Читать книгу Радикализация искусства. Избранное - Глеб Нагорный - Страница 6

В коридорах с запутанной системой было не убрано, бумаги и папки беспорядочно валялись на полах, разбитых на прямоугольные плиты. Некоторые секторы и этажи были пустынны. В других, напротив, наблюдалось оживленное движение, и лифт постоянно курсировал между наиболее забитыми персоналом отделами.

По одному из этажей бежал маленький хрупкий зверек, за белый окрас прозванный Альбиносом. Он ткнулся в мусорную корзину, доверху набитую бумагами, беспокойно дернулся и побежал к лифту. Лапки Альбиноса на миг застыли, лифт остановился, створки плавно разошлись в стороны, и тогда зверек, не дожидаясь появления пренеприятнейших субъектов, только и мечтавших избавиться от твари, которая, непонятно откуда взявшись, пугала служащих и расстраивала своим появлением размеренную жизнь в Здании, нервно дернул острой мордочкой и взял влево; юркнул в ближайшую щель и оказался в кабинете без окон, с горящими люминесцентными лампами и длинным столом.

Альбинос притаился и испуганно оглядел кабинет, до отказа наполненный жутковатыми типами.

Некоторые из присутствующих были тучными и немного кривоватыми. Другие – истощены и неестественно прямы. В одних чувствовался абсолют, совершенство и – как часто случается с идеалом, – закостенелость и чопорность; в других – незаконченность, комплексы по поводу внешних данных и, разумеется, вызов и склочность.

У каждого из района солнечного сплетения тянулось нечто, по чистому недоразумению называемое «серебряной» нитью, якобы символизирующей неразрывную связь со Зданием, социальную принадлежность и внутренний мир ее обладателя, но от которой осталось лишь одно завитиеватое, блестяще-драгоценное, а по сути – серо-белое название. Ибо цвет и форму большинства нитей распознать было так же сложно, как и внутренний мир их владельцев, который у многих не отличался ни цветом, ни формой, да и вообще был лишен каких-либо характеристик.

– Спокойствие, господа, спокойствие, – из конца кабинета раздался усталый голос заместителя заведующего отделом лингвистики мадам Литеры, облаченной в строгий брючный костюм. – Я понимаю, что вы недовольны решением Зава, но вы же знаете: нам не к кому апеллировать по поводу циркуляра, спущенного сверху. Это приказ, слышите, приказ.

– Плевать я хотел на такого рода приказы, – пророкотал жирный тип в расползающемся по швам костюме. – Я работаю в отделе с самого начала, а командируют какого-то выскочку. Посмотрите на него, он даже выглядит, простите меня за сравнение, как призрак из отдела игровых автоматов.

– Правильно, правильно, – закричали все. – Где это видано? Он у нас работает без году неделя, а за пределы Здания командируют именно его. Как понимать Зава?

– Кто вообще Зава-то видел? – послышался робкий, чуть надтреснутый, голос.

– Никто. У нас так заведено, никто его не видел, но все его боятся, – громыхнул в ответ жирный тип.

– Родненькие, успокойтесь, – взмолилась мадам Литера, кинув унылый взгляд на подрагивающую прозрачную фигуру с шелковистыми щечками, которой принадлежал потрескивающий голос; из одежды на той был только изумрудный галстук – с перекошенным узлом и плавающей золотой рыбкой на конце. Эфемерная, непрочная «серебряная» нить, связующая фигурку со Зданием, была тонкой и девственно-чистой. – Я прекрасно понимаю ваше негодование. Но на этажах, заметьте, на самом верху, считают, что молодым, именно молодым, следует доверить столь щекотливый вопрос, как выход за пределы… Понимаю, понимаю вас – все вы зарекомендовали себя как отличные служащие, но именно поэтому Здание не может с вами расстаться. Вы все нужны здесь. Я и сама разделяю ваше любопытство по поводу того, что же на самом деле творится за пределами наших стен, и, поверьте мне на слово, что, будь на то моя воля, я бы с удовольствием откомандировала кого-нибудь из старейших преданнейших служащих… Но посудите сами, сколько раз мы отправляли заслуженных и награжденных деятелей нашего отдела за стены Здания, и сколько раз они, докладывая о жизни Там, рассказывали нам о небылицах, в кои просто сложно поверить! Как понимать, например, доклад достопочтенного, ликвидированного в прошлом году, извините, имя забыла, что якобы Там, у Них, из Зданий уходят на ночь в другие маленькие Здания, что будто бы по достижении зрелости новоиспеченные «Граждане» – ну и слово! – занимаются не тем, что предписывают Породившие Их, но – только послушайте! – тем, чем Они сами хотят заниматься! Более того, Они, по докладу достопочтенного, развиваются, как он выразился, лишь внешне, что же касается Их внутреннего мира, то он заложен в Них изначально и не столько меняется, сколько вызревает.

– А что такое «внутренний мир» и «изначально»? – вяло поинтересовался кто-то.

– Если бы мы могли ответить на этот вопрос, то отпала бы надобность во всех других, – подал голос прозрачный субъект в изумрудном галстуке, но на него зашикали, и он подавленно замолчал.

– Достопочтенный был сумасшедшим! Вы не того отправили, – выкрикнул некто из дальнего угла комнаты.

– Мы многих отправляли, – сурово отрезала мадам Литера, – но от этого мало что изменилось, ибо все их доклады пестрят фантасмагорией и откровенным бредом. Как, к примеру, понимать доклад уважаемого, простите, не осталось в памяти данных, что, находясь за пределами Здания, он в то же время не покидал своего кабинета? И якобы далеко не все работают в Зданиях, но некоторые трудятся за Их пределами, а Кое-кто так и вовсе, как это… – Литера покопалась в бумагах и процитировала: – «иждивенничают, паразитируют и тунеядствуют». И будто Многие не знают языка своих соседей, а зачастую и своего, и часто Здания строятся только лишь на Одного или Двух, Которые, видите ли, отдыхают там…

– Гиль3 и паноптикум. В Зданиях работают! – возопил субъект без лица.

– Это еще не всё, – продолжала мадам Литера. – Некоторые, чьих имен я не упомню, утверждали, что вроде бы Там – в Зданиях – много-много Окон, и что самое невероятное, мы – это Они в миниатюре, более того, вы только послушайте, – Они нас создали! Как вам такой поворот в Миро-Здании?

В кабинете раздались возгласы: «Этого не может быть!», «Что за чушь?!», «Ликвидировать!»

– Знать бы кого, – вновь произнес прозрачный субъект, но был награжден неодобрительным взглядом мадам Литеры и быстро отвел глаза с длинными ресницами в сторону.

– Но да будет вам известно, что многие возвращались Оттуда настолько обескураженными, что нам ничего не оставалось, как сдать их в архив, а с некоторыми мы поступили, я бы сказала, достаточно радикально…

– Утиль? – послышались бодрые голоса.

Мадам Литера нехотя кивнула.

– У нас просто не было другого выхода. Вернулись они весьма… м-м… необычными – ни на что не реагировали. Когда я давала им указания, они только посмеивались и говорили: «А вы уверены, что именно вы руководите нами, а мадам?.. Уверены? А что вами, вот сейчас, вот в данную минуту, никто, а?» Естественно, таких вольностей мы не могли допустить. А уж когда и остальные встали на защиту Альбиноса и принялись доказывать, что он тут ни при чем, что он такая же марионетка, как мы все, и что наше существование настолько зыбко, что лучше вообще забыть о нем, и что даже командировки на самом деле спрогнозированы Оттуда, то, сами понимаете…

– Прекрасно, прекрасно, но почему всё-таки Флёр?

– Дело в том, что он, – мадам Литера кинула полный деланного сочувствия взгляд на обладателя изумрудного галстука, – во-первых, молод и энергичен, во-вторых, что немаловажно, абсолютно, как вы видите, не сформирован, а в-третьих, приказ есть приказ, и не нам его обсуждать! – резюмировала она.

– Но он неопытен, – раздалось из пыльного угла.

– Это его плюс, – безапелляционным тоном заявила мадам. – Не знаю, уполномочена ли я разглашать конфиденциальную информацию, но считаю, что я просто не имею права никого обманывать. Сверху пришли к выводу: в Здании велась неправильная политика в отношении командируемых. Мы высылали исключительно сформировавшихся сотрудников, что и привело нас к плачевным результатам. Из Здания они выходили, по-видимому, уже с устоявшимися взглядами и привычками; что же касается нашего добровольца… вы у нас доброволец? – обратилась она к Флёру, который, увлеченный изумрудным галстуком, нежно приговаривал: «Сейчас я тебя, Томми-Тимошка, покормлю. Проголодалась рыбка. Не пищи, не пищи ты так». Он нажал на узел галстука, и резкий писк прекратился.

– Я к вам обращаюсь, Флёр. Вы – доброволец? – повысив голос, произнесла Литера.

– А в нашем Здании возможно иначе? – спросил тот, и его прозрачная фигура повернулась к мадам.

– Конечно, нет, – поразилась она, вскинув брови-скрепки вверх, и обратилась к остальным: – Вы сами видите по его вопросу, насколько он еще наивен и неопытен, а в нашем случае наивность и неопытность – самое большое подспорье. Только так, с Флёром… мы сможем получить точную картину того, что же на самом деле происходит за стенами Здания.

– Это еще почему? – в кабинете зашевелились.

– В нем нет нас, – медленно, растягивая слова, протянула мадам. – А значит, он свободен от многих заблуждений. Не забывайте, предыдущие кандидаты, выходившие за пределы Здания, привносили Туда уже готовую идею, обретенную здесь. У них, как бы это выразиться, была тенденция видеть Запредел глазами нашего Здания… Поэтому было решено делегировать Флёра…

– Делегировали дегенерата, нечего сказать! – грянули завистливые голоса. – Денно и нощно вкалываешь тут, вкалываешь, а как в командировку, так морду – гребнем, пальцы – кукишем!

– Успокойтесь, миленькие, – взмолилась мадам Литера, вытаскивая из дерматиновой папки чистый лист бумаги. – Точно никто не может сказать, есть ли жизнь за Зданием…

– Это что ж получается, вы еще и не уверены в существовании ЗаЗдания? – загоношился Флёр.

В кабинете воцарилось гробовое молчание. Тишину нарушила сама Литера.

– В том-то и дело, дорогуша. Из присутствующих никто и никогда Его стен не покидал, остальные же кто в архиве, кто в утиле, поэтому…

– Подождите-ка, но если я вернусь, где гарантия того, что вы меня…

– Никакой. Никакой гарантии. Это – приказ, – отрубила мадам. – И вообще, ваша личностная задача – не столько доложить о том, что Там у Них происходит, сколько вернуться в здравом уме и не попасть в архив… а то и… сами понимаете, куда.

– Но если мой доклад не будет отличаться от предыдущих?

– Он должен отличаться.

– Постойте, постойте. А вдруг…

– Никаких «вдруг»! – быстро покрывая лист бумаги мелким текстом, откликнулась мадам.

– Вы меня перебили, я не закончил. Вдруг Запредела на самом деле нет? Куда же я тогда направляюсь? Если тот, кто докладывал, что, находясь в командировке, вовсе и не выходил из Здания, что если он прав?

– Вполне вероятно, но где гарантия? – в свою очередь съиезуитничала мадам Литера.

– Но и я не смогу представить вам никаких гарантий. Вы хоть сами-то представляете, Куда меня отправляете? – взвился Флёр.

– Главное, не Куда, а Откуда. Мы вас отправляем из Здания. Или у вас есть на этот счет какие-то сомнения?

– Нет, но у меня есть сомнения по поводу того, Куда вы меня направляете.

– Вот и развейте их. Отправляйтесь и возвращайтесь.

– Это беспредел! – не выдержав, возмутился Флёр и окинул присутствующих затравленным взглядом. Те отводили глаза в сторону и порывались выйти из кабинета: «Ну, мы, пожалуй, это… пойдем? У вас еще организационные вопросы, надо полагать? У?»

Откашлявшись в жесткий кулачок, мадам Литера возвестила:

– Совещание закрыто. Все свободны. Флёр, останьтесь.

Заседавшие рассосались, кабинет опустел, и мадам пододвинула Флёру листок.

– Распишитесь.

– Что это? – осведомился он.

– Сами поймете.

– Что значит «прошу уволить по собственному желанию»? – Флёр бессмысленно смотрел на прячущую глаза мадам Литеру.

– Понимаете, – издалека начала она, – а вдруг вам Там понравится, и вы не вернетесь, вот мы и решили…

– Я не собираюсь нигде оставаться, я вообще не хочу ни в какую командировку.

– Надо, голубчик, надо. – Мадам Литера поднялась, и ее когтистая рука прошлась по взъерошенным волосам Флёра. Тот поежился. – Я понимаю – не хочется, но политика Здания такова, что наши с вами пожелания не учитываются. А что касается заявления об уходе, так вы не переживайте – вернетесь, я его тотчас порву, а не вернетесь, что ж, тогда и волокиты меньше. Понимаете? Посудите сами, зачем нам эта бумагократия? Подписывайте, подписывайте.

Флёр, глубоко вздохнув, взял протянутую ручку и поставил размашистую подпись.

– Ну, вот и умничка. – Мадам Литера ловким движением сунула лист в папку. – Значит так, вначале зайдете в кутюрный цех – к Стеклографу, там вам костюм приготовят, а то что это вы, в одном галстуке. Встречают-то по обложке… – Мадам нарисовала на пыльной поверхности стола острым въедливым пальцем вопросительный знак. – Сами посудите, какое у Них о нас мнение сложится.

– Это в том случае, если Они вообще существуют, – отреагировал Флёр.

Мадам сделала вид, что не заметила реплики и отстраненно посмотрела на селектор, стоящий на столе.

– Далее так: отдел финансов – за суточными… к мадам Фактуре.

– А выходное пособие?

– Перебьетесь, – обозлилась Литера. – Или вы на самом деле решили от нас улизнуть? Вы что, не поняли, я же у вас заявление только на тот случай взяла, если вы не вернетесь.

– Обманывайте, обманывайте, я весь – внимание, – Флёр откинулся на спинку сиденья.

– Бросьте юродствовать, никто вас не собирается обманывать. Вернетесь – я вам сама премию выпишу.

– Заливайте. Какая премия, если вы всех вернувшихся то в архив, то в утиль.

– Всё от вас зависит, – мадам неопределенно пожала клиновидными плечами.

– Продолжайте, мне очень нравится ваш стиль – неправдоподобно, но очень убедительно.

– Вы пререкаться будете или…

– Давайте выкладывайте, что там у вас еще накопилось.

– В каком тоне вы со мной разговариваете, в конце концов?! – не снеся столь явного пренебрежения субординацией, оскорбилась Литера. Но Флёр в ответ лишь хмыкнул. Мадам всё же взяла себя в руки и продолжила: – Потом сделаете прививки от вирусов, так, на всякий случай, а то кто Их знает, чем Они Там болеют… Ах, чуть не забыла – фотографии для выхода из Здания у вас есть?

– Не любитель фикций, я живой симпатичней.

– Живой ли… Вот в чем самый главный вопрос… – как бы про себя проронила мадам Литера. – В общем, я вам объяснила. Вот циркуляр, – она протянула ему документ с водянистыми знаками, в котором говорилось об откомандировании Флёра на неопределенный срок за стены Здания. Флёр недружелюбно посмотрел на мадам Литеру и смял циркуляр.

– Что вы делаете? – вскричала она. – Это же документ!

– Бывайте, – бросил он, поднявшись, и вышел из кабинета.

– Не забудьте фотографии, – крикнула ему вслед мадам Литера. – Без них не пройдете таможню.

Стоило двери закрыться, как заместитель заведующего отделом лингвистики, вооружившись многоцветной ручкой, вытащила из ящика стола увесистую, взятую из отдела кадров, папку, открыла ее на букве «Ф», нашла карточку Флёра и подлым бисерным почерком написала: «Уволен по собственному желанию». Затем, дернув неопределенной по цвету и форме «серебряной» нитью, нервно сменила синюю пасту на красную, провела по диагонали сверху вниз кровавую жирную черту и, точно стесняясь содеянного, брезгливо отодвинула папку в сторону.

На пол из папки выпало попавшее туда по чистой случайности донесение одного счастливчика, уволенного «по собственному желанию» в утиль, написанное каким-то жутким, не убористым, а именно уборным почерком, который хотелось отдраить от листа половой тряпкой и спустить в отхожее место:

«…доношу до Вашего сведения, что за время пребывания в долгосрочной командировке мной были обнаружены следующие заблуждения служащих относительно тайн Миро-Здания. А именно:

1) Наше Здание не является Зданием в том традиционном смысле, которое принято вкладывать в слово, означающее архитектурно-обособленное сооружение.

2) Всё, находящееся за Его пределами, является Оригиналом по отношению к Нему, в то время как само Здание и Его содержимое представляет собой уменьшенную копию Оригинала.

В подтверждение вышесказанного прилагаю образцы добытых мной за пределами нашего Здания атмосферных осадков, природных ресурсов и экскрементов ряда биологических организмов.

Экспертизой установлено, что мировые выделения, имеющие место быть в Здании, совпадают с качественными характеристиками снега, града, дождя и проч., обнаруженных за Ним, однако являются их миниатюрной копией…

Заключение эксперта прилагается…»

Мадам Литера подняла невыносимое по слогу и смыслу донесение с кривобокими буквами, искривленными цифрами и крючковатыми знаками препинания, несколько раз перечитала его, гадливо отшвырнула и подумала, что неплохо бы поинтересоваться судьбой незадачливого эксперта, составившего не попавшее в папку заключение, а заодно натравить на него налоговых палачей, ибо, как известно, у каждого в шкафу пылится скелет с хрупкими позвонками и ломким копчиком.

Мадам нажала кнопку на селекторе, рявкнула: «Свяжите меня с таможней… да-да!!! С таможней, я не ошиблась… и потом с налоговой», – отсоединилась и порвала донесение на мелкие кусочки.