Читать книгу Поезд милосердия - Григорий Бабаков - Страница 11

Хоть путешествие наше и началось с задержки рейса, но добро на взлет было-таки получено, и все мы наконец расселись по своим местам. Командир, конечно, поругался на нас и поугрожал нашим взрослым, что за то, что мы задержали вылет на целый час, всех нас сейчас вообще снимут с рейса, мы поизвинялись, наобещали вести себя хорошо, и проблема была решена. Тогда проблемы часто решались и так.

В восемьдесят шестом «Иле», как известно, два этажа, верхний из которых предназначен для пассажиров, а нижний – он как бы трюм. Я точно не помню, как мы добирались до самолета от здания аэровокзала – пешком ли мы шли или нас все-таки автобус привез, но помню, что в самолет мы входили не по самоходному трапу, который является автономным автомобилем с наклонно установленной на нем лестницей, а такую штуку, как телетрап – рукав, тогда можно было только в кино про заграницу и увидеть. На борт мы попали через штатный люк-трап – такую особую дверь, откидывающуюся прямо с самолета вниз и упирающуюся своим верхним торцом, который становился в этот момент нижним, в землю. На внутренней стороне этой двери расположены ступеньки, и ходить по этому трапу очень удобно. Багаж наш почему-то тоже доставлялся нами самими, и мы, войдя на нижнюю палубу «Ила», складывали свои сумки на расположенные там специальные багажные полки, которые потом закрывались крупноячеистой тесемочной решеткой, и шли по лестнице на второй, жилой, этаж этой летающей крепости.

Летал я до этого много, но в восемьдесят шестом оказался впервые. Увлекаясь, как любой нормальный советский мальчишка, авиацией, я, конечно, знал о его характеристиках, но одно дело читать про этот самолет и смотреть картинки с его изображениями, и совсем другое – оказаться внутри этого чуда. Когда я его немножко осмотрел, то подумал, что вряд ли эта махина со всеми её удобствами, лифтами-подъемниками, трапами, ковровыми дорожками, тремя сотнями людей на борту и их барахлом вообще сможет взлететь. Но через совсем небольшой промежуток времени наш «Ил» разнес все мои сомнения в пыль.

Нам достался левый борт, где кресла установлены по три в ряд. Я, понятное дело, всегда любил сидеть у иллюминатора, поскольку и тогда был уверен, и уверен до сих пор, что момент взлета, когда лайнер, вырулив на полосу, сначала стоит на тормозах, выпустив чуть не до земли закрылки, раскручивает турбины, дрожа всем своим алюминиевым телом, как горячий мощный сдерживаемый всадником конь, потом трогается с места, переходя тонкую грань между статикой и динамикой, и, даря своим пассажирам этот сравнимый с невесомостью момент, берет непререкаемый неотвратимый разбег, набирает взлетную скорость и отрывается от земли – это то, ради чего все и летают! Турбины заходятся в исполнении своего лучшего этюда, твое сердце бьётся чаще положенного, где-то под диафрагмой оживает какой-то первородный родник с чистой ледяной водой, приведенная в вертикальное положение спинка кресла сливается воедино с твоей спиной, стыки бетонных плит полосы становятся все менее и менее ощутимы, и вот… момент отрыва – и ты больше не пешеход!

Но в этот раз мне пришлось уступить кресло у окна Митяю – он-то вообще летел в первый раз в жизни, а мы же друзья. Я же, чувствуя себя опытным авиатором, рассказывал ему про ожидающие его взлетные ощущения, а он слушал меня и ждал чуда. Чудо не заставило себя ждать долго – наш «Ил», выдав в эфир положенную в таких случаях порцию взлетных децибел и проведя для нас краткую обзорную экскурсию по лётному полю, оттолкнулся, набрав необходимую скорость, от земли и начал свой путь на восток, уходя в осеннее небо, как нож в сметану. За окном косо пошел вниз шереметьевский березняк, лайнер уверенно наращивал темп, высоту и удаление, укрепляя веру своих пассажиров в науку и технику, а Митяй, глупо улыбаясь, оторвался от окна и сказал: «Совсем не страшно!»

Мы сидели у передней кромки левого крыла, у аварийного люка, и перед нами было метра два свободного пространства и, что не могло не радовать, откидное кресло, на котором во время взлета, посадки и турбуленции сидела стюардесса, отвечавшая за наш отсек. А стюардесса была очень симпатичная. Митяй, как новичок, сидел у окна, я – на среднем кресле, а справа от меня, ближе к проходу, сидел не кто-то там – справа от меня сидела личность!