Читать книгу Человек-невидимка. Чудесное посещение - Герберт Уэллс, Герберт Джордж Уэллс - Страница 3

Итак, девятого февраля, когда только начиналась оттепель, неведомо откуда появился в Айпинге странный незнакомец. На следующий день, в слякоть и распутицу, его багаж доставили в трактир. И багаж тоже оказался не совсем обыкновенный. Оба чемодана, правда, ничем не отличались от тех, какими обычно запасаются путешественники; но, кроме них, имелся ящик с книгами – большими толстыми книгами, причем некоторые были не напечатаны, а исписаны чрезвычайно неразборчивым почерком, – с дюжину, если не больше, корзин, ящиков и коробок, в которых лежали какие-то предметы, завернутые в солому; Холл, не преминувший поворошить солому, решил, что это стеклянные бутылки. В то время как Холл болтал с Фиренсайдом, возницей, собираясь помочь ему перенести багаж в дом, из дверей вышел незнакомец в низко нахлобученной шляпе, в пальто, перчатках и шарфе. Он вышел из дому и даже не взглянул на собаку Фиренсайда, лениво обнюхивавшую ноги Холла.

– Несите ящики в комнату, – сказал незнакомец. – Я и так уже заждался их.

С этими словами он спустился с крыльца и подошел к задку повозки, как будто хотел собственноручно унести небольшую корзинку.

Завидев его, собака Фиренсайда дико зарычала и ощетинилась; когда же он спустился с крыльца, она подскочила и цапнула его за руку.

– Куш! – шарахнувшись, крикнул Холл, который всегда побаивался собак, а Фиренсайд заорал:

– Ложись! – и схватился за кнут.

Они видели, как зубы собаки скользнули по руке незнакомца, услышали звук пинка, собака подпрыгнула и вцепилась в ногу незнакомца, раздался треск разрываемых брюк. В это мгновенье кнут Фиренсайда настиг собаку, и она, заскулив от обиды и боли, спряталась под повозку. Все это произошло в каких-нибудь полминуты. Никто ничего не говорил, но все кричали. Незнакомец быстро взглянул на разорванную перчатку и штанину, сделал движение, будто хотел нагнуться, затем повернулся и взбежал на крыльцо. Они услышали, как он торопливо прошел по коридору и застучал каблуками по не покрытой ковром лестнице, ведущей в его спальню.

– Ах ты тварь этакая! – выругался Фиренсайд, слезая с повозки с кнутом в руке, в то время как собака зорко следила за ним из-за колес. – Иди сюда! – крикнул он. – А не то будет хуже.

Холл стоял, разинув рот, в полном смятении.

– Она укусила его, – заговорил он. – Пойду посмотрю, что с ним. – И он зашагал вслед за незнакомцем. В коридоре он встретил жену и сказал ей: – Постояльца искусала собака Фиренсайда.

Он поднялся по лестнице, дверь незнакомца была полуотворена, Холл распахнул ее и вошел в комнату без особых церемоний, спеша выразить свое сочувствие.

Штора была спущена, и в комнате царил полумрак. Холл успел заметить что-то в высшей степени странное, похожее на руку без кисти, занесенную над ним, и лицо, состоящее из трех больших расплывчатых пятен на белом фоне, очень похожее на бледный цветок анютиных глазок. Потом сильный толчок в грудь отбросил его в коридор, дверь захлопнулась перед самым его носом, и он услышал, как щелкнул ключ в замке. Все это произошло так быстро, что Холл ничего не успел сообразить. Мелькание каких-то смутных теней, толчок и боль в груди. И вот он стоит на темной площадке перед дверью, спрашивая себя, что же это он такое видел.

Немного погодя он присоединился к кучке людей, собравшихся на улице перед трактиром. Здесь был и Фиренсайд, который уже второй раз рассказывал всю историю с самого начала, и миссис Холл, твердившая, что его собака не имеет никакого права кусать ее постояльцев; тут же был и Хакстерс, владелец лавки, находившейся напротив, сильно заинтересованный происшествием, и Сэнди Уоджерс из кузницы, слушавший Фиренсайда с глубокомысленным видом; сбежались и женщины и дети, и каждый изрекал какую-нибудь глупость, вроде: «Попробовала бы она меня укусить», «Нельзя держать таких собак», «А почему она его укусила?» и так далее.

Мистер Холл глядел на них с крыльца, прислушивался к разговорам, и ему уже начало казаться, что ничего необычайного он наверху увидеть не мог, – пожалуй, это просто почудилось. Да ему и слов не хватило бы, чтобы передать свои впечатления.

– Он сказал, что ему ничего не нужно, – только и ответил он на вопрос жены. – Я думаю, надо внести багаж.

– Надо бы сразу прижечь, – сказал мистер Хакстерс, – в особенности если получилось воспаление.

– Я бы пристрелила ее, – сказала одна из женщин.

Вдруг собака снова зарычала.

– Давайте вещи, – послышался сердитый голос, и на пороге появился незнакомец, закутанный, с поднятым воротником и опущенными полями шляпы. – Чем скорее вы внесете мои вещи, тем лучше, – продолжал он. По свидетельству одного из очевидцев, он успел переменить перчатки и брюки.

– Сильно она вас искусала, сударь? – спросил Фиренсайд. – Очень это мне неприятно, что моя собака…

– Пустяки, – ответил незнакомец. – Даже не поцарапала. Поторопитесь лучше с вещами.

Тут он, по утверждению мистера Холла, выругался вполголоса.

Как только первую корзину внесли по его указанию в гостиную, незнакомец нетерпеливо начал ее распаковывать, без зазрения совести разбрасывая солому по ковру миссис Холл. Он начал вытаскивать из корзины бутылки – маленькие пузатые бутылочки с порошками, небольшие, узкие бутылки с окрашенной в разные цвета или прозрачной, как вода, жидкостью, синие изогнутые склянки с надписью «яд», круглые бутылки с тонким горлышком, большие бутылки из зеленого и белого стекла, бутылки со стеклянными пробками, с вытравленными на них надписями, бутылки с притертыми пробками, бутылки с деревянными затычками, бутылки из-под вина и прованского масла. Все эти бутылки он расставил рядами на комоде, на каминной доске, на столе, на подоконнике, на полу, на этажерке – всюду. В брэмблхерстской аптеке не набралось бы и половины такого количества бутылок. Получилось внушительное зрелище. Он распаковывал корзину за корзиной, и во всех были бутылки. Наконец, все шесть корзин опустели, а на столе выросла гора соломы; кроме бутылок в корзинах оказалось еще немало пробирок и тщательно упакованные весы.

Распаковав корзины, незнакомец отошел к окну и немедля принялся за работу, не обращая ни малейшего внимания на кучу соломы, на потухший камин, на ящик с книгами, оставшийся на улице, на чемоданы и остальной багаж, который был уже внесен наверх.

Когда миссис Холл подала ему обед, он был совсем поглощен своей работой, которая заключалась в том, что он вливал по каплям жидкости из бутылок в пробирки, и даже не заметил, как она вошла; лишь когда она убрала солому и поставила поднос на стол, быть может несколько более шумно, чем обычно, так как ее взволновало плачевное состояние ковра, он быстро взглянул в ее сторону и тотчас отвернулся. Она успела заметить, что незнакомец был без очков: они лежали возле него на столе, и ей показалось, что его глазные впадины необычайно глубоки. Он надел очки, повернулся и посмотрел ей в лицо. Она собиралась уже высказать свое недовольство по поводу соломы на полу, но он предупредил ее.

– Я бы просил вас не входить в комнату, не постучав, – сказал он с необычайным раздражением, которое, видимо, с легкостью вспыхивало в нем по малейшему поводу.

– Я постучалась, но должно быть…

– Быть может, вы и стучали. Но во время моих исследований— исследований чрезвычайно важных и необходимых – малейшее беспокойство, скрип двери… Я бы просил вас….

– Конечно, сударь. Если вам угодно, вы можете запирать дверь на ключ. В любое время.

– Очень удачная мысль! – сказал незнакомец.

– Но эта солома, сударь. Осмелюсь заметить…

– Не надо! Если солома вас беспокоит, поставьте ее в счет. – И он пробормотал про себя что-то очень похожее на ругательство.

Он стоял перед хозяйкой с воинственным и раздраженным видом, держа в одной руке бутылку, а в другой пробирку, и весь его облик был так странен, что миссис Холл смутилась. Но она была особа решительная.

– В таком случае, – заявила она, – я бы хотела знать, сколько вы полагаете…

– Шиллинг. Поставьте шиллинг. Я думаю, этого достаточно?

– Хорошо, пусть так и будет, – сказала миссис Холл, принимаясь накрывать на стол. – Конечно, если вы согласны…

Незнакомец повернулся и сел спиной к ней.

Все послеобеденное время он работал, запершись на ключ и, как удостоверяет миссис Холл, почти в полной тишине. Только один раз послышался треск и звон стекла, как будто кто-то толкнул стол и с размаху швырнул на пол бутылку, а затем раздались торопливые шаги по ковру. Опасаясь, уж не случилось ли что-нибудь, хозяйка подошла к двери и, не стуча, стала прислушиваться.

– Ничего не выйдет! – кричал он в ярости. – Не выйдет! Триста тысяч, четыреста тысяч! Это необъятно! Обманут! Вся жизнь уйдет на это!.. Терпение! Легко сказать!.. Дурак, дурак!

Тут кто-то вошел в трактир, застучали тяжелые сапоги по плиткам пола, и миссис Холл должна была волей-неволей отойти от двери, не дослушав.

Когда она вернулась, в комнате снова было совсем тихо, если не считать слабого скрипа кресла и случайного позвякивания бутылки. Очевидно, незнакомец снова принялся за работу.

Когда она принесла чай, то увидела в углу комнаты, под зеркалом, разбитые бутылки и золотисто-желтое пятно, небрежно вытертое. Она обратила на это внимание постояльца.

– Поставьте все это в счет, – огрызнулся он. – Ради бога, не мешайте мне. Если я причиняю вам какой-нибудь убыток, ставьте в счет. – И он снова принялся делать пометки в лежавшей перед ним тетради.

– Знаете, что я вам скажу, – таинственно начал Фиренсайд. Разговор происходил вечером того же дня в пивной.

– Ну? – спросил Тедди Хенфри.

– Этот человек, которого укусила моя собака… Ну, так вот: он – чернокожий. По крайней мере, ноги у него черные.

Я это заметил, когда собака порвала ему штаны и перчатку. Надо было думать, что сквозь дыры видно будет розовое тело, правда? Ну а на самом деле ничего подобного. Одна только чернота. Верно вам говорю, он такой же черный, как моя шляпа.

– Господи помилуй! – воскликнул Хенфри. – Вот так так! А ведь нос-то у него самый что ни на есть розовый.

– Так-то оно так, – заметил Фиренсайд. – Это верно. Только вот что я вам скажу, Тедди. Парень этот пегий: где черный, а где белый, пятнами. И он этого стыдится. Он вроде какой-нибудь помеси, а масти, вместо того чтобы перемешаться, пошли пятнами. Я и раньше слыхал о таких случаях. У лошадей это бывает сплошь да рядом, спроси кого хочешь.