Читать книгу Записки провинциальных сыщиков - Николай Свечин, Группа авторов - Страница 7

Спустя полгода после моего поступления на службу[11] во вторую часть [Екатеринослава] был назначен новый пристав, некто Веркацкий, из отставных военных, человек очень хороший и нравственный. Приехал он однажды в часть, где застал меня, расстроенный и говорит:

– Вообразите, Виктор Петрович, в нашей части прошлую ночь случилось ужасное происшествие, и никто ничего не знал. Губернатор меня арестовал, а вам приказал исполнять мою должность и во что бы то ни стало открыть виновников преступления.

Происшествие заключалось в следующем: в Екатеринославе на проспекте был дом с флигелем во дворе, принадлежащий помещице Павлоградского уезда вдове Аксютиной. Дом этот стоял рядом с местом, где теперь находится Европейская гостиница. Дом нанимался, а флигель оставался для приездов в город хозяйки. При флигеле содержался дворник. Аксютина приехала в город со своим управляющим, человеком лет пятидесяти, и горничной. Ночью шайка замаскированных злоумышленников пробралась через слуховое окно в квартиру. Когда управляющий, услышав шум в доме, выскочил на двор, то тут еще на пороге ему был нанесен тупым орудием удар по голове. Он упал без чувств, и что потом происходило, не знает. Злоумышленники, предполагая, что он убит, отволокли его за амбар. Хозяйку же и горничную связали и прикрыли пуховиками, а затем приступили к грабежу: взяты ими полученная [Аксютиной] пачка денег из банка – 1200 рублей, дамские и мужские (управляющего) часы, 12 серебряных ложек с вензелем и много других золотых и серебряных вещей.

Часов в десять утра управляющий, лежавший за амбаром, очнулся и едва добрел до флигеля. Увидавши свою госпожу и горничную связанными, он вышел во двор и начал кричать. Пришли из дому жильцы, освободили связанных и послали за доктором, который забинтовал управляющему рану на голове.

Аксютина, вместо того чтобы об этом происшествии дать знать в часть или полицию, взяла с собой управляющего с забинтованной головой и поехала прямо к губернатору.

Полицмейстер, бывший у губернатора с рапортом, доложил, что в городе все благополучно, а между тем жертвы ночного разбоя были налицо. Полицмейстеру сильно досталось от губернатора, а пристава он приказал арестовать при гауптвахте на семь суток.

Рис. 3. Екатеринослав, общий вид. Дореволюционная открытка.

Выслушав все это от пристава, я сейчас же взял из части двух городовых и отправился на место преступления.

От Аксютиной и ее управляющего я ничего нового добыть не мог; дворника не было с ночи: он сбежал; жильцы главного дома тоже никаких сведений не дали; при осмотре квартиры и двора ничего не найдено. И во дворе и в доме скопилась масса народа. С такими сведениями я отправился в часть – придумывать план розыска преступников. В отдаленные от места происшествия питейные заведения я разослал нескольких городовых с тем, чтобы они выспросили у содержателей, кто из публики посещал их заведения перед происшествием за день-два и в тот вечер. Старшего городового части я послал осмотреть все места пустопорожние, как то: развалившиеся фабричные постройки, кирпичные заводы и тому подобное; приказав ему, чтобы, найдя где-либо признаки пребывания разбойников, ничего на месте не трогал и немедленно дал мне знать. Сам же я решил лично обойти питейные заведения, находящиеся поближе к месту происшествия.

Около 10 часов вечера в часть собрались разосланные мной по питейным заведениям городовые, [которые, как оказалось], ничего не добились. Старший же принес две пары старого штатского платья и две фуражки, которые нашел на кирпичном заводе, невдалеке от казармы сборной команды, среди сложенного в ярусы кирпича.

На другой день с раннего утра я разослал нескольких городовых по всем квартирам подозрительных лиц для того, чтобы расследовать и проверить, кто из них и где находился в день происшествия, а сам со старшим отправился на кирпичный завод, где было отыскано платье. Придя на место, я тщательно осмотрел его, но решительно ничего не нашел ни там, где оказалось платье, ни во всем кирпиче. Тогда мы зашли в печь, где выжигают кирпич, и мной была там найдена обложка с денег с надписью «1200 р.» и, кроме того, много окурков, бумага коих была, очевидно, вырвана из записной книжки. Большие окурки я взял с собой и отправился на соседний кирпичный завод, где также среди кирпича в одном месте нашел три пары штатского платья поношенного и три маски из картона самого незатейливого изделия. В каждых брюках в кармане оказалось по одной ложке с вензелем Аксютиной, а в кармане сюртука – золотые старые часы с серебряной цепочкой. При дальнейшем осмотре кирпича нашли еще одну пару платья, серебряную ложку и хорошие дамские часы с золотой цепочкой. Больше ничего не было найдено. Отсюда мы отправились в часть, и я осмотрел платье, найденное накануне, причем в карманах брюк нашел несколько листов такой же бумаги, из какой были свернуты взятые мной окурки.

После этого я отправился со старшим городовым по питейным заведениям. В одном из них после настоятельных расспросов я узнал от содержательницы, что два дня кряду перед происшествием заходили в заведение по утрам между 10 и 11 часами солдат с черными погонами и в старенькой шинели и с ним какой-то человек в простом мужицком платье, никогда прежде не посещавшие ее заведения. Они выпивали полкварты[12] водки, разговаривали вполголоса и часто шептались. Я описал ей приметы дворника; она признала их очень похожими и сказала, что ни мужика, ни солдата больше не видала. От городовых относительно подозрительных лиц серьезных сведений не было получено.

За текущими служебными обязанностями продолжать расследование в этом доме я не мог. Но имея уже такие данные в руках, вечером я отправился с докладом к полицмейстеру и сказал, что, по моему мнению, я завтра найду всех виновников преступления, так как имеющиеся данные дают несомненное основание предполагать, что оно совершено солдатами Екатеринославской сборной команды с участием дворника. Мое предположение разделял и полицмейстер, он немедленно поехал к губернатору и доложил ему все обстоятельно.

Вызвали и меня туда. Губернатор был со мной очень ласков и входил в самые мельчайшие подробности этого дела. Вследствие моей просьбы и заявления, что трудно в одно время разыскивать преступников и заниматься текущими делами, он приказал полицмейстеру немедленно освободить из-под ареста пристава; мне же он приказал ехать домой и отдохнуть, а также распорядиться, чтобы городовые, которые находились в розысках, эту ночь провели в отдыхе.

На следующий день в 9 часов утра я со своим старшим городовым был уже в казарме сборной команды. Вызвав фельдфебеля, я произвел обыск и в одной из солдатских кроватей под тюфяком нашел книжку, из которой были вырваны листы, найденные в брюках. Затем при обыске его самого также нашли в кармане шинели несколько листов, вырванных из той же книжки, и табак, тождественный с табаком окурков. После этого я взял солдата в отдельное помещение для допроса в присутствии фельдфебеля. Солдат страшно изменился в лице, да и фельдфебель имел вид растерянный. Когда уликами и убеждениями я уже привел солдата к сознанию[13], фельдфебель тут же заявил мне, что он от этого и еще других десяти человек рядовых отобрал сего числа более 1000 рублей и передал начальнику сборной команды капитану Бочкину. В том же, где они взяли эти деньги, они не сознались фельдфебелю, и по этому поводу должен был посетить казармы начальник.

Действительно, когда я собирался послать за начальником (это было около часа дня), он сам приехал и вручил мне деньги – 1000 рублей с лишними новыми кредитными билетами, объяснив, что об этом случае он не успел еще дать знать полиции, но хотел объявить уже после допроса солдат. Десять солдат сейчас же сознались в совершенном преступлении, а одиннадцатый запирался и не хотел сознаться. В преступлении этом по предварительному уговору участвовал и дворник, который тогда не был разыскан.

За такое успешное раскрытие преступления я получил личную благодарность от полицмейстера и губернатора.