Читать книгу Детектив из «Мойдодыра» - Григорий Лерин - Страница 4

Следующее утро ворвалось в окно настолько белоснежным, искристым и солнечным, что я понял, что раскис. В ответ я пулей выскочил из-под одеяла, закружился по комнате, размахивая руками и ногами, потом умылся и облился холодной водой, что делать ненавижу, и этаким бодрячком отправился на работу.

Обо мне все позаботились. Позаботилась чета Поясов, прислав мне теплые пельмени в глиняном горшочке. Позаботился Костик, доставивший эти пельмени в «Мойдодыр», сделав крюк по пути на работу. Нечаянную заботу проявила Ленка, приехав утром вместе с подругой Лизой. Я пустил их пить кофе в кабинет, и они весело трещали над пельменями, обсуждая свои сорочьи дела.

Но больше всех позаботился Клин, сосватавший мне клиента.

На пельмени он опоздал. Две юные и сытые леди к его приходу переместились в приемную, и Ленка доложила, как положено:

– К вам клиент, шеф!

В кабинет вошел мужчина с жестким и очень усталым лицом.

– Здравствуйте. Я от Василия Анатольевича.

– Здравствуйте.

Можно подумать, что Наташка убежала в прерии сразу после посадки в аэропорту, и Клин прислал за мной гонца. Или можно сказать, что мы – не госучреждение и принимаем без рекомендаций.

Я ограничился обычным:

– Садитесь, прошу вас. Устраивайтесь поудобнее.

Он сел и устроился.

Ленка неплотно закрыла дверь, и из приемной было слышно, как она выпроваживает Лизу:

– Ну, что ты, Лизка, как дура? Давай, иди – Виктор Эдуардович сердиться будет.

– Да чего идти-то? – неуклюже уворачивался «Стерегущий». – Я с тобой посижу, пока мужик там колоться будет. Куда мне, в натуре-то?

– Прошу прощения. – Я повысил голос: – В чем дело, девушки?

– До свидания, Виктор Эдуардович, – пискнула Лизка и хлопнула входной дверью.

– Лена! Эту дверь тоже закрой!

Теперь Ленке ничего не мешало, да и посетитель с удовлетворением оглянулся на щелкнувшую дверь кабинета.

– Прошу прощения, – повторил я. – Я вас слушаю.

– Василий Анатольевич рекомендовал обратиться к вам. Он сказал, что… Ну, в общем, у меня такое дело… Моя жена… Я вам сейчас ее покажу…

Он на глазах терял выдержку. Рука, устремившаяся внутрь пальто, заметно дрожала. Не удивительно, что он устал, если повсюду таскает свою жену в кармане.

– Вот она.

Клиент выложил цветную фотографию.

Хорошо сложенная блондинка изящно позировала на теннисном корте. Она стояла, слегка нагнувшись, пружиня в коленях, и держала ракетку двумя руками. Женщину снимали со спины, она знала об этом, поэтому чуть повернула голову и слишком далеко для корта отодвинула тазобедренный сустав.

Ракурс и вид были великолепны, и я совершенно искренне сказал:

– Поздравляю.

Клиент напрягся, дернул щекой.

Я открыто посмотрел ему в глаза и сказал уже не совсем искренне:

– Успокойтесь, пожалуйста. Я с большим удовольствием постараюсь вам помочь. Насколько это в моих силах.

Честно говоря, мне бы очень не хотелось становиться третьим или четвертым, а то и пятым лишним в сложных семейных отношениях. Я мечтал о других делах. О которых пишут в книгах, а не в газетах.

Посетитель все еще недоверчиво изучал меня. Наконец, он решился.

– На прошлой неделе у нее сломалась машина, и она поехала на метро. Вернее, хотела поехать. Когда моя жена спускалась по эскалатору, кто-то подставил ей ногу. Она упала и сильно разбилась. Я хочу найти и наказать его.

Я удивился.

– Вы хотите сказать, виновника отпустили?

Он опять дернул щекой.

– Нет. Все было, как обычно. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал.

Я спохватился и щелкнул авторучкой.

Клиент неправильно понял мое замешательство и снова заговорил, но уже более спокойно.

– Никого не поймали. Я понимаю, что предлагаю вам искать иголку в стоге сена. Я просто очень хочу найти этого… этого… человека. Хотя бы предпринять какие-то действия.

– Вы заявили в милицию?

– Нет. Я говорил с ними на следующий день там, на станции. Бесполезно.

Я немного подумал.

– Вы понимаете, что, если нет свидетелей, это, действительно, бесполезно? Никаких шансов.

Он вздохнул, но попытался усмехнуться уголком рта.

– Василий сказал, что вы мастерски разрешаете идиотские ситуации, которые сами создаете.

– Вы предлагаете мне ставить в метро подножки и ждать, когда конкурент набросится на меня с упреками?

Его губы снова дернулись.

– Я не буду требовать от вас результатов. Просто попытайтесь. Пожалуйста. Я вас очень прошу.

Кажется, он видел смысл в своей просьбе. Я не видел, но уступил.

– Хорошо. Давайте попробуем для начала что-нибудь предпринять. А с идиотской ситуацией не получится – для нее не хватает, как минимум, парочки идиотов. Какая станция метро?

– Парк Победы. Совсем рядом с вами.

– Так, а время?

– Что-то после пяти часов.

– Что вы еще знаете?

– Внизу дежурила какая-то Таня. Я ее не видел.

Я опять задумался. Негусто. То есть, никаких шансов.

– Сделаем так… Как вас звать, простите?

Он привстал, протянул руку.

– Сергей Владимирович.

Я привстал, пожал. Получилось прямо заключение договора.

– Виктор Эдуардович. Можно – Виктор. Мы с вами сделаем так, Сергей Владимирович: поработаем неделю, а если не будет никакого просвета, то прекратим.

– Почему только неделю?

– Потому что иначе я буду просто тянуть с вас деньги. За совершенно бесполезные расходы. Вам бы этого не хотелось, правда? Мне – тоже.

Мы договорились и попрощались. У меня на языке вертелся вопрос, но я промолчал. Чтобы у него не появилось и тени надежды на успех.

Мне казалось, я понял своего клиента. Он тоже знал, что наше дело мертвое, но, видимо, поклялся отомстить за вывихнутый палец или даже, не дай бог, сломанный холеный ноготь на нем. А обещания, данные впопыхах вот такой куколке, надо выполнять. С этим я не мог не согласиться. Мне тоже не мешало бы отвлечься и поработать.

Я окунулся с головой в метрополитен, и это дело захватило меня.

Оказывается, да, действительно, в последнее время участились падения пассажиров на эскалаторе станции «Парк Победы». Правда, общее их количество не превышало пока данные квартальной статистики, но, на всякий случай, были проверены ленты эскалаторов на предмет посторонних предметов. В основном, люди падают в часы «пик», причем, падают только те, кто бежит вниз, что вполне естественно.

Все это мне поведала словоохотливая пожилая Таня. Она вспомнила и мой случай: тогда женщина очень сильно пострадала, ее увезли без сознания на «Скорой». Насчет остальных пострадавших – ушибы, один сломанный палец, а так, в основном, просто куча-мала. До «Скорой» не доходило. Мог ли кто-нибудь сделать это специально? Ну, в принципе, мог, сейчас вон какая молодежь пошла, но пьяных подростков вблизи пострадавших замечено не было. Да и люди, они какие: бежит по эскалатору, падает, ему стыдно, что дисциплину нарушил, вот и говорит, что толкнули. На других станциях? Ну, да, вот девочки говорят, что на «Пионерской» часто падать стали, но эти почему-то утром. Пассажиры всякие бывают. А вы, собственно, кто будете, родственник или из газеты?

На «Пионерской» я услышал то же самое. Их предупреждают не бегать, а они бегут и падают. Как часто? Да вот так, что-то стали часто: два-четыре раза в неделю. Нет, вечером не падают, хотя так же полно народу. А вы кто будете?

Я приготовился к вопросу заранее и предъявил удостоверение и коробку конфет. Сообщил, что разыскиваю хулигана, и встретил понимание.

– Господи, сколько всяких подонков развелось! И откуда берутся…

Я поездил по другим станциям. Там тоже держались в рамках статистики, но пассажиры падали редко. Скука.

Итак, результаты моих трехдневных исследований не надо было раскладывать по полочкам. Если предположить, что эти падения на «Парке Победы» и «Пионерской», начавшиеся после Нового года – дело ног человеческих, все полученные мною сведения не опровергали, а, скорее, утверждали это предположение.

Мой гипотетический шутник, или патологический шутник, так звучит лучше, или, для краткости, просто – Патологический, утром с полвосьмого до восьми спускался в метро на «Пионерской», а вечером с пяти до шести спускался в метро «Парк Победы». И нет резона отрицать, что на этих же станциях он и поднимался. Спуски Патологического на эскалаторе сопровождались периодическими падениями недисциплинированных пассажиров. Причем, как удалось выяснить, все падения происходили в нижней трети эскалатора, что тоже говорило в пользу его реального существования. В случае чего, Патологический успевал воспользоваться замешательством кучи-малы, спуститься вниз, хрустя костями неловких сограждан, и уехать.

Это был сильный козырь в гипотезе преднамеренных событий. Что касается случайности событий, то Товарищ Несчастный Случай мог, конечно, временно порезвиться на двух отдельно взятых станциях, на то он и товарищ, но ему незачем толкаться внизу и обеспечивать пути к отступлению. И, наконец, Товарищ Случай не давал мне ничего, кроме сомнительного удовольствия три дня кататься на метро за счет Сергея Владимировича, в то время как, утвердив версию с Патологическим, я имел серийность преступлений, а также время и место их проведения. И, пусть у меня не было фоторобота или даже каких-либо примет преступника, я уже знал его кличку.

Ситуация призывала к засаде.

Я позвонил Сергею Владимировичу.

Трубку Сергей Владимирович снял только через час, но интерес к делу горел в нем все тем же мрачным огнем.

Я доложил свои соображения, спросил о возможности привлечь еще одного человека для наблюдения и, получив разрешение, задал все-таки свой вопрос, который меня не столько интриговал, сколько беспокоил:

– Сергей Владимирович, если наши шансы вдруг подпрыгнут до ста процентов, что вы с ним сделаете?

Клиент долго молчал, только трубка хрустела в его руках. Наконец он сказал:

– Виктор Эдуардович, вы его, главное, поймайте.

Попрощались мы несколько натянуто.

Потом я позвонил Чарику и попросил дать мне спеца по наружному наблюдению за приличное вознаграждение. Чарик сообщил, что есть такой человек, кстати, мой старый знакомый, после шести подъедет. Мог бы прямо сказать, что приедет Сом. Мы с ним мельком встречались, помнится, в Одессе и дружеского расположения высказать как-то не успели.

В три часа я выпер Ленку и пошел по магазинам. Этот поход занял у меня часа полтора, но я вернулся в офис ненагруженный покупками – все уместилось в пластиковом пакете. Я сварил кофе, сделал себе бутерброд и уютно раскинулся в кресле в ожидании.

Мой план был прост. Сом с половины восьмого до восьми утра снимает на камеру пассажиров, едущих вниз на «Пионерской», я их встречаю с восьми до полдевятого на «Парке Победы». То же самое мы проделываем вечером, только я провожаю, Сом встречает. Так мы дежурим недели две или больше. Если Патологический не завязал, за две недели должно произойти два-три падения. Остается проблема секретности мероприятия и еще одной видеокамеры. Первую мы обсудим, вторую я, кажется, решил теоретически. Я отдам свою камеру Сому, себе же попрошу у клиента. Вряд ли он не имеет камеру, имея такую жену. К тому же, Сергей Владимирович значительно сократит расходы.

Не успел я и мельком представить женщину с фотографии на теннисном корте, как в мои мысли ревниво и властно вторглась Наташа.

Стук раздался ровно в шесть.

Я открыл дверь, за которой стоял совсем не Сом. Неизвестно, почему я решил, что это должен быть именно он, но я облегченно выдохнул. Моим старым знакомым оказался старичок с визиткой телемастера, излечивший Ленкину чесотку.

Иван Артемьевич, вспомнил я удивленно и пригласил гостя в кабинет.

Старик был весел и навеселе.

– Вы, кажется, удивлены, мой юный друг? Чем же больше: моим появлением или состоянием? Я вам все объясню. Чароит Тенгизович дозвонился до меня только в четыре и передал вашу просьбу. Это было приятно, но неожиданно, тем более, что я был не один. С дамой, так сказать. Так что, мой дорогой Виктор, сегодняшний вечер можете мне не оплачивать за появление, так сказать, в нетрезвом состоянии, но и прогул не ставьте, батенька.

– Кто вам позвонил, простите? – невежливо прервал я его тираду.

– Чароит Тенгизович, тоже мой добрый юный друг.

– Ах, Чарик! – догадался я.

Старик насупился.

– Чарик – это собачья какая-то кличка. Моего юного друга зовут Чароит, и это очень красивое имя. Когда он только появился в органах, я сразу подумал, что его отец – геолог. И представьте себе, угадал! А вы, Виктор, знаете, что такое чароит?

– Теперь знаю… – Я махнул рукой: – Располагайтесь, Иван Артемьевич. Чароит – это Чарик. И про отца могу угадать: его зовут Тенгизом.

Иван Артемьевич сел и горестно покачал головой.

– Чароит – это камень. Удивительно красивый камень, камень – цветок, так сказать. Его нашли в Сибири на реке Чаре и…

– Иван Артемьевич, давайте поговорим сначала о деле, – снова перебил я его.

Старик поднял на меня грустные серые глаза.

– Простите покорно, Виктор Эдуардович. Я, видимо, вас задерживаю? Моя-то дама ушла, так я и не тороплюсь.

Пытаясь скрыть неловкость, я застучал пальцами по столу и с облегчением схватился за авторучку.

– Хочу вас поблагодарить, Иван Артемьевич, прекрасная работа!

Он оживился, засиял, как ребенок.

– Я рад, что вам понравилось. А хотите, я вам тайник сделаю? Прямо завтра и сделаю. Для особо секретных документов.

– Не надо, спасибо. У меня есть сейф.

Старик разволновался и вскочил с кресла.

– Вы можете здесь что-то хранить?

– Могу, – ответил я беспечно.

– Разрешите взглянуть?

Я кивнул, и старик прошел к сейфу, шаря в карманах пальто.

За моей спиной щелкнуло.

Я обернулся. Иван Артемьевич укоризненно стоял у раскрытого сейфа.

– Хорошо, что он пустой. Здесь нельзя держать ничего, так сказать, важного.

Я окончательно сдался, тем более, что и моя дама уехала, и торопиться мне тоже было некуда.

– Иван Артемьевич, дорогой мой! Сейф не совсем пустой, так сказать. Откройте бар, не откажите, прошу покорно, батенька.

Иван Артемьевич достал бутылку «Арарата», которая лежала там чуть ли не со дня покупки сейфа. Я сходил на кухню за бокалами. В такой неофициальной обстановке нам оказалось легче перейти к делу.

Я рассказал Ивану Артемьевичу все, что мне удалось выяснить, и поделился идеями насчет наблюдения.

Старик хмелел на глазах и мое предложение воспринял восторженно.

– Гениально! Гениально и просто, мой юный друг! А про оборудование не беспокойтесь. У меня все есть. Представьте себе, скрипка с большим красным бантом сбоку, и – дивная, чарующая музыка… Скрипка – удивительный инструмент!

Я помнил, что Шерлок Холмс тоже любил скрипку, но связи с Патологическим не обнаружил.

– А при чем здесь скрипка, я что-то головой не пробью?

– Да как же, Виктор, дорогой мой! В том-то все и дело! Все в скрипке! И радость, и слезы, и скрытая камера, так сказать. И вам надо что-нибудь подобное. Вы кроме головы каким инструментом владеете?

– Ну, ножом, лопаткой… Ах, ну да! В детстве на пианино тренькал немножко.

Старик задумался.

– Нет, пианино не подойдет. Хотя в плане размещения аппаратуры – инструмент идеальный! Ну, ладно, я привезу вам завтра камеру в сумочке. Знаете, такие, с ремешком, на руке носят. Не очень профессионально, конечно, но ничего. Возьмете букет цветов, замаскируетесь. Придется завтра утренний сеанс отменить, зато я вам и тайничок сразу поставлю.

Экий дотошный старикашка, подумал я уважительно, разливая коньяк по бокалам.

Благородный напиток тихо шуршал у меня в голове. Иван Артемьевич дошел до определенной кондиции, но в ней и оставался. Я чувствовал к нему все большее расположение и сожалел о том, что чуть не обидел старика в начале встречи.

– Простите, Иван Артемьевич, но я совсем не думал, что вы еще и сыщик, любезнейший. То есть, я думал, вы только по электронике волокете.

– Эх, мой юный друг, где я только не волоку, как вы изволили выразиться…

Состояние собеседника усиленно толкало его в воспоминания.

– В органы я попал еще в конце пятидесятых, по комсомольскому призыву. Прямо из аспирантуры радиотехнического института и угодил. Изобретения имел, да и спортом занимался. Вот и побегал вначале на оперативной работе, пока о моих знаниях не вспомнили. Потом на пенсию перестроили, а нужда в специалистах осталась. Вам помочь, тому, другому… В жизни все так переплетается, а чтобы эти хитросплетения разгадать, нужен подход универсальный, так сказать. Вот был у меня такой случай…

Старик замолчал и очень осторожно посмотрел по сторонам. Ему хотелось рассказать, но профессиональные рефлексы призывали к бдительности.

Я потянулся с бутылкой к его бокалу, поощряя откровенность, и он показал мне пальцем: ему чуть-чуть, а мне – как прежде.

На том и порешили.

– Вы очень приятный молодой человек, Виктор. Я сразу понял, что приятный, но что такой приятный – не ожидал. Поэтому я вам расскажу, тем более, случай поучительный, так сказать. Для начинающего детектива, так сказать… Попросили меня одни люди прослушать объект. Я уже на пенсии был. Установили аппаратуру, слушаем – ничего, один гул. Не разобрать. Я им говорю: далековато, мол, надо поближе устанавливать. А они: поближе нельзя, опасно – дом охраняется, и совсем не мальчиками. Но я-то знаю, что и поближе ничего не услышишь, я сам в свое время этот объект защитной системой обеспечивал. Секретнейший был домик, доложу я вам, Виктор, все новое туда ставили. Только давно это было…

– Так что же вы им не сказали сразу? – удивился я.

Старик поднял палец. Я понял, что он ждал вопрос.

– Не надо быть дурнее паровоза, впереди которого бежишь, мой юный друг.

Пауза была достаточной, чтобы я проникся.

– Я не буду выдавать вам государственных секретов, Виктор, вы мне не за это платите. Раньше это был один из перспективных объектов Внешней разведки КГБ, об этом я мог судить только по техническому обеспечению. Конечно, я не знал, чем они занимаются, но аппаратуру поставил, подписал целую кипу бумаг о неразглашении и получил благодарность и премию от начальства. Так скажите, мог ли я раскрыть другим людям свое знакомство с объектом, даже если они тоже из органов?

– Не мог! – с чувством подтвердил я, наливая.

– Вот именно, не мог, мой юный, но благородный друг! Мне чуть-чуть… Но эти люди наняли меня, как профессионала, и я должен был им помочь. Они спросили, могу ли я выделить из шумов тембр детского голоса? Я понял, что мои заказчики надеялись хотя бы узнать, живут ли на объекте офицерские семьи или там расположились одни военные. Я пытался, колдовал с фильтрами, но безрезультатно. У нас была не самая удачная позиция, и у меня ничегошеньки не получалось. Я не мог выполнить работу, не воспользовавшись известной мне спецификой защитной системы объекта, но и воспользоваться ей я тоже не мог.

Старик откинулся в кресле, аккуратно выпил и очень хитро улыбнулся.

– Ну, как, мой юный, подающий надежды друг?

– Любопытнейшая история, Иван Артемьевич! У меня тоже случались неразрешимые задачи, – посочувствовал я ему. – Когда одна очень благородная, но эксцентричная и неблагодарная сучка заехала мне в глаз поварешкой…

– Но я разрешил ее, – перебил меня Иван Артемьевич.

Он радостно засмеялся и поставил бокал на стол.

– Свою задачу я разрешил. Мне, так сказать, чуть-чуть.

Моя рука дрогнула, и я налил полтора чуть-чуть.

– Интересно, каким же образом? Сходили в жилконтору?

– Вот именно! Вот именно, дорогой Виктор! Вы ухватили самую суть! Я пошел в поселок. Конечно, все необходимое: вещи, продукты в дом доставляли специальные люди. Но – маленькая деталь. Жена хозяина дачи, а для местного населения это была всего лишь генеральская дача, так вот, она часто покупала в сельском магазине жевательную резинку. И не просто покупала, а тщательно выбирала. Картинки и все такое. То есть, женщина хотела сама выбрать, сама купить и сама отдать в руки. Кому, я вас спрашиваю?

Я потрясенно молчал, но старик ждал ответа и мог не на шутку обидеться. Бутылка опустела, и хвататься за нее, как за соломинку, не имело смысла.

– Иван Артемьевич…

Я, наконец, собрался с мыслями:

– Дорогой мой и любезнейший батенька Иван Артемьевич! Убедительно прошу вас завтра же, как только вы закончите с тайником, возглавить «Мойдодыр». Потому что вы – гений! А потом мы уволим Ленку, позовем Чароита… Или, нет, чароит – это цветок… Мы позовем Чарика и славно это дело отметим.

Старик был польщен, но отказался.

– Нет, мой юный, но добрый друг. Спасибо за заманчивое предложение. Я ведь человек подчиненный. Подчиненно-творческий, так сказать. Лучше вы приезжайте завтра вечером ко мне на «Пионерскую», послушаете, как я буду играть на скрипке. Вы любите полонез Огинского?

Я уже всех любил и раскаивался, что ляпнул про Ленку.

– Я всех люблю! И Огинского, и Бжезинского. Не люблю только Патологического.

– Странная фамилия. Я что-то раньше не слыхал.

– Это ваш новый поклонник, Иван Артемьевич. Только не играйте ему в первый же день марш Шопена.

Иван Артемьевич все-таки на что-то обиделся и засобирался.

Я вышел проводить его до такси. Мы долго и трудно прощались.

В тот вечер я не поехал домой и остался ночевать в «Мойдодыре».