Читать книгу Детектив из «Мойдодыра». Том 3 - Григорий Лерин - Страница 14

1

После двух с половиной часов полета самолет стал падать. На световых табло вспыхнули предупреждения: «Пристегнуть ремни», что-то зловеще защелкало в динамиках громкоговорящей связи. Из-за зеленой занавески показалась стюардесса. Она проникла в салон не вся и не сразу: сначала лицо, потом плечи и грудь, потом руки, сжимавшие края занавески. Остальное осталось на рассмотрение в другом салоне. Девушка сурово оглядела притихших пассажиров и так же, по частям удалилась.

Самолет врезался в вязкую серо-лиловую массу, затрясся, закачал крыльями, но минут через десять успешно вынырнул из тучи, пронесся над намокшим лесом и грохнулся на посадочную полосу. Истошно засвистели турбины, выдувая воздух, снова защелкало, заклекотало в динамиках.

Появилась стюардесса – на этот раз вся целиком. Она откинула штору в сторону и бодро объявила, что самолет произвел успешную посадку в аэропорту «Кольцово» города Екатеринбурга, хотя к этому моменту насчет успешной посадки догадался даже самый тупой и нервный пассажир. Еще стюардесса извинилась за неполадки со связью и прочие неудобства и пригласила всех воспользоваться этими неудобствами в следующий раз. Другого выбора у пассажиров не было, и они обещали воспользоваться.

На выходе из аэропорта стояла шеренга встречающих молодых людей с табличками. Такое впечатление, что мы сразу угодили с корабля на бал камней. «ООО Изумруд», «ТОО Малахит», «Агат», «Рубин», «Лазурит». Только один чудак, у которого из-за воротника белой рубашки выпирала задушенная и натертая галстуком багровая борцовская шея, решил соригинальничать и написал на своей табличке: «Стрельцов».

Встав в стороне от потока прибывших пассажиров, я наблюдал за ним минут пять. Он вытягивал шею и внимательно вглядывался в проходивших мимо людей. Какому-то хмурому, похожему на гробовщика мужику в строгом черном костюме он сунул табличку прямо под нос, а когда мужчина покачал головой и двинулся дальше, неодобрительно процедил ему вслед:

– Баран!

Я подошел.

– Здорово. Стрельцов – это я.

– Стрельцов? – Он недоверчиво оглядел меня с ног до головы, задержал взгляд на куртке и уточнил, кивнув на табличку: – Тот самый?

Надо было выбирать между «тем самым» и бараном, и я подтвердил:

– Тот самый.

– Из Питера?

– Из Питера.

Встречающий обрадовался и расплылся в довольной улыбке.

– Тогда пошли!

Покинув душное, клокочущее тысячью голосами здание аэропорта, мы пересекли заполненную машинами небольшую площадь и свернули налево, к чистенькой, засаженной елями аллее, отгороженной от встречающих и провожающих указателями: «Проход запрещен» и «Только для служебных автомашин».

У длинной, обрубленной прямыми углами красной «Вольво» порывисто курил длинноволосый парнишка, одетый в яркую прорезиненную курточку с капюшоном, потертые джинсы и растоптанные кроссовки. Увидев нас, он поплевал на сигарету, торопливо огляделся и, не обнаружив поблизости урны, замешкался на пару секунд, но потом бросил окурок под машину и отряхнул руки.

– Здравствуйте! – закричал он.

Мы подошли. Мой провожатый уважительно представил длинноволосого:

– Александр Данилович.

Пацан кивнул, накрутил на палец три длинных волосины, подразумевающих пышную бороду на его гладком подбородке, хотел протянуть руку, но засомневался и первым это сделать не решился. На местного авторитета Александр Данилович явно не тянул.

Я протянул свою.

– Здравствуйте, Александр Данилович.

Мы обменялись рукопожатием. Парень, встретивший меня в аэропорту, тем временем открыл дверь, забросил табличку на заднее сиденье. Обернувшись, вспомнил, подошел и тоже протянул руку:

– Голованов.

– Стрельцов, – ответил я, кивая в сторону таблички, и, чтобы они знали, что я прекрасно ориентируюсь на местности, спросил: – А где Платон Иванович?

– Платон Иванович – человек занятой. Ты… Вы вот ему покажите.

Голованов неосторожно крутанул подбородком, указывая на товарища. Из-под галстука выстрелила и покатилась по асфальту пуговица. Он со злостью пнул по ней, но промахнулся.

Я догадался, кто такой Александр Данилович, но на всякий случай решил уточнить:

– Что показать?

– Произведение искусства, – не глядя на меня, ответил Голованов. Он уставился на асфальт и медленно отводил ногу назад для повторного удара.

– Крестик золотой. Вы не сомневайтесь – я узнаю, – проговорил Александр Данилович и застенчиво добавил: – Я же его сам делал.

Действительно, он только притронулся кончиком пальца к нижнему краю крестика и уверенно заявил:

– Да, это он. Самый первый.

Во второй раз Голованову удалось отправить пуговицу куда-то в переплетение мокрых еловых лап. Он мельком взглянул на крестик, переспрашивать не стал и полез в салон. Усевшись в кресло, взял трубку и набрал номер.

– Да, встретил… Да, видел… Ее крестик. Тот самый – Данилыч сразу узнал… А как же – доставлю в лучшем виде. Только Данилыча отвезу и – к вам…

Я вторично догадался, что доставлять в лучшем виде собираются меня. Это несколько утешало. Было бы гораздо неприятнее, если бы меня доставили в худшем виде.

Голованов задним ходом вырулил со спецстоянки, лихо развернулся.

– А куда едем? – спросил я.

– К Маркелычу в гости, – ответил он, высунул голову в боковое окно и заорал подъезжающему мотоциклисту:

– Ты куда, баран, прешься?! Не видишь – «только для машин»! – и вполголоса, через плечо пояснил: – На двух колесах – это не люди! Не уважаю!

Потом он молчал, только крутил шеей и виновато кряхтел. Я тоже молчал, исподлобья оглядывал салон, прикидывая, чем можно будет огреть его по широкому затылку в случае непредвиденных обстоятельств.

Юное дарование Александр Данилович вылез где-то на тихой окраинной улочке, застроенной древними избушками, вросшими в землю почти по окна, степенно попрощался за руку и скрылся за пышными кустами. Голованов проводил его взглядом и нерешительно повернулся ко мне.

Посомневавшись с полминуты, он созрел.

– Слушай, давай на «ты», а? А чего: «вы» да «вы»? Как псевдофобы, в натуре!

– Давай, нет проблем. А кто такие псевдофобы?

– А-а-а… Тюменские! Они же отмороженные! – Он отмахнулся, довольно ухмыльнулся и внес очередное предложение: – Тогда давай по именам, а? Дорога-то длинная. А так и не поговорить. Что за базар: «Стрельцов», «Голованов»? Давай попроще.

Поговорить нам было просто необходимо. Я с радостью согласился.

– Виктор.

– Профессор, – скромно представился Голованов. – Слушай, ничего, если я галстук сниму? Ты-то тоже без галстука. Достал он меня, выше экзосферы! Висит, как перпендикуляр, и башку не повернуть! Потом надену. Только ты Маркелычу не говори.

– Снимай. А кто такой Маркелыч?

Профессор Голованов рванул с шеи галстук, с ненавистью швырнул его на заднее сиденье и удивленно повернулся ко мне:

– Как – кто? Мы же к нему как раз и едем.

Не могу сказать, что это была именно та информация о Маркелыче, которую мне хотелось получить. Даже о загадочных тюменских псевдофобах Профессор высказался более определенно.

– А вы с тюменскими, значит, не дружите?

– У них своя земля, у нас – своя, – философски ответил Профессор. – А чего?

– Ничего. Название понравилось: псевдофобы.

– Это я придумал. – Он замолчал, задумался, глядя на дорогу, потом кивнул пару раз и довольно заулыбался. Видимо, вспомнил какую-то интересную диссертацию.

Я не ошибся. Профессор хмыкнул и продолжил посвящение в студенты:

– Вообще-то, у нас Панасоник по кликухам специалист. Знаешь, как он Макуху прозвал? Макухе-то еще в Афганскую осколок в башку угодил, да так в башке и остался. Кожей и волосами оброс – Макуха его теперь вместо мозга использует. Только с памятью у него проблемы – на осколке-то ничего, кроме «Сделано в СССР», не записано. Помнит, что после училища взводом командовал, что на самолет погрузили, в Кабул повезли, и все. Дальше – провал. Как биологически умер. Вот Панасоник его и прозвал: «Мортал Комбат». Другому Макуха за такой базар давно бы цепную реакцию устроил, а на Панасоника не обижается. Потому что Панасоник ему кого-то напоминает. А в этом июне Макуха что учудил? Съехались на стрелку с невьянскими. Так, нормально потолковать, обсудить кое-какие проблемы. Ну, бугры толкуют, мы – в стороне, как положено, в общем, все тихо-мирно. Вдруг Макуха как заорет: «Взвод, к бою! Пулеметы на фланги!». Представляешь? На стрелке! Братва – кто сдаваться, кто за стволы, пальцы на курках пляшут. На Макуху с противоположной стороны четыре «Калаша» наставили, а у него глаза по полтиннику. «Леха, – кричит, – я вспомнил! Все вспомнил!» А Барбадос – кремень, ни одной своей молекулой не дрогнул, спокойненько так к Макухе поворачивается и говорит: «Ты, Макуха, кончай Шварценеггера на Марсе изображать. Не время – потом расскажешь. Иди пока, в машине посиди». Пацаны сплюнули, посмеялись, стволы убрали. Так все и закончилось без осложнений. Только Макуха, пока до машины шел, споткнулся и опять все забыл. А фильм тот, про Шварца на Марсе, по-английски «Тотал Реколл» называется. В переводе: «Вспомнить все», если ты по-английски не в курсовике. Вот Панасоник ему новую кликуху и придумал: «Тотал Прикол». И братве понравилось. Но Барбадос запретил. Не годится, типа, боевого офицера Приколом звать. И Морталом Комбатом – тоже. Макуха – оно как-то посолиднее. Барбадос ведь сам в Афгане полтора года торчал.