Читать книгу Поезд милосердия - Григорий Бабаков - Страница 6

Дядя Миша

Оглавление

Дядя Миша был токарем. Причем таким токарем, без которого легко мог бы остановиться производственный процесс нашего градообразующего оборонного предприятия, в котором работало большинство наших родителей. Если без многих инженеров, начальников отделов и прочих руководящих работников этот институт, да и вообще весь советский ВПК вполне могли бы обойтись, то о дяде Мише сами же эти инженеры, начальники отделов и прочие руководящие работники говорили совсем другие слова. Он был мастер, мастер от Бога. Уж не знаю, какие чудеса он творил на работе, колдуя на своем станке, но я видел, как он трудился по квартире, делая ремонт, или как он строил дом на даче, создав, например, «с нуля» винтовую лестницу на второй этаж по самодельному чертежу, который он, с позволения сказать, начертил от руки на коленке, сидя и перекуривая на крыльце. Лестница, как и всё, что он делал, получилась супер и даже не скрипела! Делал он всё, как оно казалось, вообще без какой бы то ни было подготовки – в общем-то, как говорится, топором, как-то лихо, удало, легко и весело, а получались шедевры.

Я с детства знал и любил такой тип мастеров, да и просто работяг, поскольку всегда с удовольствием наблюдал за работой своего любимого деда Лёши – столяра-краснодеревщика, старшего мастера лесной и деревообрабатывающей промышленности, мастера золотые руки – помогал ему и учился у него правильно держать в руках ножовку или молоток, рубанок или стамеску… Дед мой работал истово, на бешеной скорости, не замечая ничего вокруг и ни на что не отвлекаясь ни на секунду – такая уж была школа. Его рубашка дымилась от пота, и её, когда он наконец заканчивал свое очередное творение, можно было в буквальном смысле выжимать.

Дядя Миша же работал тоже очень быстро, не халтурил и не тормозил процесс, но он работал как-то озорно, как-то в кайф и как-то, как казалось, без напряга. На него было просто приятно смотреть, и это, по-видимому, его не напрягало. С любым его зрителем – малолетним ли, взрослым ли, мужчиной ли или женщиной – он всегда находил о чем поговорить, что спросить, какую историю рассказать… Умел слушать. Не был он идеальным, нет – и поддать любил, и в морду дать мог, причем качественно – благо боксером был по молодости. Был, кстати, единственным из реально уважаемых мною мужиков, кто курил. И он же, единственный из всех, позже практически перестал со мной здороваться, когда узнал, что я сам начал курить. Но это потом, а сейчас мы дружили семьями и просто так. Здорово с ним было, разница в возрасте не чувствовалась, авторитет свой он ничем не старался подтвердить ежедневно – он просто у него был. Мы, пацаны, очень его любили. Он был нам как старший брат, что ли, или как опытный друг. Он как-то ничего не боялся, много в своей жизни повидал и много знал. Когда он появлялся в компании, то праздничный стол или просто группа людей, стоящих на улице, сразу оживали, хотя он не блистал модными шутками и не сыпал новостями из газет. Ну и, естественно, дядя Миша был одним из немногих родителей из нашего класса, которые провожали нас тогда в аэропорт. По-другому и быть не могло.

А через четыре года я, когда услышал звонок и открыл входную дверь, увидел на пороге нашей квартиры Митяя с каким-то газетным свертком в руке и почему-то сразу подумал очень плохую тяжелую мысль. Митяй, впрочем, её и подтвердил через секунду.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – сказал, я.

– У меня отец погиб, – сказал он.

Что я сказал, я не помню. По-моему, что-то типа «Как же так?» или «Этого не может быть!», короче, ерунду какую-то, а может быть, ничего не сказал. Помню точно, что в прихожей на тумбочку сел, это было. А Митяй говорит: «Вот так вот… Дядя Миша…» В свертке были завернутые в газету тапочки для дяди Миши, и шел Митяй, понятно куда…

Время тогда просто совсем дурное стало, и даже такие суперспециалисты таких суперспециальностей, как дядя Миша, чтобы кормить свои семьи, были вынуждены уходить с заводов и из институтов. И дядя Миша ушел. Ну не мог он сидеть на шее у жены – библиотекаря из нашей школы, да и сыновей надо было как-то в люди выводить. Вот и пошел он на железную дорогу монтером пути… Во времена нам достались, а?!! Токарь самого высшего разряда из ВПКашного НИИ пошел работать монтером пути! Ну и в результате дело путаное там какое-то получилось, что-то было связано с нарушением техники безопасности. Короче, пропускали они состав, стоя с напарником по бригаде на соседнем пути. Нарушение, конечно, но ни по какому расписанию не должно было там поезда-то быть. А он там взялся откуда-то. Говорят, старший бежал по насыпи, кричал и руками размахивал, думал, услышат они его, да куда там, когда два поезда рядом идут! Так они и болтали мирно, на лопаты опершись, а поезд-то со спины вылетел… пассажирский… хорошо за сотню шел… Там еще вираж такой затяжной между Серпуховым и Аванградом… И всё…

Хоронили мы дядю Мишу почти всем классом тогда. Переживали страшно, и я тогда так и сказал на поминках от нас ото всех, что, мол, у нас, у каждого, был свой дядя Миша и вот сегодня мы его похоронили… Как-то хорошо мне удалось тогда сказать, в общем. Пацаны сказали: «Молодец». А Митяй сказал: «Спасибо, Гринь».


А сейчас, первого октября 1990 года, мы все, включая и дядю Мишу, приехали в аэропорт.

Мастера

Сегодня, раз, наверно, в двести первый,

Опять смотрел тот фильм я, «Экипаж».

Опять садились мне они по нервам,

И снова колотило меня аж.


В кабине, в фильме, летчики сидели,

Судьба, у каждого из них, своя была,

Но вместе, как один, они летели!

Да, это точно были мастера!


В кино показана отважная картина,

Там создан образ, пойман верный кадр,

В актерах жизни видится витрина,

А снять тот фильм ведь тоже нужен дар.


Сыграть чтоб жизнь, жить надо с пониманьем

Всех тонких граней зла, любви, добра…

И чувствую я всем своим сознаньем,

Что фильм тот сняли тоже мастера!


Был в Феодосии недавно в галерее —

Той самой, где великий маринист

Жил, пребывая в мастерства творенье,

И мир в картинах его был лучист!


А у нас тоже, в местной автобазе,

Был парень, что талант свой проявил —

Он нереально ездил на «КамАЗе»,

Что не было сомнений – мастер был!


У друга батя был – великий мастер дела

Металлообработки на станках.

Когда работал он, любого душа пела,

Поскольку мастерство тот наблюдал!


И всадники – друзья мои с походов,

Джигиты, конкуристы, казаки —

Талантов ярких бесконечность всходов

И мастерства великого штрихи!


Из ДТП ужасного спасая

Остатки человека одного,

Уверен был я – он дошел до края,

Вершащего всё в жизни, своего.


Но повезло бедняге несказанно —

В больнице мастер на дежурстве ждал.

И этот мастер кровью перемазал

Аж полбольницы, но его собрал!


Учитель школьный в класс глядит в волненьи,

Не спит над планами уроков до утра —

Он мастерством рождает поколенье,

В котором тоже будут мастера!


С комбайнов вечером сошли мы, как хмельные,

Нелегок труд наш, доложу я вам,

Но тот, кто видел все это, поныне

Завидует нам – поля мастерам!


А дед мой, помню, так держал рубанок

В больших руках натруженных своих,

Что, будто бы из-под полозьев санок

Как снег летит, шедевры он творил!


Другой мой дед талантом ратной службы

Отмечен Богом был через века —

Он мастерски владел любым оружьем,

Был командиром-мастером полка!


И вот что ясно в этих наблюденьях —

Внизу идем мы, скачем ли в верхах,

Не важно, где мы, важно – проявленье,

Ведь держится наш мир на мастерах!


Поезд милосердия

Подняться наверх