Читать книгу Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис - Страница 12

Епископ осмотрел могильную плиту, на которой потерял сознание утром. Не было на ней никакого имени, да и могила была пуста. Господь подверг его веру испытанию. Вечером ему следовало быть на празднике, который виконт Сунифред и его приближенные устраивали в его честь в графском дворце. Но прежде Фродоин решил незаметно, без лишней помпы осмотреть город. Он отправился лишь в сопровождении капитана Ориоля и монахов Жорди и Сервусдеи.

Они обошли город по извилистым улочкам, побывали у всех четырех ворот.

– Ориоль, Барселона надежно защищена?

– После прошлогоднего нападения у нас осталось только три десятка стражников, но стены и подступы к воротам – в хорошем состоянии.

– Первый граф Барселонский, Бера́, возвел стену и укрепил ее тесаными камнями, остатками могильных плит и древних саркофагов… – добавил барселонец Жорди.

Епископ со спутниками шли к сердцу города по грязным безмолвным улицам (некоторые были вообще необитаемы); из жилых домов пахло вареным луком и капустой. Барселона была городом-деревней с пашнями и огородами меж разрушающихся зданий – ведь снаружи земледелие было занятием слишком ненадежным. В центре города они посетили часовню Святого Иакова и старую церковь Святых Жуста и Пастора. Священник в драном облачении открыл для них двери храма, который в эпоху вестготов был резиденцией епископа. Церковь была маленькая, с подковообразными арками на крепких колоннах, украшенная светильниками в мавританском стиле.

– Да не обманет вас ветхий облик этого дома, – шепнул Жорди. – По копоти на стенах вы убедитесь, что это самая посещаемая в городе церковь, ведь здесь служат по мосарабскому ритуалу.

Фродоин промолчал. Не пришло время поднимать острые вопросы. Они вышли из храма и осмотрели развалины римских терм и знаменитый Миракль.

– Здесь находился форум и храм Августа.

Трудно было даже вообразить себе былую роскошь, стоя среди глинобитных домов и замшелых могил. Фродоин и его спутники возвращались в епископский дворец в задумчивости. Многим городам довелось столкнуться с подобным упадком.

– Сколько семей живет в Барселоне? Сегодня вечером мы почти никого не видели.

– После недавнего набега и полутора тысяч душ не осталось, – ответил Ориоль. – А будет еще меньше, ведь сарацины уничтожили часть урожая пшеницы и винограда.

Положение было хуже, чем представлял себе Фродоин, а ведь он имел дерзость привести с собой еще сотню лишних ртов.

– Не впадайте в уныние, – пришел на помощь Сервусдеи, внимательно читавший по лицу епископа. – Господь по-прежнему на вашей стороне.

Уже совсем стемнело, когда Фродоин надел шелковый плащ с вышивкой и золотой крест – настала пора познакомиться с местной знатью. Главный зал графского дворца уступал в роскоши палатам Реймса, однако на стенах висели траченные молью ковры, арабские ковры устилали и пол. Огоньки курильниц отблескивали на серебряных кубках, которые виконт Сунифред приказал начистить к празднику.

Епископ, чья власть была сопоставима с властью графа, занял место рядом с пустующим троном из резного дерева. Виконт начал представлять ему семьи патрициев и чиновников: мужья и жены, надевшие свои лучшие наряды, подходили в строгом порядке и выражали свое почтение новому епископу. Настал момент, когда сердце Фродоина забилось чаще: к нему подходила мать Арженсии, той девочки, которая первой приветствовала его при въезде в Барселону. Женщина была в платье черного шелка, она элегантно шествовала об руку с лысым старичком, пожелтевшим от времени.

– Это Нантигис из Козеранса, – подсказал на ухо виконт, – владелец земель в нашем графстве, член совета boni homines[11]. И с ним его супруга, Года.

Выслушивая приветственные слова старика, Фродоин уже заблудился в изумрудном блеске кошачьих глаз его жены. Красота Годы была царственная. В лице ее и в манерах сквозило нечто странное, загадочное.

– Епископ! – недовольно повысил голос Нантигис. Ему не нравилось, как этот пришлый мужчина смотрит на его красавицу-жену. – Моя семья поставляет лучшее вино членам епископата и священникам здешних приходов.

– Надеюсь, так продолжится и впредь, Нантигис из Козеранса, – рассеянно отвечал Фродоин, заставляя себя отвести взгляд от Годы.

– Если вам потребуются займы для строительства нового собора, мы могли бы обсудить условия.

Годе, казалась, не пришлась по душе активность ее престарелого супруга. Она грациозно извинилась и потащила болтуна к дальнему концу стола, уставленного яствами. Фродоин продолжал любоваться ее тонкой талией, ее платьем с жемчугами.

– Епископ, перестаньте на нее смотреть. Лучший трофей города достался этому франкскому старикану, чья влиятельность соразмерна его ревности. Не стоит его злить.

– Не понимаю, о чем вы, виконт.

Сунифред улыбнулся:

– Мне шестьдесят лет, и я живу в этом городе с самого рождения. И я не знаю ни одного мужчины, который не желал бы Году, ее мать или ее бабушку. У всех у них были эти глаза… Года происходит из древнего барселонского рода. Возможно, ее предки – римляне или даже лайетаны – этот народ жил в здешних краях задолго до римлян. Многие полагают, что эти женщины хранят душу города и что душа исчезнет, если род их прервется.

– А почему она замужем за тем стариком?

– Она была женой рыцаря, которого Гильем Септиманский казнил в восемьсот сорок восьмом году за его верность франкскому графу Сунифреду. Нантигис живет здесь со времен Берната Септиманского, он собирал налог с купцов. Когда Года лишилась мужа, он предложил ей свою защиту в обмен на брак, и вот у них есть дочь, Арженсия.

– Та малышка, которая приветствовала меня утром.

– Года – женщина особенная, вы в этом постепенно убедитесь. Сам я не верю в легенды, которые рассказывают про ее семью, но жители Барселоны – верят, и все мы высоко чтим Году. Не подвергайте ее опасности, поддавшись юношескому пылу.

Фродоин сел за стол, и рабы внесли блюда с жареными утками. Птица задумывалась как основное угощение, однако епископ захотел отведать морской рыбы, редкого для Реймса кушанья, и изумился вкусу копченой трески и селедки, жаренной в кипящем масле.

Сидящий по правую руку виконт рассказывал о сложностях в управлении графством. Слева архидиакон и соборные каноники горячо жаловались на нехватку священников, чаш и украшений в большинстве приходов за городской чертой. Некоторые дворяне строили церкви на своих землях или в своих селениях, назначали собственных священников и даже собирали десятину, как будто речь шла об очередном денежном предприятии.

Фродоина встревожило, что епископская курия почти не занимается делами. Накапливались жалобы и вакантные должности, к тому же казна епархии опустела, а поскольку чеканный двор стоял закрытый, треть монет не отходила епископату. Да, у церкви были сотни рабов и сервов, однако потеря урожая грозила обернуться голодом. И вдобавок ко всему, людей теперь прибавилось, считая вновь прибывших колонов: по мнению большинства, это была плохая идея. Клирики говорили об этом без обиняков, вгрызаясь в утиные ноги и наполняя рот орехами.

Фродоин все больше мрачнел.

– Епископ, что вы намерены сделать для нашего края? – спросила Года с другого конца стола.

Гости разом замолчали. Зеленые глаза Годы прищурились. Она смотрела внимательно, изучающе.

– А что бы сделали вы, Года?

Красавица не ожидала ответного вопроса, лицо ее дрогнуло. Женщины никогда не рассуждали на людях о государственных делах, тем более с высоким церковным иерархом.

– Что может сказать женщина? – изрек Нантигис неверным от вина языком, и некоторые из собравшихся откликнулись презрительными усмешками.

– Сеньор, позвольте вашей супруге высказаться, – твердо произнес Фродоин.

Года нахмурилась. Епископ желает ее выслушать, и в этом он не похож на остальных. Вот почему ее ответ прозвучал дерзко:

– Марка выстоит только в том случае, если графские титулы будут переходить по наследству потомкам графов, независимо от воли короля.

Ответ поразил всех, в особенности франков.

– Всеми бенефициями распоряжается король, – ответил озадаченный Фродоин. – Такова древняя традиция.

– Карл Великий оставил на троне свою ветвь Гильемидов[12] в надежде, что его потомки довершат все его реформы ради мира и процветания. Если бы его внуки не предали его замыслы, поддавшись алчности, Марка не была бы ныне темным покинутым местом, а королевства Священной империи не страдали бы от вечной усобицы.

– Как бы выглядела Барселона, если бы в ней из поколения в поколение правила одна династия? – спросил епископ среди общего напряженного молчания.

Хитрец Фродоин подвергает ее испытанию. Уже эту ночь она может провести в темнице при его дворце – вот что подумалось Годе, но глаза Фродоина умоляли ее продолжать. Она хорошо знала этот мужской взгляд, и ей не было страшно.

– Епископ, об этом ведает только Господь, но если бы правители хотели сохранить город, они бы преумножили его население и обороняли его сильным войском. Многие графства в других областях управляются знатными домами, и король чтит эту традицию, передавая графский титул потомкам графа, и такие земли процветают. Но в Барселоне попеременно правят графы из разных домов.

– Хватит, жена, замолчи сейчас же! – не выдержал Нантигис.

Гости загалдели все разом, и тотчас же стало ясно, кто здесь гот, а кто франк. Фродоин и Года смотрели друг на друга, ни на кого не обращая внимания. Епископ чувствовал, как грудь его наполняется неведомым доселе новым огнем. Он приехал в этот город, не имея определенной программы действий. Прекрасная женщина открыла ему, какую непосильную задачу возложил на него Всевышний. Это было как вспышка, как ослепительное видение: только так он сможет спасти Марку.

Года заметила, как переменился в лице епископ, и загадочно улыбнулась в ответ. Фродоин стремился прочесть в ее кошачьем взгляде все потаенные секреты, которых, кажется, было много. Он желал познать эту женщину, и в этот момент она ответила легким кивком, наполнив молодого человека счастьем.

В башне Бенвьюр юный Изембард, несмотря на полное изнеможение и тревогу о Ротель, жадно впился в краюху черного хлеба с куском сыра, которую предложили ему отшельники. Через несколько часов появились двое рыцарей, друзей Гисанда из Барселоны: Инверия из Руссельона и Нило из Монтклуса. Они уже ступили на путь старости, но до сих пор сохранили силу и стать. Все трое были рыцарями без земли, изгнанниками, вольными людьми из леса. Они сохранили верность прошлому, которого уже не вернуть.

– Что же, Изембард, тебе нравятся старинные истории? – спросил Гисанд, раздувая огонь. – Эта земля полнится историями о заколдованных мавританских девах, о драконах и могучих кудесниках. А еще о колонах, которые пришли, чтобы рыхлить эту пустую землю своими мотыгами, но ни к чему хорошему это не привело. Твоя история – она из таких? Поведай нам.

И тогда Изембард рассказал рыцарям о Рожденных от земли – от начала до самого ночного нападения, при котором исчезла Ротель.

– Эта шайка служит Дрого де Борру; впрочем, ты, наверно, и сам об этом догадывался. По счастью, этот молодой епископ, Фродоин, не попался в его сети и не позволил Дрого въехать в Барселону. Он, как видно, хитрый малый.

– Дрого владеет замком Тенес – замком твоего отца, Изембард, – добавил угрюмый Инверия. – Он спас Фродоина и забрал твою сестру… И то и другое – не случайность. В его распоряжении сотни наемников, а еще эти черти, что живут в пещерах неподалеку. Теперь Ротель – одна из его рабынь. Все, что ты можешь, сынок, – это отомстить.

– Тогда зачем вы привели меня сюда? – печально воскликнул Изембард, бессильный перед услышанной горькой правдой. Он никогда не оставит попыток найти Ротель.

– Чтобы поведать тебе нашу историю, историю твоего отца и историю Рыцарей Марки.

– В Санта-Афре рассказывали, что семеро рыцарей дали королю клятву защищать Марку, но их, кажется, всех истребили вместе с их отрядами. Мне никто не говорил, что мой отец входил в их число.

– В восемьсот тридцать четвертом году, после многих лет страшных потрясений, семеро благородных готов дали императору Людовику Благочестивому обет оставаться в Марке и охранять ее рубежи. Хотя они были обязаны повиноваться сменяющим друг друга графам, Людовик понимал, какая опасность исходит от Кордовского эмирата. Он выделил семерым наделы из государственных земель, чтобы содержать войска и пограничные замки. Вот эту башню рыцари воздвигли на свои средства, а есть и другие – эта линия тянется вдоль рек Льобрегат, Карденер и Сегре, но теперь от укреплений остались только руины. Рыцари также взяли на себя заселение опустевших земель в графствах Барселона, Осона и Уржель. В восемьсот сорок четвертом году к общему делу присоединился и граф Сунифред Уржельский, представитель готского семейства Беллонидов; он занял место Берната Септиманского, казненного за измену. Больше десяти лет сарацинам не удавалось перейти границу Марки. Никто не сомневался, что после Сунифреда король назначит графом одного из его старших сыновей, Гифре́ или же Миро́, дабы продолжилась и династия, и забота о безопасности, но именно тогда появился страшный Гильем Септиманский, мститель за своего отца, и он казнил Сунифреда на глазах у всей Барселоны.

– А я думал, что Рыцари Марки – это только готская легенда о героях.

– Это легенда с печальным концом, Изембард. Твой отец был одним из этих семерых, и он пропал, когда отправился спасать Эрмезенду, супругу Сунифреда, и их семерых детей.

– Что с ним случилось? – спросил юноша, распахнув врата скорби.

– Этого никто не знает. Нам достоверно известно, что, когда Гильем Септиманский вошел в Барселону и казнил Сунифреда, твой отец сумел с боем вывести семью графа из города, но потом их след пропал навсегда. Быть может, они погибли в лесах. О графине и ее детях не было никаких вестей. Мятеж Гильема длился еще два года, он опустошал Марку в поисках своих противников, пока его не сломил Алеран из Труа. То было время крови и ужаса, после которого графство так и не восстановилось. А затем, в восемьсот пятьдесят втором году, новый удар нанесли сарацины. Алеран погиб, и край подвергся разорению. Мы, выжившие, сохранили надежду отыскать потомков Сунифреда, спасти династию готских Беллонидов, которая могла бы вернуть Марке будущее.

– Я помню, что мой отец не вернулся нас защитить, когда на замок Тенес напали, я помню свой страх… – с горечью признался Изембард. – Наемники Гильема Септиманского взяли замок в восемьсот сорок девятом году и убили всех, убили мою матушку… – Голос его задрожал, глаза наполнились слезами. Много лет мальчик боролся с картинами прошлого, но теперь они возвращались – живые и ужасные. – Они явились как шайка разбойников, перебили всех солдат и захватили замок. Только нам с сестрой удалось бежать через туннель под колодцем.

– Ты помнишь своего отца? Он всегда говорил о тебе с гордостью.

– Мне было семь лет. – Эти воспоминания ранили еще больнее. – Отец проводил с нами зиму, он всегда ходил в доспехах. Он сражался в тысяче битв и обещал, что научит меня владеть мечом, но не сдержал обещания. Они с матушкой почти не разговаривали, и теперь я думаю, что причиной тому была Ротель.

– Твой отец был великим воином с благородным сердцем, никогда не забывай об этом, Изембард, хотя он и предпочел семейному счастью данный им священный обет, – печально объяснил Гисанд. – Мы трое были вассалами. Я был вассалом твоего отца, Инверия и Нило служили другим рыцарям. После казни графа Сунифреда нас предал один из семерых, Дарверд из Берги, – он попал под влияние Дрого де Борра. В течение следующих двух ужасных лет остальные рыцари и верные им люди были пойманы и казнены. Потом настал черед семей – да, и твоей тоже, а замки рыцарей были разрушены или захвачены. Многих вассалов постигла тогда страшная участь, судьба некоторых до сих пор окутана покровом зловещей тайны.

– А теперь назначение нового молодого епископа из франков, кажется, пробудило к жизни амбиции Дрого. – Инверия, невесело щурясь, поворошил поленья. – За последние годы Дрого де Борр расширил свои владения и собрал войска, а еще на этих землях живет демон – такой черный, что тебе и не представить, Изембард. Мы видели, как он тут бродит, и мы считаем, что он в союзе с Дрого.

– Чего хочет Дрого? В Санта-Афре говорили, что когда-то он был священником.

– В нем осталось мало святости. Он уже много лет стремится занять место нынешнего графа, Гунфрида из Готии, а еще и место графа Уржельского, и тогда он станет маркграфом.

Изембард вспомнил ножку маленькой Ады, и его едва не стошнило.

– Человек, обрекающий на смерть беззащитных людей, не должен править ничем.

– Вот, ты начинаешь понимать, – отметил Гисанд. – Никакой король, даже самый безжалостный или беспечный, не отдаст графский титул человеку, который того не заслуживает, но Дрого де Борр франк по происхождению, и он уже избавился от всех своих ближайших соперников.

Теперь заговорил Нило:

– Хотя ситуация в Марке становится все хуже, король не пришлет сюда свои войска, ведь это ослабит его позиции перед братом, который правит остальной частью Империи. Марка должна обороняться собственными силами, а Дрого сейчас единственный, кто способен с этим справиться; вот почему он считает себя вправе претендовать на графскую корону, такова его стратегия. Он надеялся, что другой франк, епископ Фродоин, поможет ему взобраться на городской трон. Теперь он наверняка чувствует себя оскорбленным и разрабатывает план мести, чтобы заставить Фродоина склониться перед его желаниями.

– А вы собираетесь ему помешать?

Гисанд, Инверия и Нило переглянулись.

– Мы трое опальных лесных бродяг, безземельных и бездомных. Наших сеньоров убили, а мы уже одиннадцать лет скитаемся по лесам, безуспешно разыскивая Беллонидов. Наше время ушло, но сегодня вечером мы узнали, отчего Господь до сих пор не призвал нас к себе. – На глаза Гисанда навернулись слезы. – Может быть, новый епископ ничем не поможет нашему делу… И все равно вместе с ним к нам пришла надежда, которую мы считали погибшей: это ты, молодой Изембард.

Инверия из Руссильона положил руку на плечо юноши:

– Хотя у тебя нет ни оружия, ни воспитания, ни земли, ты Изембард Второй из Тенеса, единственный выживший сын Рыцарей Марки. Твое сходство с отцом столь явно, что знатные готы не станут его отрицать. Только ты сможешь заново объединить вассальные дома семи рыцарей – те, что до сих пор целы, но разрозненны. Даже граф Саломо Уржельский, который приходится родней Сунифреду, признает тебя наследником дома Тенесов. Граф Саломо высоко чтил твоего отца. Однажды мы отыщем Беллонидов и ты, Изембард Второй, встанешь во главе их войска, так же как твой отец водительствовал нами!

– Я умею только работать на винограднике и ношу облачение, которое мне дали монахи из Санта-Афры.

– У тебя есть единственное, чего мы не смогли бы дать: твоя кровь, – перебил Гисанд. – Мы научим тебя быть воином, а на все остальное – воля Божья.

– И тогда наши жизни и смерть твоего отца окажутся ненапрасными, – подхватил Инверия.

Изембард почувствовал, что такая ноша не для него. Еще несколько недель назад эти рыцари и не взглянули бы в его сторону. Сам он забыл о своем происхождении, и память о Тенесе была ему ненавистна. Единственное, чего он хотел, – это найти Ротель. И тогда Изембард подумал о Фродоине, молодом епископе, на пути которого встают неодолимые преграды, и об Элизии, чье будущее так неясно. Эти люди отважны и имеют цели, которых с Божьей помощью намереваются достичь. До сих пор он только убегал: убежал из Тенеса и убежал из Санта-Афры. Настала пора крепче держать бразды собственной жизни, пришло время найти свой путь.

– Ты сейчас не готов разобраться со всем, что услышал, мы это понимаем, – прервал его раздумья Гисанд. – Просто найди для себя весомую причину провести эту ночь здесь и не отпускай эту мысль. Все остальное откроется тебе со временем.

– Я хочу освободить свою сестру, но для этого я должен научиться драться.

Гисанд посмотрел на своих товарищей:

– Когда ты одолеешь меня в поединке, мы вместе пойдем в крепость Тенес вызволять твою сестру. Если ей предстоит стать рабыней в гареме Дрого, она задержится в Тенесе надолго. А ты покамест будешь жить в этих безлюдных краях. Будешь наблюдать и учиться у трех старых бродяг, а мы тем временем станем собирать солдат, чтобы искать Беллонидов и остановить рвущегося к власти Дрого.

– Но тогда будет уже слишком поздно! – в отчаянии возопил Изембард.

– Ты напрасно недооцениваешь Ротель, – сказал Нило. – Она и сама сможет о себе позаботиться.

По взглядам рыцарей Изембард понял, что они чего-то еще не сказали; в нем всколыхнулись старые сомнения.

– Я знаю, что Ротель рождена вне брака. Отец принес ее в замок, когда она была младенцем, и матушка никогда его не простила. Что еще мне нужно знать?

После неловкого молчания заговорил Гисанд:

– Эти безлюдные края хранят много тайн. Они населены не только животными и дикими ордами, но еще и загадочными существами; среди них и особенные женщины, удалившиеся от мира, чтобы хранить древние верования. Таким женщинам ведомы секреты растений, иногда они обладают властью над определенными животными. Твой отец был ранен во время сарацинского набега и остался один в лесу под Бергой. Мы не нашли его тела и сочли Изембарда погибшим. Но через некоторое время он вернулся к нам – здоровый и исполненный жизненной силы. Изембард переменился, как будто в лесу он обрел нечто большее, чем заботу о его ране, – ты понимаешь, о чем я. После этого случая рыцарь время от времени пропадал на целые недели, а однажды он вернулся из леса с девочкой на руках. Изембард ничего никому не объяснял, однако известно, что среди этих таинственных женщин есть не только сгорбленные старухи.

– Кое-кто поговаривал, что Изембарда видели с ламией, эти лесные создания существуют до сих пор, что бы там ни утверждали священники, – добавил Инверия, как будто чего-то опасаясь.

Изембард молчал. Вот чему, оказывается, Ротель обязана своей необычной связью с природой и своенравным характером, подчас жестоким и неукротимым. Но даже если это правда, от плотоядных инстинктов Дрого де Борра такие качества не уберегут.

– Поверь, паренек, если твоя сестра рождена в лесах, она не так беззащитна, как ты опасаешься, – заверил Гисанд.

– А если она дочь ламии, dona d’aigua[13], то пусть другие ее опасаются, – добавил Инверия с нервным смешком.