван только удивился, что не заметил ее появления. Он даже слегка растерялся. А она это растолковала по-своему. Не давая ему опомниться, прийти в себя, сказала тихим ласковым голосом, в котором явственно звучали властно железные назидательные нотки, типичные в разговоре начальника с подчиненными, которые Иван терпеть не мог:

– Негоже, миленький товарищ Вакулов, заглядываться и тем более приставать к замужним женщинам. В экспедиции имеются и молодые холостячки.

Иван окончательно был сбит с толку. Он не ожидал такого поворота событий. Ему даже стало почему-то стыдно за свой бесшабашный поступок. Он только удивленно спросил.

– Замужем?

– Ну да. Это Эльза! Эльза Сергеевна то есть. Жена нашего уважаемого и замечательного начальника экспедиции.

– Евгения Александровича?

– Именно Евгения Александровича. Эльза Сергеевна недавно приехала из Москвы. И сын у них есть, Сашенькой зовут. Вот так, Ванечка! – и тут же доверительно так спросила: – Она тебе понравилась, да?

Валунов утвердительно кивнул головой, понимая, что отпираться бессмысленно, поскольку, как он догадывался, его донжуанство происходило у Валентины на глазах.

– Она, по-твоему, красивая? – не успокаивалась Валентина. – Да?

В ее вопросе Иван уловил какую-то внутреннюю настороженность, словно для Валентины Сиверцевой было очень важным знать его мнение насчет внешности жены начальника экспедиции. А на размышление у него не имелось времени, чтобы постараться понять причины ее такой заинтересованности. Отвечать надо было сразу. Хотя бы простейшим «да» или «нет». Только сказать «нет» Иван не мог, поскольку это было бы явной ложью и фальшью. Но и произнести «да» у него не хватало решимости. Что-то удерживало от такого откровенного признания. Возможно, еще и потому, что он узнал, что эта Эльза – надо же какое красивое имя у нее! – является женою начальника экспедиции. Тут его слова можно по-всякому истолковать. У всех начальников жены всегда красивы! И вслух он промямлил где-то вычитанные им фразы насчет красоты, что понятие это весьма неопределенное и субъективное, и чуть было не добавил «социальное» и «классовое», но вовремя удержался.

– Ванечка, не надо философствовать, я вполне понимаю твое состояние, – Валентина погладила ладонью его руку. – Ты лучше скажи мне сразу, ответь прямо, как другу. Мы с тобой друзья, верно?

Вакулов кивнул, смутно догадываясь, что Валентина подводит его к какой-то незримой черте, за которой таится пугающая неясность.

– А друзья ничего не таят друг от друга, – продолжала Валентина волнующим голосом, не переставая гладить руку Вакулова. – Так ты и скажи мне по-комсомольски прямо и без обиняков, – и, чему-то своему улыбаясь, произнесла: – она что, лучше, чем я? Красивее, да?

Иван ощущал на себе напряженный взгляд ее поразительно красивых глаз, которые в эти мгновения из ясно-голубых стали темно-синими, бездонно-глубокими, как горные озера, в которых отражена спокойная суровость черных и зеленых мяочанских хребтов с нависшими над ними странствующими белыми облаками. И в то же время Валентина по-прежнему улыбалась, обнажая за алыми сочными губами верхний ровный ряд хорошо пригнанных друг к другу сахарно-белых зубов. И эта ее доверительно открытая улыбка вернула ему утерянную уверенность. Валентина показалась ему такой соблазнительной, что его невольно потянуло к ней. Ему стало легко и свободно. Он увидел себя в ее глазах неотразимым мужчиной.

– Вы разные, – сказал он со знанием дела. – Совсем разные! Она темная, шатенка, а ты вся светлая, словно сотканная из солнечных лучей. Такая, понимаешь, насквозь солнечная, – и завершил, вполне довольный своей находчивостью и остроумием: – Солнечная девушка из поселка Солнечный!

– Не надо, Ванечка! Ты же знаешь, что я не терплю комплиментов, – остановила его красноречие Валентина, хотя по всему было видно, что его слова ей приятно слушать.

– А это вовсе и не комплимент!

– Ты так думаешь?

– На полном серьезе! Честное комсомольское!

– А вот один человек, понимаешь, так не думает, – произнесла Валентина с каким-то внутренним сожалением.

Грустно так произнесла, что у Вакулова как-то сразу охладел весь пыл его красноречия. Он понял, что тот неизвестный пока «один человек» был, ясно, не он. Кто-то другой. И он, этот «один человек», не обращает никакого внимания на Валентину.

Сначала Иван не поверил своим ушам. Такого не может быть! Он знал, что многие женатые и холостые парни тайно и открыто вздыхают по ней. Готовы ради нее горы своротить. Знал и то, что Валентина вела себя со всеми ровно и одинаково, никого не выделяя и не отмечая своим вниманием. Даже поговаривали, что у нее вместо сердца кусок льда. Но та доверительность, с которой были произнесены ею слова насчет «одного человека», отметали любые сомнения. Оказывается, такой есть. Находится где-то рядом. И возможно, Иван его знает. В этот момент Иван много бы дал, чтобы разгадать тайну ее сердца, ту тайну, к которой она перед ним чуть приоткрыла дверцу. И тут же сама ее захлопнула, переведя разговор на другую, деловую тему.

– Если ты действительно останешься и не уйдешь в горы, то тебе есть особое комсомольское поручение, – Валентина была снова деловой и при исполнении своих секретарских обязанностей, хотя все так же продолжала гладить его руку. – Только тебе можно такое поручить.

Вакулов сразу нахмурился.

– Не надо никаких поручений! Я обязательно уйду в свой маршрут, понимаешь ты это?

– Не сердись, Ванечка! Я же сказала, «если»!

– Никаких «если»!

– Ежик ты колючий, вот кто ты! – Валентина опять доверительно улыбнулась ему и заглянула в глаза. – Ты в какую сторону направляешься?

Идти в столовую и магазин ему расхотелось. Он стал тоже деловым и занятым человеком.

– Из конторы у меня только одно направление – к себе в камералку.

– Тогда нам по пути. Проводи меня до магазина.

Они расстались около обыкновенного сруба, на котором прикреплена вывеска. На куске жести, выкрашенной охрой, выведены темные коричневые буквы с белой обводкой, так что и в темноте можно прочесть о том, что перед вами не жилой дом, а торговая точка.

Иван не утерпел, посмотрел ей вслед, как она, стуча каблучками, поднималась по деревянным ступенькам крыльца. Платье на ней тоже колыхалось так красиво и свободно, что ему почудилось, будто он даже слышит легкий шум морского прибоя. Иван был, конечно, рад, что находится в такой чисто мужской дружбе с нею. Он так и подумал: «чисто мужской дружбе». Это считалось высшим баллом похвалы в его понимании человеческих отношений. И в то же время ему было немного грустно. Ему казалось, что жизнь проходила мимо, не увлекая его в своем потоке.