Читать книгу Поезд милосердия - Григорий Бабаков - Страница 13

Через полчаса мы уже заняли свой эшелон на высоте девять тысяч шестьсот метров, развили крейсерскую скорость в девятьсот километров в час и плотно лежали на курсе Москва – Новосибирск.

Новосибирск вообще-то, как это ни удивительно, не был в списке городов, которые мы должны были посетить за эти двадцать семь дней, но, несмотря на это, мы умудрились побывать в нём аж дважды. Нет, не было никаких аварийных, упаси бог, посадок и прочих неприятностей, всё было гораздо проще. В первый раз мы оказались там, потому что у «восемьдесят шестого» без дозаправки от Москвы до Хабаровска не получается, а Новосибирск как раз посередине, вот и стал он для нас аэродромом подскока. Во второй же раз мы побывали в столице Сибири, когда уже ехали на поезде, остановившись на пару часов для пополнения запасов провизии и угля. То есть мы знаем, как выглядят в Новосибирске его стратегически важные точки – аэропорт и железнодорожный вокзал.

Полет проходил тихо и мирно: нас, насколько я помню, за все десять часов пути ни разу даже и не тряхнуло, как следует. В «восемьдесят шестом» вообще себя чувствуешь, как на корабле или как в роскошном отеле, а в таком, который достался нам, – и подавно! Лайнер наш был оборудован и снабжен по первому разряду. Вдоль всей плавной линии, проходящей по красивому контуру притолоки салона, были расположены лампы приятного света; кресла, впрочем, как и всё остальное, были новые; на стенах – пластиковое покрытие приятного оттенка с узором, выполненным с применением законов какой-то неземной геометрии и свойственным отделке только наших воздушных судов; светло-коричневые занавески, отсекающие салоны друг от друга; огромные экраны в каждом из трёх салонов, на которых крутили кино; ковры на полу; высота; скорость; стюардессы; самолетная еда – самое вкусное, что только может быть на свете; друзья… жизнь… А прибавьте к этому неподражаемую эндемичность советского воздушного флота, включающую в себя, помимо особенностей пластиковой отделки, ещё и уникальные подлокотники кресла, откидной столик с «утопленным» в уголке кружочком, куда надо ставить стаканчик с лимонадом, круглый вентилятор на потолке, какой можно встретить только в «Илах», и ещё много, много всего такого, что было и пока всё ещё есть только у нас! В тот момент время вообще перестало существовать. Оно остановилось, и фазу начала нашего приключения можно было считать полностью состоявшейся.

Поскольку летели мы в два раза быстрее своей скорости, так как летели на восток, и время с той же быстротой неслось к нам навстречу, то и стемнело в два раза быстрее, и на посадку в Новосибирске мы заходили уже в лёгких начальных сумерках. За весь перелет мы вообще куда-то потеряли целые сутки, но никто из нас об этом не сожалел – у нас впереди этих суток было вагон и маленькая тележка.

Нас пару раз покормили, мы уже насмотрелись вниз – на тайгу и на поднимавшиеся до высоты километров трёх дымы от охотничьих костров, слегка осоловели, и Таргеш уже успел всё изучить, проанализировать, систематизировать, вывести и даже огласить нам с Митяем свою новую авторскую теорию под названием «Три степени отупения, вызванного многочасовым перелетом на советском дальнемагистральном широкофюзеляжном лайнере «Ил-86».

Первой из этих трех степеней было то, что Митяй посолил себе сливу. Второй – то, что все принялись орать песни про облака, которые белогривые лошадки. Ну а третьей, я так понимаю высшей, степенью этой болезни было то, что Таргеш объявил себя «психотерапевтом доктором дядькой касьяном». Во как! А еще говорят, что по молодости лет путешествия, связанные с дальними перелетами и сменой часовых поясов, переносятся легко. Врут люди!

Так или иначе, но мы как-то подуспокоились и подутихомирилсь, нам-то с Митяем вообще хорошо – как-никак, а целый психотерапевт рядом, и начали даже подремывать. Возбуждение, вызванное всей этой поездкой и обилием полученных впечатлений, понемногу стало было ослабевать, но тут наш самолет встал на свое могучее двухмоторное крыло, выписывая двадцатидвухкилометровый в диаметре вираж, и снизу проступили ещё редкие огни Новосибирска.