Читать книгу День Города. Новеллы & рассказы - Глеб Нагорный - Страница 2

В закутке я уже год. И не могу сказать, что судьба ко мне неблагосклонна – сверху не каплет, перерывы на обед случаются, деньги платят, и ладно. Пусть небольшие. Пусть. Некоторые и этого не имеют. А таких – большинство.

Я научился отличать их, вычленяя из общей массы. Они – в сером. Серое все. Одежда, лица, мысли. И прячут глаза. Будто им стыдно. Спускаться сюда – вниз. Чувствовать себя в подземелье. Иногда даже складывается впечатление, что они не поднимаются наверх. Вообще. Никогда. Спустились, и дело с концом. Все. Баста. Будто и не было.

А на смену им приходят другие. И тоже спускаются. Пряча серые мохроватые глаза, кутаясь в серые мохеровые платки, переваривая серые махровые думы.

В Ад.

Только не в тот, сотни раз описанный – нереальный, в кровавых разводах, шкварчащий и стонущий, походящий на сказку-страшилку, которую хочется дослушать, но в которую никогда не поверишь.

Нет. В Ад реальный. Серенький, потненький, спокойный в своем безразличии. Нейтральный.

И они спускаются вниз. Проходя сквозь мой закуток. Сквозь мою слежку.

И в моей власти собрать всех в единый поток: так, чтоб задние дышали в затылок впередиедущим, так, чтоб у каждого возникла мысль о неизбежном – о Хароне, перевозящим души на другую сторону Леты.

Только есть ли у них души? Не остались ли они там – в мечтах? Когда в восемнадцать кажется, что весь мир на ладони, а в восемьдесят понимаешь, что и ногтя-то ты этого мира не видел. И сам ты у него на фалангах. В виде пыли. Серой, грязноватой. Ни на что не надеющейся.

Потому что прожил ты всю жизнь в Кузьминках каких-нибудь. Родился там, в сад ходил, школу полупосещал, пэтэушничал, женился, серостей нарожал…

Помер. Как-то так неожиданно помер.

Вот, казалось, он, мир, на длань тебе плюхнется – Атриумами там всякими, Москва-Сити, дачами фешенебельных районов, Рублевками, Крылатским… А фигу… Сер ты для этого, сер… Через меня путь. Вниз. И даже, когда ты поднимаешься наверх (это тебе так кажется) – опускаешься ты на самом деле с каждой ступенью вниз, поскольку все одно – сползать тебе сюда.

В пропасть. В дыру. Черную. Беспросветную… С железными челюстями.

Сюда. К старухам, смерть плодящим, к детворе обезрученной, к воякам спившимся.

Сюда – ко мне. Где я. Миллионами таких провожаю.

Неудачников. «Покорителей». Мечтателей.

Те – наверху, в отличие от тебя, не мечтают. Они действуют. Вкалывают. Кусками выкусывают, вгрызаясь в такие же, как твое, смердящие тела.

Ибо все мы под Богом ходим. Только одни – расправив плечи, а другие – шаркая ногами и ползая на карачках.

Ибо миром правит естественный отбор – с голодным, припорошенным злобой, взглядом.

Вот ты и спускаешься.

В низину. В мрачный тоннель с пыльными лампами-факелами. Туда, откуда выхода нет, и не будет. Но только одно – бескомпромиссное, беззвучное и в однообразности своей безысходное – «тым-тым… дым-дым».

Туда, где я в своем закутке. С вечно сырой котлетой, недочитанной книгой и неизменным рыком пассаЖИРопотоку: «Держаться за поручни! Стойте справа, проходите слева!»

Туда, где – «Дежурный метрополитена справок не дает».

И после смены, закрывая блеклый закуток, спускается вместе с «детьми подземелья», чтобы поехать в свои Текстильщики и лечь серой грязью на ладонь мира…