Читать книгу Судный год - Григорий Марк - Страница 6

(Бостон, 23 сентября 1991 года)

Четыре одинаковых сообщения на автоответчике. Кто-то немедленно должен меня увидеть. И этот кто-то появляется через пару минут после того, как захожу в квартиру.

Деликатный стук в дверь. В полутемной прихожей привычно протягиваю руку, чтобы открыть, но она попадает в холодную пустоту лестничной площадки. (Еще с тех пор, как после допросов в Большом Доме запирали в камере, когда дома, обычно держу входную дверь приоткрытой.) Внутри пустоты уже стоит человек с сумкой через плечо, только что из романа Диккенса. Уютный словоохотливый констебль с траченным жизнью, немного бабьим лицом. Белый плиссированный чепец очень бы к этому лицу подошел. Возраст благолепивого дожития. Морщины глубокие, будто само время острыми граблями разрыхлило его. Осторожная лягушачья полуулыбка искусственного дружелюбия, навсегда позабытая под дородным носом, несколько прямых черных волосков из огромной бородавки на щеке, густая смесь патоки и рыбьего жира в глазах, прикрытых ощетинившимися во все стороны седыми бровями. Подрабатывает в полиции доставкой повесток после ухода на пенсию. В форменной фуражке, но без формы. «Чтобы не привлекать внимания».

Он сегодня уже два раза был у меня на работе, расспрашивал, как найти мистера Маркмана, и устроил жуткий переполох среди секретарш, которые давно мучились от недостатка захватывающих событий у нас в отделе. Так что с привлечением внимания все в порядке. Сам мистер Маркман после обеда ушел на лекцию в университет и ничего об этом не знал.

– Распишитесь, пожалуйста, вот здесь. – Вручает новую повестку. Опять мутно-серую, неотличимую от предыдущей!

«Они что, делением размножаются? И эта повестка уже на завтра в десять утра! Но суд-то назначен на второе октября? Ничего не понятно! Нет, этого не должно быть!» – все это я прокричал, само собой, молча. Потом уже вслух довольно спокойно произнес:

– А в чем дело? – Вопрос звучит скорее как просьба: пожалуйста, проверьте еще раз фамилию и скажите, что ошиблись.

Но старичок лишь пожимает плечами. От его полуулыбки осталась еще половина. Объяснить что-либо не может. Или не положено ему? И кому позвонить, не знает.

Мистер Маркман колеблется. Почесывает ядовитой повесткой бровь. Еще с советских времен не люблю отдавать бумаги, на которых есть моя подпись. Наконец неохотно расписываюсь. Голова работает в полную силу, анализирует, вычисляет, сравнивает варианты. Но логический анализ, как и раньше в СССР, когда имел дело с законом, не помогает. Слишком темно в местном саду расходящихся юридических тропинок.

– Вам понадобится защитник. Вот, возьмите. – Констебль протягивает визитную карточку. Степенно проводит двумя указательными пальцами под носом, поглаживая несуществующие усы. – Моя дочка Джессика Каллахан. Один из лучших адвокатов в Бостоне. Наверное, самый лучший. Поверьте, говорю не потому, что я ее отец. Недавно она выиграла дело против ЭфБиАй одного студента из Саудовской Аравии, обвиненного в принадлежности к террористической организации. Победить в суде ЭфБиАй по делу о терроризме до этого в Бостоне еще никому не удавалось…

Я уже раза три довольно откровенно смотрел на часы. Сказать мне нечего, да и говорить не хочется, но оборвать так и не завязавшийся разговор никак не удается. Уходить констебль явно не собирается. Как видно, все свои дела на сегодня закончил. Теперь неплохо было бы поболтать с человеком, у которого такой нелепый акцент и столько книг на полках. С любопытством рассматривает мистера Маркмана. (Может, ожидал увидеть кого-то с рогами и хвостом? Или затравленного чернокнижника-еврея, чудом вырвавшегося из империи зла?) Форменная фуражка с синей тульей и красным околышем уверенно разлеглась среди наваленных бумаг. Потный запах, идущий от ее изнанки, словно прозрачный дым, стелется над столом. Поигрывая пальцами по корешкам, вестник правосудия ласково глядит на хозяина из-под седых бровей и объясняет, что согласно букве закона должен был вручить повестку сегодня и обязательно под роспись.

Интересно, как выглядит буква закона в английском алфавите? Однобокая J или повернутая в противоположную сторону L? (Justice? Law?) В кириллице она должна бы быть философской уравновешенной Ф, как весы в руке у Фемиды, а на деле, конечно, всегда была тупо оскаленным, убийственным кириллицыным знаком Ы. Распальцовка на русском языке жестов. Стой, падла, глаза выколю!.. Убивает буква, но дух животворит. Еще тогда знали! А мы до сих пор…

Куда, кому звонить, чтобы понять, ну хоть что-нибудь понять про все эти сыплющиеся с неба одна за одной повестки? (Мысли, гладкие и круглые, будто бильярдные шары, катаются в черепной коробке. С глухим стуком наталкиваются друг на друга, отскакивают в разные стороны, не оставляя следа. Я пытаюсь сосредоточиться. С каждым ударом дело мое начинает выглядеть все более серьезным.

Temporary Restraining Order. Временный судебный запрет. Оказывается, запрещено подходить к Истице (и даже к дому, где она живет!) ближе чем на пятьдесят футов.) А если случайно мимо ее дома пройду? Сразу в тюрьму? Завтра суд будет решать, продлевать ли запрет.

И уже на последнем излете смысла понимаю: действительно нужен адвокат! Один в судейском поле не воин. Здесь даже больше, чем в СССР.

– Близнец наш выбежал, рыдая, – неожиданно четко раздается у меня в ушах любимая присказка Спринтера. Которую он произносил каждый раз после очередной победы вдогонку брату, позорно бежавшему с поля боя. Тысячу раз слышал от него. Почему-то от долгого употребления присказка становилась все обиднее.