Читать книгу Философские категории в современном дискурсе - Григорий Дмитриевич Левин - Страница 5

В истории философии категория «единое» знавала славу, сравнимую со славой категории «бытие». Если бытие было предметом первой философии, онтологии, то единое исследовалось генологией, конкурировавшей с онтологией за место в философии. Но в современном дискурсе категории «единое» и «многое» практически не употребляются. Однако этот факт является основанием не для того, чтобы исключить их из данной книги, а для того, чтобы приглядеться к ним с особой тщательностью.

Обычно одна категория выражается несколькими терминами. Здесь – противоположное явление: перед нами два термина, каждый из которых выражает по четыре принципиально, качественно различные категории. За две с половиной тысячи лет, прошедших с того времени, когда генология конкурировала с онтологией, каждое из этих значений обзавелось своим собственным термином; именно поэтому в современном дискурсе термины «единое» и «многое» практически не употребляются. Хрестоматийное сравнение их с королем Лиром поэтому вполне уместно. Но чтобы понять, что представляют собой современные потомки этой королевской пары, вернемся во времена Аристотеля. Он определяет единое как то, «что не допускает деления»[13]. Судя по контексту, речь идет не о любом делении, а о делении на то же самое. Этому определению можно дать две диаметрально противоположные интерпретации.

Единое как предельный продукт синтеза

Кучу можно разделить на кучи, животное на животных – нельзя. Это и имел в виду Аристотель. Единое – это целое, многое – его части. Таково самое простое понимание единого и многого.

А теперь совершим следующий логический шаг – предельный переход. Относительным единством обладает любой реально существующий предмет, даже, пожалуй, и куча. Такие предметы и реально, и мысленно объединяются во все более сложные единства и в пределе образуют сверхъединое – мир в целом, универсум. Именно его Аристотель называет единственным реально существующим единым. Так понимаемое сверхъединое состоит из многого, а многое находится в едином. Заметьте: это сверхъединое экстенсионально совпадает с бытием и универсумом, но по содержанию отличается от них.

Единое как предельный продукт анализа

Единое, понимаемое как то, что не допускает деления на то же самое, может быть получено не только синтезом, но и анализом. Мысленно деля целостные образования на части, каждую часть – вновь на части, мы в пределе получим части, которые уже не делятся на части, и которые, следовательно, подходят под аристотелевское определение единого как того, что не допускает деления на то же самое: они не делятся вообще ни на что.

На роль так понимаемого первоединого предлагалось множество сущностей – от атома Демокрита до математического атома Пифагора – единицы, которая проста и, следовательно, неделима. Именно из таких первоединых и Пифагор, и Демокрит надеялись построить универсум, т. е. сверхъединое или всеединое. Именно так понимаемое первоединое они называли сущностью всех вещей.

Итак, крайности сошлись: под определение единого как неразложимого на то же самое подходят и мир в целом, и его простейший элемент. Причем эти два понимания связаны: универсум един именно в силу того, что состоит из первоединств. И еще одна деталь: первоединое входит во всеединое, а значит, и во многое, из которого всеединое состоит.

Единое как предельный продукт идеализации

Итак, всеединое мы получили посредством синтеза – объединяя относительные единства – индивидуальные вещи – во все более сложные целостности; а первоединое – посредством анализа – разлагая реально существующие объекты на части, части этих частей и т. д.

Существует и третий путь к понятию единого – идеализация. Для того чтобы пройти по этому пути к третьему значению термина «единое», вполне достаточно повседневного опыта и строгого следования логике.

Из опыта мы знаем: единое тем более едино, чем меньше зависит от окружающей среды, чем в большей степени автономно, самодостаточно, не подвержено воздействию извне.

Методом предельного перехода получаем первый вывод: сверхъединое абсолютно автономно.

Но полная независимость от внешних воздействий – лишь половина его достоинства. Вторая половина – возможность воздействовать на любые другие объекты, всемогущество. Отсюда – еще один атрибут сверхъединого: не являясь ничьим следствием, оно является первопричиной всего остального.

Опыт говорит нам: чем из меньшего количества частей состоит объект, тем он целостнее, единее. Следовательно, сверхъединое – это абсолютно простой объект, вообще не состоящий из частей. В этом контексте становится понятным странное на первый взгляд утверждение Декарта о простоте Бога. Заметьте, что в число атрибутов аристотелевского всеединого этот – не входит. Итак, в отличие от вторичных, бытийных единств, сверхбытийное первоединое является абсолютно простым.

Из абсолютной простоты первоединого чисто дедуктивно следует его неделимость.

Пойдем дальше. Реальные объекты относительно совершенны. Сверхъединое абсолютно совершенно. Но любое изменение абсолютного совершенства было бы изменением к худшему. Следовательно, сверхъединое абсолютно совершенно и неизменно.

Вместе с тем, оставаясь неизменным, оно является источником изменений всего бытийного. Таким образом, базируясь только на повседневном опыте и логике, мы получаем еще одно удивительное свойство сверхбытийного единого: это неподвижный перводвигатель.

Продолжим движение по этому пути. Человек изменяет природные объекты двумя способами: 1) внося своей деятельностью форму в инертную материю извне (классический пример – создание горшка из глины); 2) получая нужный ему результат за счет саморазвития объекта (пример – выращивание животных). Внесение извне формы в инертную материю называют эманацией, возникновение новой формы предмета за счет его самоизменения – эволюцией. Всемогущество первоединого исключает изменение бытийных сущностей посредством развития, т. е. самоизменения. Следовательно, воздействие внебытийного единого на бытие – это эманация.

Продолжая наше чисто умозрительное рассуждение на базе повседневного опыта и логики, заметим, что любой бытийный объект состоит из материи и формы и что он тем совершеннее, чем меньше в нем материи и больше формы. Следовательно, абсолютно совершенный объект полностью лишен материи. Итак, сверхъединое – это форма в чистом виде, форма форм.

Но чистая форма идеальна. Это Дух в чистом виде. Следовательно, первоединое – это Абсолютный Дух.

Чем меньше воля человека зависит от внешних обстоятельств, тем шире ее возможности, тем больше ее свобода. Следовательно, сверхъединое абсолютно свободно.

Абсолютно свободная причина всех изменений в мире не может не быть благой. Следовательно, сверхъединое – это абсолютное благо.

Но в реальном пространстве-времени сущностей, обладающих перечисленными атрибутами, нет. Следовательно, сверхъединое сверхбытийно.

А теперь объединим все дедуцированные нами атрибуты сверхбытийного единого: оно абсолютно автономно, является первопричиной всего сущего, абсолютно просто, абсолютно совершенно, неизменно, это неподвижный перводвигатель, воздействие которого на бытие – это эманация; это идеальная форма в чистом виде, Абсолютный Дух, который абсолютно свободен и сверхбытиен.

Дело осталось за малым: обнаружить так понимаемое сверхъединое эмпирическим наблюдением. Сделать это до сих пор не удалось, что дало основание наделить его еще одним, на сей раз сомнительным достоинством: сверхъединое непознаваемо.

Итак, атрибуты сверхъединого – это продукты логической обработки повседневного опыта, совершавшейся на всем протяжении человеческой истории. Но перед начинающим мыслителем сверхъединое предстает готовым, во всем своем ослепительном блеске. Он не узнает в нем плод воображения своих предшественников и падает перед ним на колени.

Единое как предельный продукт обобщения

Итак, мы рассмотрели три значения терминов «единое» и «многое», полученные тремя познавательными процедурами: синтезом, анализом и предельным переходом (идеализацией). Четвертое их значение порождено столь же стандартной познавательной процедурой – обобщением.

Начну с примеров. Древние геометры ломали головы над вопросом, почему доказательство теоремы, полученное на единственном треугольнике, оказывается верным для всех треугольников, в то время как единственный извлеченный из урны шар, оказавшийся черным, не дает оснований утверждать, что все шары в урне черные. Этот вопрос известен сегодня в методологической литературе как парадокс Милля[14].

Древние видели единственную возможность ответить на него: доказательство теоремы относится не к этому индивидуальному треугольнику, а к треугольнику вообще, который, подобно шампуру, пронизывает все треугольники, оставаясь при этом одним-единственным. К нему-то и относится доказательство, верное именно в силу этого для всех треугольников. Эту не укладывающуюся в голове мысль выражают еще и так: треугольник, являющийся предметом геометрического доказательства, един во многом.

Заметьте, это понимание единого возникло не потому, что оно соответствует повседневному опыту. Треугольник вообще, входящий, оставаясь единым и неделимым, во все эмпирические треугольники, – это еще большая нелепость, чем круглый квадрат. Его реальность стали признавать «с горя» – только потому, что не могли иным способом понять природу геометрического, а затем и естественнонаучного доказательства, дающего общий вывод на основе единственного подтверждающего примера. Ведь и Резерфорду для того, чтобы доказать, что все атомы имеют планетарную структуру, было достаточно одного опыта.

Еще один пример единого во многом зафиксирован в таких повседневных выражениях, как «белизна (единственное число) облаков (множественное число)», «интеллигентность (единственное число) людей (множественное число)» и т. д. Общий признак понимается здесь как один-единственный на все множество обладающих им объектов, как единое во многом. Как это может быть?

О том, насколько фундаментальную роль это, казалось бы, совершенно нелепое значение термина «единое» играло в истории человеческой мысли, свидетельствует тот поразивший меня факт, что именно оно зафиксировано в этимологии латинского термина unum-один, единственный, тот же самый. Здесь нет и намека ни на одно современное значение «единого»: unum-это не целое, состоящее из элементов, не первоэлемент целого и не единое, существующее вне многого, т. е. вне мира. Перед нами исторически первое понимание единого, и анализ всех его четырех значений следовало начать с него. Но я решил сначала подготовить читателя к этому шоку.

Парадоксальная идея единого (одного) во многом играет фундаментальную роль не только в науке, но и в теологии. С чисто гносеологической точки зрения, Бог, входящий, оставаясь одним, единым, unum, не разделенным на части, в три свои ипостаси, не отличается ни от треугольника вообще, входящего, также оставаясь единым, unum, во все эмпирические треугольники, ни от белизны – одной на все множество обладающих ею облаков. Тот, кто не видит этого, не понимает смысла тринитарной проблемы.

Современное состояние проблемы

Совершенно очевидно, что четыре значения терминов «единое» и «многое», порожденные четырьмя познавательными процедурами – синтезом, анализом, идеализацией и обобщением, – настолько фундаментальны, что удержать их в рамках теории единого и многого было невозможно, и сегодня каждое из этих значений стало предметом специальной науки. Единое во многом исследуется в работах, посвященных проблеме универсалий и тринитарной проблеме; многое в едином – в работах, посвященных части и целому, форме и содержанию, системе и элементам; сверхъединое, понимаемое как мир в целом, – предмет онтологии, единое вне многого – теологии. Последние попытки проанализировать проблему единого и многого в ее исторически первичном, нерасчлененном смысле в Европе были предприняты на рубеже XVIII–XIX веков. Реанимацию этой проблематики в русской философии на рубеже XIX–XX веков я считаю анахронизмом.