Читать книгу Детектив из «Мойдодыра». Том 3 - Григорий Лерин - Страница 12

Жил да был на свете лысый человек. И пообещал он как-то на весь мир, письменно и устно, построить коммунизм в отдельно взятой стране. Другой лысый человек тоже пообещал и, отбивая ритм ботинком по трибуне, уточнил: коммунизм построят в восьмидесятых годах. И, наконец, третий лысый человек в обещанных восьмидесятых стал строить и перестраивать стремительными темпами. И хотя подавляющее волосатое большинство населения планеты мягко уговаривало лысых коммунизм не строить, они не послушались. Если обещали – коммунизм придет! И он, действительно, пришел. К концу века отдельно взятой стране пришел не просто коммунизм, а полный коммунизм. Лысые слов на ветер не бросают.

Вот такая мудрая евроазиатская притча. Мудрая – потому что я сам ее сегодня утром придумал. Мораль сей басни такова: не всегда нужно выполнять данные обещания. Тем более, обещания, данные в шутку. И уж тем более, обещания, данные собаке. Собаке по имени Джульетта, которая все утро лежит у ног и смотрит укоризненными человеческими глазами.

Правда, есть и другая современная притча, придуманная не мной. Пообещал один бизнесмен, а потом сказал, что нету. Так его через неделю в шести разных местах нашли. Мораль, как вы понимаете, прямо противоположная.

Я выбрал довольно простое решение, удовлетворяющее не только обе морали, но и некоторые статьи Уголовного Кодекса. Я отдам крестик Борису Борисовичу, а уж он пускай придумывает, на кого его надеть. Меня немного смущал тот факт, что отдать крестик бывшему напарнику могла сама Джульетта, так же, как вручила мне, но она этого не сделала. И вполне понятно – почему. Она не доверяет своей бывшей конторе.

Мои девчонки спали, звонить Борису Борисовичу было еще рано, и я сидел на кухне между телефонной трубкой и Джульеттой, стараясь не смотреть ей в глаза.

Весомый вклад в мои размышления внес ворвавшийся в квартиру Клин. Он проезжал мимо и надумал нас навестить.

Пока заспанная, завернувшаяся в халат Наташка подогревала ему кофе и готовила огромный бутерброд, Клин напористо разъяснял мне ситуацию с крестиком.

– Животное хотело показать, что оно доверилось тебе, а не какому-то там Борис Борисычу. Может быть, теперь оно, наконец, поймет, что ошиблось. Тебе же сказали, что крестик эксклюзивный. Сходи к хорошему ювелиру и узнай, чья работа. Так и выйдешь на владельца. Это же элементарно! Эх, ты, дефективный детектив!

– Папа, ну что ты говоришь! – возмутилась Наташка. – Из-за этого крестика уже двух человек убили! А он пойдет по ювелирам расспрашивать, да?

– Да я так, чисто теоретически, – стал оправдываться Клин. – А о чем с твоим мужем еще говорить? И потом, я имел в виду хорошего ювелира, а не какого попало.

– Папа!

Клин замолчал.

– Давайте поговорим о животных, – предложил я. – Вы, Василий Анатольевич, своего Абрека вязали?

К моему разочарованию Клин подтвердил репутацию собачьего знатока и не попался на удочку. Он сразу понял, о чем речь.

– Со всей округой, – недовольно пробурчал он. – У меня на даче скоро забор рухнет, столько он подкопов наделал. Азиат – что ты хочешь?

– Ну вот, наконец-то. Настоящий мужской разговор, – фыркнула Наташка и ушла умываться.

– Кстати, о животных. А у вас на примете нет хорошего ювелира, Василий Анатольевич? – шепотом спросил я.

– Так в том-то и дело! – зашептал в ответ Клин. – Конечно есть! И ювелир хороший, и мужик отличный, и трепаться не будет. – Он достал толстый бумажник, порылся в нем, протянул мне визитку и подмигнул. – Скажешь, что от меня.

Кажется, он всерьез решил от меня избавиться.

– Спасибо… папа. – Я оглянулся на Джульетту и помахал визиткой. – Собака, ты довольна?

Она кивнула.

С полминуты я усиленно размышлял над тем, что, вообще, происходит у меня в доме, потом обратился за помощью к Клину:

– Вы видели, Василий Анатольевич? Она согласна. Она кивнула.

– Конечно, согласна! – самодовольно заявил Клин. – Я же говорю, что животное гораздо умнее тебя.

– Да вы что, не понимаете? – воскликнул я. – СОБАКА КИВНУЛА!

Он фыркнул.

– Безделье еще и не до такого доведет. Тебе скоро деревья языки показывать станут. Собаки не умеют кивать.

– Даже голая китайская собачка?

Клин тоже задумался, но секунд через десять решительно подтвердил:

– Даже голая китайская собачка.

– А моя умеет! – с вызовом бросил я.

Клин как-то странно посмотрел на меня, допил кофе, дожевал бутерброд и, в основном довольный нанесенным визитом, уехал. Я закрыл за ним входную дверь, открыл дверь в ванную и занялся обычным утренним делом: стал приставать к Наташке.

У нее, похоже, на это утро намечались другие мероприятия. Халат никак не хотел соскальзывать с плеч на пол, и Наташка очень тактично спросила:

– Ты когда на работу поедешь?

Но я все еще надеялся на совместное мероприятие, поэтому беззаботно заявил, что работа подождет часа два, а то и три.

– Вот и хорошо! – обрадовалась она. – Через полчаса «Сбербанк» откроется. Нам давно уже пора за квартиру платить.

Когда она упомянула про коммунальные платежи, я окончательно понял, что она вовсе не кокетничает, наоборот, напрочь отказывается выполнять супружеские обязанности. Ну, в смысле, не хочет сама идти в «Сбербанк».

– Да, действительно, – уныло согласился я, – такое замечательное событие, как открытие «Сбербанка» просто никак нельзя пропустить. Уже иду.

– Прямо сейчас?

– Конечно. Прямо сейчас.

Наташка удивленно посмотрела на меня через зеркало, и ее халат соскользнул с плеч на пол.

*** *** ***

Я заслужил прощение, и наказание «Сбербанком» было отложено на послеобеденное время, а посещение «Мойдодыра» – еще дальше. Но «Сбербанк» после обеда так и не открылся. В пятнадцать минут третьего последние надежды нестройной очереди, распухающей у входной двери подобно капюшону рассерженной, но беззубой кобры, развеял солидный мужик в стандартной униформе и с таким же стандартным каменным лицом. Он повесил на дверь с внутренней стороны табличку «Технологический перерыв» и удалился, не объяснившись. Возможно, банк брали налетчики или налоговая инспекция, но умудренные пенсионеры, прижавшиеся к двери еще в самом начале обеденного перерыва, больше склонялись к банальным версиям путча или дефолта.

Какая-то женщина, живущая в соседнем доме, отлучилась на пять минут и, вернувшись, сообщила, что звонила в соседнее отделение, и у них деньги пока дают. Еще она позвонила прямо в Центробанк, и вот там ей сказали очень подозрительную фразу: «Для волнений нет никаких оснований».

В очереди запахло валидолом. Два подвыпивших старичка и три бодрые старушки, которых обычный валидол уже не брал, самоизбрались в комитет и огласили решение стоять до конца.

Я понял, что коммунальные платежи откладываются, как минимум, до завтра и решил воспользоваться неожиданно возникшей у банка революционной ситуацией, чтобы навестить некоего Лаврушина Петра Вениаминовича, на визитке которого строгими прямыми буквами было написано: «Золотых дел мастер».

*** *** ***

Петр Вениаминович – крупный и представительный мужчина с пышной гривой седых волос и породистым лицом отгородился от вестибюля тусклым оргстеклом и, оправдывая надпись на визитке, действительно, мастерил что-то золотое. Он разогнулся, взглянул на меня огромным глазом сквозь окуляр и выключил газовую горелку.

– Вы ко мне?

– Если вы – Петр Вениаминович, то к вам. Я от Клинского.

– От Василия? Он звонил мне сегодня утром. Виктор, если не ошибаюсь?

– Да. Здравствуйте. Но вы сейчас заняты?

– А-а… Ремеслуха! – Золотых дел мастер небрежно махнул рукой и сдвинул окуляр на лоб. – Работы на полчаса. А больше нет никого. Видите – в мастерской пусто.

Кажется, в начале осени у него такие же проблемы с клиентами, как и у меня. Надо бы прислать к нему Андрюху Зотова.

– Проходите. Сюда, за стойку и вон в ту дверь. Василий сказал, что у вас есть что-то интересное.

– Кое-что есть.

Мы прошли коротким и узким коридорчиком, и хозяин распахнул еще одну дверь.

– Располагайтесь. Пивка холодного не желаете?

– Спасибо, я за рулем, – ответил я, устраиваясь на диване. – Вот, полюбуйтесь.

Я достал из внутреннего кармана пластиковый конвертик и протянул ювелиру.

Крестик его поразил. Даже, можно сказать, сразил наповал. Он, действительно, любовался. Он перебирал цепочку в руках, наклонял голову то в одну, то в другую сторону, передвигал окуляр со лба на глаз и обратно и восхищенно шептал какие-то заклинания:

– Невероятно… Ай да Платоша!… Невероятно… Ай, молчун! Ай, хитрец!…

Минут через пять я деликатно кашлянул. Петр Вениаминович взглянул в мою сторону отсутствующими глазами и уверенно покачал головой:

– Нет, это не он! Только клеймо – его.

– Может быть, и не он, – согласился я. – А чье клеймо, вы говорите?

– Да вы сами взгляните! – В полной прострации Петр Вениаминович сорвал окуляр со лба и протянул мне.

Дома я уже пытался рассмотреть сквозь лупу выдавленный в золоте микроскопический овал, но так ничего в нем не увидел. Но, чтобы не отказывать мастеру, сделал вид, что ужасно польщен, и, не надевая ремешок на лоб, поднес окуляр к глазу и наклонился над крестиком. Овал увеличился почти до размеров спичечного коробка. Внутри него четко просматривались две буквы «П», развернутые на сто восемьдесят градусов и вставленные ножками одна в другую.

Я тоже не смог сдержать восхищения.

– Ну, ничего себе! С таким телескопом можно не только блоху – инфузорию «туфельку» подковать!

– Теперь видите?

– Теперь вижу, – подтвердил я. – «Пэ» – это, я так понимаю, Платоша? И фамилия на «Пэ»?

Но золотых дел мастер, оставшись без окуляра, успел вернуться в серую действительность. Его глаза приобрели осмысленное выражение, и он пропустил мой наводящий вопрос мимо не менее осмысленных ушей.

– Изумительная работа! Конечно, я возьму! Только сначала расскажите, как он к вам попал?

Я усмехнулся и покачал головой.

– Представляю, что вам про меня наговорил этот Василий… Крестик не мой, Петр Вениаминович, поэтому не продается. А попал он ко мне совершенно случайно. Вот я и пытаюсь выяснить его происхождение.

– «Этот Василий» сказал, что вы – его зять, и с вами можно обсуждать любые темы, – с сомнением проговорил ювелир. – Вообще-то, я думал, что речь пойдет о купле-продаже или заказе, который не облагается налоговым бременем. У меня, видите ли, основная работа – надомная. Здесь – так, ремесло. Тренировка для пальцев.

– Он имел в виду, что со мной можно говорить доверительно. Это, действительно, так. И я не буду скрытничать. На этой изящной цепочке с крестиком висит, как минимум, два убийства – вот почему я им заинтересовался. Мне показалось, что вы догадываетесь, кто сделал этот крестик… Нет, вы знаете наверняка. И, судя по вашему восхищению, это – единичный экземпляр. По меньшей мере, он не сошел с конвейера.

– Ну, допустим… допустим… – неуверенно пробормотал Петр Вениаминович, перебирая в пальцах цепочку, и вскинул глаза: – Вы не из милиции?

Я сказал, что нет, и он продолжил:

– Видите ли, Виктор… Я не знаю, кто изготовил этот крестик. Я знаю только мастерскую – я определил по клейму. Еще по рисунку – школа узнаваема. Но техника… Раньше там ничего подобного не делали. Вы когда-нибудь видели граненую золотую нить?

– Нет… Что-то не припомню. А вот граненый стакан точно где-то видел.

– Ха-ха… Забавно… Так вот, я видел граненую нить. В музее. Но это был всего лишь фрагмент, маленькая деталь… Мы здесь ближе к западноевропейскому стилю, мы, вообще, делаем иначе. Прямые линии, четкие углы, резкие грани. Ажурное плетение из золотой нити – это Сибирь, Азия. А этот крестик – вы видите? – ажур и граненая нить – это же попытка совместить несовместимое! И на редкость удачная попытка! Очень тонкая техника, но главное – идея! Нет, это не Платон. Это молодая голова додумалась… – Ювелир снова с трудом оторвал взгляд от крестика. – Вы поставили меня в крайне затруднительное положение, Виктор. Боюсь, что больше ничего не смогу вам сказать. Я не хочу потерять уважение уважаемого мной человека. То есть…

– Я все понял. Надеюсь, этот Платон достаточно уважаемый человек, чтобы не иметь отношение к двум убийствам?

– Нет, конечно нет! Он же художник, мастер с большой буквы! Но его клиенты…

– Да, понимаю. Еще более уважаемые люди.

Он кисло усмехнулся:

– Что-то вроде этого, – и твердо, без сомнений и терзаний проговорил: – Извините, Виктор. Ничем не могу вам помочь.

Классная сцена из классического фильма: «Вот что, ребята: пулемета я вам не дам!» Что там ответил товарищ Сухов?…

– И на том спасибо. Граненая нить – это, конечно, здорово! А вы когда-нибудь слышали, чтобы овчарку звали Джульеттой?

– Не-е-т… – неуверенно протянул Петр Вениаминович.

– А я слышал. Тоже, кстати, попытка совместить несовместимое. Но больше я вам ничего не скажу. Не имею права, знаете ли.

– Ну вот, вы обиделись, – расстроился ювелир. – А знаете что? Оставьте мне свои координаты. Давайте, я прямо сейчас запишу. Может быть, я смогу что-нибудь выяснить. Не обещаю, конечно…

Я сказал. Он записал. На том и распрощались.

*** *** ***

Я вернулся домой. Раздеваясь и разуваясь, я вполголоса доложил Джульетте о результатах визита.

Я посетовал на граничащую с порядочностью скрытность золотых дел мастера Лаврушина, которого мы когда-нибудь обязательно укусим, но не до крови, так как кое-что он мне все-таки рассказал. Крестик изготовили в мастерской некоего Платоши, молчуна и хитреца, а также человека пожилого, несомненно талантливого и известного в ювелирных кругах. Местонахождение мастерской тоже примерно известно: Сибирь. Огромная, таинственная и малонаселенная территория, на которой бесследно и загадочно исчезает все: груженые золотом поезда и вертолеты, экспедиции и инвестиции, медные провода с высоковольтных линий и просто любопытные люди.

Выводы из полученной информации напрашиваются сами собой. Крестик надо отдать Борису Борисовичу, но про Платошу ничего не говорить, чтобы не подставлять Петра Вениаминовича, иначе Клин меня потом живьем сожрет. Борис Борисович передаст крестик, куда следует, и… И получит благодарность от своего и криминального начальства.

В общем, я очень старался втолковать собаке, что славно поработал сегодня над ее заданием. И даже если на этом пришлось остановиться, виноват не я, а необъятные просторы и Клин.

Джульетта смотрела на меня внимательными глазами, ее уши стояли торчком, изредка разворачиваясь в сторону входной двери на звуки в подъезде. Когда я замолчал, она повернулась ко мне спиной, улеглась на пол и длинно вздохнула. Обиделась. Наверное, я все-таки что-то сделал не так.

– Витя, ты с кем разговариваешь? Ты не один? – спросила из комнаты Наташка.

– Папа длазнит собаку, – ответила из другой комнаты Иришка.

«Устами младенца глаголет истина», – виновато подумал я.