Читать книгу Медуза - Ханна Рутер - Страница 5

С детства её, как, впрочем, и многих девочек, преследовала сексуальная агрессия мужчин. Долгое время ей казалось, что никто, кроме неё, их не видит. Эдакие призраки, выходящие из кустов и оголяющие свои гениталии, завидев её, проходящую мимо парка, плотоядно улыбающиеся ей, подмигивающие и кивающие вниз, на мягкую бледную плоть, которую они зажимали и теребили двумя пальцами, и скрывающиеся в густой тени парков, когда мимо спешили по своим делам взрослые. Она не понимала, как этим мерзким, противным мужикам всё сходило с рук, как они могли остаться незамеченными.

Первый раз она увидела его лестничной клетке. Они вышли из лифта с мамой, вернувшись с прогулки. Пока мама вставляла ключ и открывала дверь, ведущую в тамбур, она почувствовала движение за спиной, как будто там встало большое тёмное животное, закрывающее свет, еле пробивающийся через матовое стекло балкона-сушилки. Этот балкон был её страшным кошмаром. Она предпочла бы отрезать свои длинные русые волосы, только не выходить на эти страшные балконы вечером.

Советские архитекторы-затейники предполагали, что на больших открытых общих балконах-лоджиях жильцы трёх стоящих в ряд четырнадцатиэтажек будут сушить свои вещи. Поэтому перила были редкие и низкие, в стены были щедро вбиты крюки для верёвок, а с потолка спускалась чёрная чугунная пожарная лестница, упирающаяся в железный люк в полу, впрочем, увенчанная таким же люком сверху. Эти балконы были идеальны для игры в казаки-разбойники с ребятами. Если все люки были открыты, то можно было быстро перемещаться между этажами, стена, соединяющая балкон с лестничной клеткой, была выложена стеклянными полупрозрачными кирпичами, похожими на бутылочные донышки, которые проводили свет, но были совершенно непроницаемыми, и позволяли на таких балконах устраивать секретные собрания игроков, а также прятаться часами. Но с наступлением ночи, балконы становились зловещими, старые деревянные двери страшно скрипели от сквозняков, кто-то где-то грозно хлопал люком, на некоторых собирались подростки, курили, громко смеялись, вызывая праведный гнев жильцов прилегающих квартир, а на следующее утро дети находили пошлые рисунки, нацарапанные ключами надписи на стенах, битое стекло, красные капли на полу и чёрные кляксы от зажжённых спичек на потолке. Эти сушилки привлекали не только детей и подростков, но также различных психов, поэтому периодически с них скидывали котят, проверяя эмпирическим методом, сможет ли кошка приземлиться на четыре лапы, упав с высоты четырнадцатого этажа, а иногда, несчастные взрослые девушки шагали с них в пустоту, и никто не мог сказать, сами ли они делали последний шаг, или с помощью невидимых рук.

Именно перед этим балконом сейчас стоял кто-то, обращая её внимание на себя. Спиной она почувствовала его ухмылку, она обернулась – в ней не было злости или угрозы, она увидела сочетания дикого торжества и призыв-приглашение. Что-то странное было в его одежде, в жаркий летний вечер этот мужчина был одет в тёмную дублёнку, он не застегнул её, а внутренняя стороны была настолько мохнатой, что снизу и в центре всё тонуло в рыжей шерсти. Он раздвинул подол дублёнки, и она увидела что-то настолько ужасное и плохое, что парализовало её. Она не могла кричать или двинуться, или просто отвести взгляд от него, и этот человек приложил палец к губам и сделал без того бесполезный знак – молчи.

Пытка длилась несколько секунд. Мама уже открыла замок и вошла, не оборачиваясь, в тамбур, подозвав её. Голос мамы, такой реальный, вывел её из оцепенения и она, подгоняемая, инъекциями адреналина, забежала внутрь, захлопнув за собой дверь.

В квартире у неё началась истерика. Она заламывала руки и не могла понять, что только что произошло. Это было настолько неправильно, грязно, нереально, стыдно, странно, дико странно. Какая-то грозная сила в тот вечер показала себя, как будто дьявол приоткрыл дверь в ад, и жар обжёг её душу. Она начала молиться, повторять про себя слова, которым научила её бабушка, и которые не несли в себе для ней никакого смысла, но удивительным образом успокаивали. Позже, придя в себя, она рассказала маме. Как ни странно, она поверила, и даже проверила этаж, но там уже никого не было. Дочь она успокоила, рассказав, что это был больной дядя, у него не всё в порядке с головой, но он абсолютно безобидный, и в следующий раз нужно немедленно говорить и показывать взрослым, чтобы они его отругали.

Позже она неоднократно замечала похожих на психов, прячущихся в кустах вдоль парков, мужчин, дёргающих свою безжизненную плоть. Но они были какими-то мелкими, не несли в себе зла, она отворачивалась от них и шла дальше. Но тот, плотоядный, хищный, держащий в руках не безжизненно бледный кусок кожи, а что-то большое и несущее реальную угрозу, приоткрывший ей окно в какую-то чёрную бездну, навсегда врезался в её память. Примерно такое же чувство прикосновения к чему-то очень грязному и злому она испытала, когда нашла на земле под большим кустом, растущим возле забора её школы, по периметру которой они бегали кроссы, белые девичьи трусы с пятнами цвета ржавчины.

****

Солнце начинало припекать голову, хотя холодный ветер заставлял поёживаться и прятать руки в карманы дутой безрукавки. Она улыбнулась от мысли, пришедшей за воспоминаниями. Действительно, мужчины порой, даже самые прогрессивные и современные, не понимают, почему мы их так боимся. А ведь все эти онанисты в кустах, это только часть той грязной сущности, преследующей нас всю жизнь. Это сложно назвать насилием, ведь тебя, по сути, не трогают, но всю свою жизнь ты должна быть готова к тому, что мужчина сильнее, что вот он так просто может расстегнуть ширинку и вывалить её содержимое, что от любого из них может исходить потенциальная опасность. Нас ощупывают в транспорте, в переполненных вагонах трамваев или метро о нас трутся эрегированными пенисами, на эскалаторах под юбки просовывают мобильные телефоны или зеркальца, и мы всегда должны быть готовы к этому. Садясь в транспорт вечером мы оцениваем обстановку в вагоне электричке или в автобусе. Мы не должны садиться в лифт с мужчинами, и она вспомнила, как в детстве выучила это правило, и долгими минутами ожидала, пока лифт, увёзший незнакомого мужчину на один из последних этажей, невыносимо медленно ползёт вниз, звеня цепями и расшатанными механизмами, время от времени замирая и не реагируя на нажатую чёрную кнопку с подпалёнными углами.

Мы также не можем пройти через тёмный осенний сквер или парк в одиночестве, нам приходится обходить любую плохо освещённую площадку, при этом оценивая каждого идущего навстречу мужчину, мы не можем даже просто сесть ночью в легальное такси, нам нужно сделать фото номера или скрин приложения с указанием контактов водителя и авто, и отправить их подруге, маме или мужу. Наша жизнь – это постоянное ожидание агрессии и нападения со стороны мужчин.

При этом каждый мужчина, подпущенный женщиной к близости с ней, искренне не понимает, почему она не визжит от восторга и не бросается с жадностью на его член. Ребят, да нам их показывают с раннего детства, при этом демонстрируют свои достоинства отнюдь не красавцы, а отвратительные существа с мерзкими перекошенными от удовольствия лицами, выглядывающие из кустов или тёмных подъездов. Представьте, что всё ваше детство перед вами мастурбируют женщины. При этом отнюдь не красотки из «Пентхауса», встающие в соблазнительные позы, а обычные такие тётки из очереди в районную поликлинику. И вот уже одна из них, расстегнув джинсы и засунув руку в трусы, начинает судорожно дергаться, обнажая белокожий, покрытый мелкими чёрными кудряшками лобок, а другая прижалась к вам в тесном вагоне трамвая, подперев грудью подбородок, не давая возможности ни закричать, ни вдохнуть нормально, незаметно ощупывает ваши яички. Думаю, мальчик, неоднократно испытавший на себе такое в детстве, навсегда останется травмированным психически, и мы услышим о нём либо в новостях о поимке очередного серийного маньяка, с ненавистью расчленяющего женщин, либо совершающим ещё один каминг-аут о своей ориентации. А вот представьте мир, который населяет хотя бы треть мужчин, переживших в детстве сексуальную агрессию женщин....

А затем нас учат нравиться мужчинам, которые нам неприятны. Если мы молоды и привлекательны, нам проще в жизни, говорят они. А ведь мы даже права поменять нормально не можем, не услышав колкостей или сальностей в свой адрес, нам скажут, что за наши красивые глаза у нас приняли декларацию в налоговой, что за ужин или номер телефона нам заверят нужную бумажку. А во многих офисах, чтобы получить подпись начальника, необходимо прийти к нему в кабинет, где придётся выложить весь свой арсенал женских «премудростей» – посмеяться, польстить, пофлиртовать, сделать комплимент упивающемуся своей властью царьку-самодуру. А ведь порой эти псевдоловеласы даже не представляют насколько они нам отвратительны со своими потными подмышками, толстыми пальчиками, обрюзгшими от долгого сидения и неумеренного возлияния подбородками и противными волосатыми бородавками, блуждающими по их итак неприятным лицам.

****

Однажды, перед началом школы, когда ей было лет семь, они играли с двумя друзьями мальчиками, Мишей и Петькой, на чёрных лестницах её четырнадцатиэтажки. То ли им было скучно, из-за того, что компания была слишком маленькая, и начать масштабную игру с догонялками, пленом и секретными паролями они не могли, то ли кружок подобрался слишком близкий и можно было доверить друг другу сокровенные тайны, зная, что никто больше о них не узнает. И они договорились показать друг другу самые интимные места, здесь и сейчас, на проходном балконе, на счёт «раз два три», все вместе одновременно. Действительно, на счёт «три» ребята стянули на секунду шорты и трусики, и их белоснежные, слегка сморщенные, похожие на причудливые лесные грибы «писюны» нисколько её не удивили, они практически ничем не отличались от такого же у её младшего брата, с которым они иногда принимали ванну. Разочарованно она даже отвернулась, сказав, что ничего не успела увидеть. Свои трусики она, естественно, не стянула, и рассказывать об их поступке она никому не стала, да и не о чем было рассказывать.