Читать книгу Авантюристы. Морские бродяги. Золотая Кастилия (сборник) - Густав Эмар - Страница 14

Жизнь колонии шла по-прежнему. Флибустьеры продолжали совершать ожесточенные набеги на испанцев. Но поскольку организация у них хромала, экспедиции носили разовый характер и не достигали желаемого результата. Испанцы несли весьма ощутимые потери, однако не соответствующие затраченным усилиям флибустьеров.

В один прекрасный день люгер с четырьмя пушками и с экипажем из сорока человек бросил якорь у острова Сент-Кристофер и гордо поднял французский флаг. На этом судне в колонию прибыла новая партия храбрых авантюристов. Они высадились, познакомились с обитателями острова и изъявили желание поселиться здесь. Их предводитель, которого товарищи называли Монбаром и которому были, судя по всему, бесконечно преданы, объявил колонистам, что он так же, как и они, питает глубокую ненависть к испанцам, что за ним идут два захваченных испанских корабля и что капитанам этих кораблей он приказал бросить якорь у берегов Сент-Кристофера. Эти приятные известия были встречены местными жителями радостными восклицаниями, и Монбара, как триумфатора, едва не отнесли на берег на руках.

Как он и объявил, через четыре дня два испанских корабля бросили якорь у острова Сент-Кристофер. Над кастильским флагом, перевернутым в знак унижения, гордо развевался флаг французский. К ужасу, охватившему даже видавших виды колонистов, на бушприте, на блинда-гафелях, на реях этих кораблей висели трупы – по приказанию Монбара экипаж был повешен целиком, не пощадили ни одного юнги.

Предводитель французских авантюристов великодушно передал груз с обоих кораблей колонистам, потребовав взамен только землю, на которой он мог бы построить себе жилище. Это требование, конечно же, было встречено единодушным согласием.

Монбар был молодым человеком двадцати восьми лет, мужественной наружности. Выражение его лица было печально, насмешливо и одновременно жестоко, а матовая бледность придавала ему загадочности. Высокого роста, крепкого сложения, но гибкий и грациозный, он отличался изяществом, благородными манерами и изысканной речью. И его окружение, и те, кого с ним сводил случай, неизменно подпадали под его странное обаяние. Люди чувствовали одновременно и антипатию, и влечение к этому необычному человеку, который, кажется, не прилагая ни малейших усилий, подчинял всех своей воле. Он добивался от людей повиновения одним мановением руки или движением бровей и, по-видимому, жил, только когда находился в гуще битвы, когда трупы валились около него, кровь текла под его ногами, а вокруг, смешиваясь с грохотом пушек, раздавался свист пуль. Его товарищи на расспросы тех, кто, пораженный необычной внешностью Монбара, хотел побольше узнать о нем, говорили, что живет он только тогда, когда, опьянев от запаха порохового дыма и вида сражения, бросается на палубу испанского корабля.

Но, кроме этих скудных сведений, ни малейшей подробности из прошлой жизни Монбара узнать не удавалось. Когда колонисты поняли, что их вопросы остаются без ответа, они перестали задавать их, тем более что прошлая жизнь Монбара их не касалась, да и не слишком-то интересовала.

Авантюрист оставался на острове ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы вполне сносно обустроить свое жилище, после чего в один прекрасный день, не предупредив никого, перебрался на свой люгер вместе с людьми, которых привез с собой, оставив шесть человек на острове, чтобы присматривать за своими новыми владениями, и отплыл бог весть куда.

Через месяц он вернулся, ведя на буксире испанский корабль с богатым грузом и со всей командой, повешенной на реях.

Так продолжалось целый год. Монбар никогда не оставался на острове больше трех дней, потом уходил в море и всегда возвращался с добычей и повешенной на реях командой.

Смелость отважного корсара принесла ему такую шумную известность, что слухи о нем достигли Франции. Тогда дьеппские авантюристы, понимая, сколько пользы можно извлечь из корсарства, снарядили суда и присоединились к Монбару с намерением совершать усиленные набеги на испанцев.

Флибустьерство вступало в новую, организованную фазу. Монбар построил свое жилище на том самом месте, где впоследствии англичане воздвигли батарею. Позиция была выбрана очень удачно: в случае нападения можно было не только легко обороняться, но и отражать натиск неприятеля со значительными для него потерями.

Жилище Монбара, выстроенное из бревен и покрытое пальмовыми листьями, стояло почти на самом краю скалы, откуда можно было видеть большую часть острова и море на много миль вокруг. До скалы, возвышавшейся отвесно на сорок метров над морем, можно было добраться не иначе как по узкой петляющей тропинке, перегороженной через определенные расстояния крепкими палисадами[9] и глубокими рвами, преодолевать которые приходилось по наскоро переброшенным доскам, кои легко было снять в случае тревоги. Две пушки, поставленные на вершине тропинки, надежно защищали подходы.

Дом состоял из пяти комнат, довольно больших, меблированных с роскошью и комфортом, довольно неожиданным на таком отдаленном острове. Подобная обстановка легко оправдывалась ремеслом хозяина: мебель он выбирал для себя из награбленной добычи. На длинном шесте, вбитом в землю перед дверью дома, развевался белый флаг корсаров, который Монбар менял иногда на черный, в середине которого были изображены белого цвета мертвая голова и две кости крест-накрест, – флаг зловещий, показывавший, что побежденные не должны ждать пощады.

Прошло полтора года после прибытия Монбара на остров. И вот однажды жарким днем конца мая несколько человек свирепого вида, с грубыми ухватками, вооруженные с ног до головы, шли, переговариваясь, по тропинке, которая из долины вела на скалу, где возвышался дом Монбара. Было около десяти вечера. Ночь стояла тихая и ясная, мириады звезд сверкали на небе, луна щедро проливала свой свет, воздух был так прозрачен, что даже самые маленькие предметы виднелись на далеком расстоянии. В воздухе не было заметно ни малейшего дуновения ветра, а в кронах деревьев – ни малейшего шелеста. Море, спокойное, как зеркало, с тихим и таинственным шепотом плескалось у песчаного берега. Бесшумно летали светлячки, иногда касаясь путников, которые небрежно отмахивались от них, не прерывая разговора, по-видимому очень для них важного.

Мужчин было пятеро. Все они находились в расцвете сил, движения их были энергичны и резки, лица дышали смелостью и чрезвычайной решимостью. По некоторой сутулости, а также по походке и характерному размахиванию руками в них с первого взгляда можно было узнать моряков, даже если бы их костюмы не свидетельствовали об этом со всей очевидностью. Они говорили по-английски.

– Ба! – воскликнул один из них в минуту, когда мы начинаем прислушиваться к их разговору. – Надо посмотреть. Знаете ведь: не все то золото, что блестит. Притом я был бы рад ошибиться.

– Ты по своей хваленой привычке, – отвечал другой, – уже начинаешь сомневаться.

– Нет, – с живостью отвечал первый, – я только выражаю опасение.

– Наконец-то мы узнаем, в чем дело, – сказал третий, – мы уже одолели половину подъема, хвала Господу!

– Этот демон Монбар, – продолжал первый, – отлично выбрал место – какой вид! И при этом к дому не подступиться.

– Да, не думаю, чтобы испанцы отважились на приступ. Только бы, – прибавил этот человек, вдруг остановившись, – не оказалось все впустую! Застанем ли мы Монбара?

– Ручаюсь вам, Красный Чулок, что Монбар дома, будьте спокойны.

– Откуда вам это известно? – осведомился тот, кто носил странное прозвище Красный Чулок.

– Разве вы не видите, что развевается его флаг?

– Это правда, я не обратил внимания.

– Но теперь-то вы видите, я полагаю?

– Вижу, лопни мои глаза!

– А! – воскликнул один из флибустьеров, который до сих пор молчал. – И все-таки для чего нас созывают?.. Вы знаете, брат?

– Понятия не имею, – ответил Красный Чулок, – верно, Монбару пришел в голову какой-нибудь дерзкий план и он хочет втянуть нас в новое дело.

– Он позвал не только нас, но и главарей французских флибустьеров.

– Не понимаю цели этого сборища, – продолжал Красный Чулок, – впрочем, это все равно… Скоро мы узнаем, что к чему.

– Это правда… Ну вот мы и на месте.

Действительно, в эту минуту они дошли до вершины тропинки и очутились на площадке прямо против дома, дверь которого была отворена, как бы приглашая их всех войти. Из двери лился яркий свет, и громкий говор ясно показывал, что в доме собралось многолюдное общество. Англичане подошли и остановились у порога.

– Входите, братья, – послышался изнутри звучный голос Монбара, – входите, вас ждут.

Семь или восемь человек находились в комнате, куда вошли англичане. Это были самые знаменитые предводители флибустьеров. Здесь находились Красивая Голова – свирепый дьеппец, погубивший более трехсот своих обязанных работников и уверявший всех, что они умерли от лености; Пьер Высокий – бретонец, который шел на абордаж, не иначе как переодевшись женщиной; Александр Железная Рука – молодой человек, слабый и изнеженный с виду, с женственными чертами лица, но одаренный поистине геркулесовой силой, ставший впоследствии одним из героев флибустьерства; Рок, прозванный Бразильцем, хотя родился он в Гронингене, городе в Восточной Фрисландии; затем – двое наших знакомцев, Дрейф и Мигель Баск, они прибыли на остров Сент-Кристофер в одно время с Монбаром и пользовались у флибустьеров исключительным уважением.

Пятерых пришедших англичан звали: Красный Чулок, имя, которое уже здесь прозвучало; Морган – молодой человек лет восемнадцати, с надменным лицом и аристократическими манерами; Жан Давид – голландский моряк, поселившийся в английской колонии, и, наконец, Уильям Дрейк, давший клятву нападать на испанцев не иначе как в то время, когда их будет пятнадцать против одного, так было велико презрение, которое он испытывал к этой чванливой нации.

Таким образом тут присутствовало избранное общество всех знаменитых флибустьеров того времени.

– Добро пожаловать, братья, – сказал Монбар, – очень рад вас видеть. Я ждал вас с нетерпением… Вот трубки, табак и ром. Курите и пейте, – прибавил он, указывая на стол посредине залы, где лежали трубки, стояли стаканы, кружки с водой и горшок с табаком.

Флибустьеры сели, закурили трубки и наполнили стаканы.

– Братья, – продолжал Монбар, – я пригласил вас к себе по двум очень важным причинам, одна из которых вытекает из другой. Вы расположены выслушать меня?

– Говори, Монбар, – отвечал Уильям Дрейк от имени всех, – испанцы прозвали тебя Губителем. Я завидую этому прозвищу, брат. Флибустьерству ты приносишь много пользы.

– Об этой-то пользе и пойдет речь, – ответил Монбар.

– Я в этом уверен, брат. Говори, мы слушаем тебя с почтением.

Все приготовились внимательно слушать. Эти люди, закаленные в сражениях, не признававшие других законов, кроме тех, что написали себе сами, не испытывали зависти к Монбару и готовы были обсуждать любые его предложения.

Монбар собрался с мыслями, потом заговорил проникновенным голосом, так пленявшим слушателей.

– Братья, – сказал он, – я не стану говорить долго, потому что все вы люди испытанные, с горячим сердцем и твердой рукой, и с вами долгие речи не только бесполезны, но даже смешны. С самого моего прибытия на Сент-Кристофер я изучаю флибустьерство, его жизнь, нравы и стремления флибустьеров. С огорчением я понял, что наши результаты не оправдывают наших усилий. Что мы делаем? Ничего или почти ничего, несмотря на наше неукротимое мужество! Испанцы насмехаются над нами. Мы одиноки в своей борьбе и слишком слабы для того, чтобы причинить нашим врагам ощутимый урон. Мы понапрасну тратим нашу энергию и проливаем кровь, отнимая у испанцев какие-то жалкие суда. Не так должны идти дела. Это не то мщение, о котором каждый из нас мечтал. Какова причина нашей слабости? Одиночество, о котором я вам говорил. Это одиночество всегда будет сковывать наши усилия.

– Это правда, – проговорил Железная Рука.

– Но что же мы можем сделать? – спросил Жан Давид.

– К несчастью, мы бессильны, – вздохнул Уильям Дрейк.

– Мы авантюристы, а не государство, – заметил Красивая Голова.

На лице Монбара появилась бледная и зловещая улыбка.

– Вы ошибаетесь, братья. Средство найдено. И, если захотим, мы сделаемся государством!

– Говори! Говори! Говори! – закричали авантюристы, вскочив со своих мест.

– Вот мой план, братья, – продолжал Монбар. – Нас здесь двенадцать человек. Мы принадлежим к разным нациям, но у нас одно сердце, мы составляем цвет флибустьерства. Я заявляю об этом громко, не опасаясь опровержения, потому что каждый из нас дал доказательства своей храбрости – и какие доказательства! Ну, соединимся же, составим одну семью. Из нашей доли в добыче выделим сумму на общую казну и, сохранив свободу организовывать отдельные экспедиции, поклянемся никогда не вредить, никогда не идти наперекор друг другу, оказывать помощь, когда это окажется необходимым, трудиться изо всех сил на погибель Испании и, не разглашая договора о нашем товариществе другим братьям, поклянемся соединять наши силы, когда наступит пора, чтобы разом раздавить неумолимого врага. Вот, братья, первое из того, что я хотел вам сказать. Жду вашего решения.

Наступило молчание. Флибустьеры понимали важность того, что предложил им Монбар. В его словах заключалось их будущее. Флибустьеры переглянулись и начали тихо советоваться между собой. Потом Уильям Дрейк взялся говорить от имени всех присутствующих.

– Брат, – сказал он, – ты коротко разъяснил вопрос, который до сих пор всегда оставался не проясненным. Ты прекрасно определил причину нашей слабости и в то же время нашел средство сделать товарищество, образовавшееся случайно и до сих пор почти бесполезное, действительно могущественным и полезным. Но это не все. Товариществу, о котором ты говоришь, необходима голова, которая управляла бы им и, когда наступит пора, обеспечила бы успех всем задуманным предприятиям. Следовательно, необходимо не только чтобы наше товарищество оставалось тайным, необходимо еще и выбрать предводителя, которому мы будем преданы и которому мы будем помогать трудиться для общего блага.

– Вы согласны с этим, братья? – спросил Монбар. – Вы принимаете мое предложение и дополнение, сделанное Уильямом Дрейком?

– Принимаем! – отвечали флибустьеры в один голос.

– Хорошо. Только предводитель, о котором вы говорите, должен быть выбран единогласно, а его власть может быть отнята у него на собрании большинством голосов. Будучи хранителем общей казны, он должен быть всегда готов дать отчет о ее состоянии, и его пребывание на этом посту, если оно не будет возобновлено в результате вторичных выборов, не может превышать пяти лет.

– Это справедливо, – сказал Красный Чулок, – никто лучше тебя не объяснил бы все это, брат.

– Итак, – заметил Жан Давид, – отныне мы будем настоящими братьями. Никакие ссоры, никакие распри не должны возникать между нами.

– Для посторонних мы будем сохранять видимость независимости каждого из нас, – сказал Красивая Голова.

– Да, – подтвердил Монбар.

– Теперь, братья, – сказал Уильям Дрейк, вставая и снимая шляпу, – выслушайте меня. Я, Уильям Дрейк, клянусь моей верой и моей честью в полной преданности Товариществу Двенадцати и заранее обязуюсь подчиниться любому наказанию, какое братья захотят наложить на меня, даже смерти, если изменю тайне товарищества и нарушу свою клятву. Да поможет мне Господь!

После Уильяма Дрейка каждый флибустьер произнес ту же клятву. Все опять сели на свои места.

– Братья, – начал Монбар, – то, что мы сделали до сих пор, ничего не значит, – это только рассвет новой эры. Счастливые дни флибустьерства едва начинаются. Двенадцать человек, таких, как мы, увлеченные одной целью, должны творить чудеса.

– Мы сотворим их, будь спокоен, брат, – сказал Морган, беспечно ковырявший в зубах золотой зубочисткой.

– Теперь, братья, прежде чем я сделаю вам свое второе предложение, было бы хорошо, если бы мы выбрали главу общества.

– Еще одно слово, – сказал Мигель Баск, вставая.

– Говори, брат.

– Я хочу добавить, что каждый член товарищества, который попадет в плен к испанцам, должен быть освобожден другим членом товарищества, каким бы опасностям он ни подвергался.

– Клянемся! – с восторгом вскричали флибустьеры.

– Если только это не будет невозможно, – сказал Морган.

– Для нас нет ничего невозможного, – резко ответил Уильям Дрейк.

– Это правда, брат, ты прав, я ошибался, – с улыбкой заметил Морган.

– Общество будет называться Товариществом Двенадцати. Смерть одного из членов позволит принять другого, который должен быть избран единогласно, – сказал Мигель Баск.

– Клянемся! – снова вскричали флибустьеры.

– Теперь, – заявил один из братьев по имени Бартелеми, – проведем тайные выборы.

– Вот бумага, перья и чернила, – сказал Монбар.

– А вот моя шапка, – сдергивая с головы бобровую шапку, рассмеялся Красный Чулок, – бросайте в нее ваши бумажки, братья.

И флибустьер положил шапку в центре комнаты. Авантюристы в строгом порядке, каждый написав что-то на бумажке, свертывали ее и один за другим бросали в шапку Красного Чулка. Потом все сели на свои места.

– Все отдали голос? – спросил Жан Давид.

– Все, – ответили флибустьеры хором.

Флибустьер вынул из шапки бумажки, сосчитал их. Бумажек было двенадцать.

– Теперь, брат, – сказал Уильям Дрейк Жану Давиду, – считай голоса.

Жан Давид посмотрел на товарищей. Они утвердительно кивнули. Тогда он взял первый попавшийся бюллетень, развернул его и прочел:

– Монбар Губитель.

Потом взял второй бюллетень и развернул.

– Монбар Губитель, – прочел он опять.

На каждом клочке бумаги стояли два слова: «Монбар Губитель» – зловещий вызов, брошенный испанцам, для которых этот человек был самым жестоким врагом. Монбар Губитель встал, снял шляпу и, любезно поклонившись товарищам, сказал:

– Братья, благодарю вас. Я не обману вашего доверия.

– Да здравствует Монбар Губитель! – вскричали в едином порыве флибустьеры.

Страшное Товарищество Двенадцати было создано. Флибустьерство действительно становилось грозным и могущественным.