Читать книгу Воспоминания старого шамана. Модорхон - Хамархан Хамтай Александр - Страница 20

Старики деревенские говорили нам: Аполлоныч спокойный, потому что жизнь прожил и, во всех трудностях сам побывал.

Даже помню: когда он появлялся, напряжение сразу спадало, и люди успокаивались. Влиял, он, на других, своей уверенностью и спокойствием.

– А потом, что, – спросил Степан.

– Потом вы родились с сестрой. Заботы, у нас, хлопоты: сперва больницы, детский садик, школа. Школу окончили и дальше учиться пошли.

Нам с мамой, в то время, колхоз землю выделил и денежную ссуду для строительства. Мы тогда новый дом построили, тот, где вы сейчас живете. Сами же, в дедов перешли, только подремонтировали прежде.

В нем сейчас и живем, в нем и место, наше, родовое. Потому обряды у нас во дворе делаются.

– Батя, а как тогда было, в твое время, – чего интересного, – чем вы занимались?

– Времена хорошие были, у меня хорошо складывалось и на работе и в жизни. А занимались чем? – Да тем же чем сейчас: в колхозе работали, у других, профессии своей, учились. Трудились много, хозяйство восстанавливали, пятилетки в три года выполняли. Все было четко, почти по-военному.

Жестко тогда спрашивали, с любого руководителя, даже с самого маленького. За невыполнение плана могли премии лишить, или даже партийного билета. А за серьезные нарушения могли и срок дать.

– Ого? – удивился Степан.

– Вот тебе и ого, – ответил Милхай. – Ты как думал? Такую войну прошли, столько людей потеряли. Почти в каждой семье кто-то не вернулся с фронта. Страна в разрухе: и в городах и в селах. Хозяйство народное восстанавливать нужно, и за короткий срок.

У нас тогда и выбора-то другого не было: кроме как учиться и работать.

– А как вы отдыхали?

– Отдыхали в компаниях, на гулянках. По магазинам не ходили. Все свое, на огороде росло и в стайке бегало. В магазине, разве что, соль и спички. Ну хлеб там и товары какие, совсем необходимые.

Одежа – само шитая, в основном, – редко когда покупная. Обувь из-под мастера обувного, – был у нас обувщик в деревне.

– Интересно, – сказал Степан.

– А чего там сложного. Это сейчас ремесла забыли. А раньше, давно, – народ кочевал. Тогда и меня-то не было и родителей моих. Все, что было на себе – все своими руками делалось. Нет, торговля была, конечно, и кое-что выменивали на шкуры, на солонину. Мех ценился, если кто охотой промышлял. Но в основном все сами делали.

Мебель сами изготавливали, и по дереву, если чего. А вот железный инструмент, подковы, ножи, топоры – кузнец ковал.

– Батя, а культурно чего-нибудь было у вас?

– Было культурно, – в молодости моей. Кино к нам приезжало культурное. Один раз в месяц, – на грузовой машине, из поселка.

Народ, о таком событии, загодя извещали, – объявление делали в колхозе и в школе.

Люди у почты собирались, вечером. Натягивали простынь на стену, пленку в кинопроектор заряжали. Фильмы крутили про войну и про нашу Родину. Хорошие фильмы – душевные.

– Интересно как! – сказал Степан.

– Вот так оно и было, – ответил ему Милхай. Помял свою кепку в руках. Потом надел ее на голову и посмотрел вдаль. Вспомнилось ему время в жизни, время своей далекой молодости.

– Батя, ты про Никифора еще расскажи, будто вырвал из воспоминаний Степан

Милхай почесал затылок, сдвинул кепку на лоб и призадумался:

– Помнится, как-то Никифор собаку мне подарил. Наш старый пес, помер уже. Некому было хату сторожить. Вот и спросил я на работе: – может, есть у кого щенки от хорошей собаки. Мне тогда много разных советовали. А Никифор отвел меня в сторонку, и, так негромко, мне сказал:

«Зачем тебе дворняги беспородные, – от них толку мало. Я тебе хорошую собаку найду, ты только не торопись».

И точно, пара недель прошла, и он принес щенка немецкой овчарки. Пушистый весь, черный, только грудь и кончики лап белые. Из города, из питомника, специально привезли. Никифор говорил мне тогда, что это на день рождения мой, подарок от него.

Дорогой подарок получился. – Хорошая собака всегда хороших денег стоила. Очень умный пес. А когда он вырос, на задних лапах – почти с меня ростом был. Такая вот память осталась, от друга моего, – Никифора Аполлоновича.

– Батя, а почему память? – не удержался Степан. – С ним то чего случилось?