Читать книгу К новой философии - И. А. Старцев - Страница 20

Начиная с древних греков, философия поставила себе наиболее важную задачу: γνῶθι σεαυτόν, а именно, познать себя самого, своё сознание. Гносеология – это как раз такая дисциплина, такая ветвь философии, которая произошла из желания понять этот процесс познания и узнать, наконец, как же мы получаем знание, в том числе и о нас самих. Однако, на протяжении веков, каждая гносеологическая теория являлась индивидуальным продуктом её создателя и не могла объективно быть распределена на всех индивидов, как бы, при этом, не хотел этого сам создатель. Например, вот частичная иллюстрация кантианской гносеологии,[21] наиболее известной и влиятельной на данный момент: Представьте, что наша команда учёных на Марсе. Они переживают некое событие, которого они не понимают. Предводитель команды переживает единство (в категории количества), ограничение (качество), неотделимость (отношение) и существование (модальность).[22] Другие члены команды переживают то же самое, кроме одной учёной, испытывающей «невозможность» вместо «существования» в категории модальности, может быть из-за проблемы в продуктивном воображении (при накладке «схем»). У них нет понятия о том, что они испытывают и поэтому не знают что это. Их опыт не знание, которое одними мыслимыми свойствами не ограничивается. В таком случае, синтез у Канта, в его представлении, не работает.[23]

Эта иллюстрация, однако, не совсем точна, так как редуцирует категории к опыту, когда они также являются условиями научного знания, основывающегося на опыте.[24] Но из этого разбора показательно, что гносеология по Канту стоит в прямой зависимости от научной переработки знаний и приводит к материалистичной науке (которая заключает суть в свойствах, нежели в самих предметах, к которым всё устремляет), как и обнаружилось в дальнейшем. Такая точная наука не заинтересована вопросами обычных знаний в жизни здравомыслящих людей, например стула или может даже дерева, которые и обнаружили на Марсе наши вымышленные исследователи. Здравый смысл проигрывает в такой гносеологической системе. Проблема в том, что схождение в знании ни стула, ни дерева не передаются посредством одного особенного представления о знании, так как даже все свойства предметов не передают их формы, которая не ограничивается очертанием или поверхностью изображенного отражения, а ощущения полностью не передают восприятия. В данном случае, познание не сводится ни к ощущениям, ни к категориям (в случае с Кантом: абстрактным свойствам предметов, с которых начинает познание наш мозг), которые не способны передать онтологическую первостепенность объектов именно как предметов познания и источников знания, а не гносеологических точек зрения философов, теоретизирующих поверх фактов или обобщающих их сведения. И хотя познание имеет прямое отношение к гносеологии, оно не может предшествовать самим объектам онтологии («бытующим» объектам) в их полном виде. И поэтому абсурден тот скептический вопрос, который сравнивает познания с соответствующими ему ощущениями самими в себе.

В рамках кантианской системы ощущения представляются явлениями. Условием познания любого предмета является контекст, или пространственно-временной континуум, а в случае с Кантом эту функцию выполняет мозг субъекта, в котором априорные, то есть начинающиеся с разума, формы созерцания (субъекта) и абстрактные свойства предмета познания обусловливают его физические явления. Ещё одна проблема у Канта – это смешение двух понятий вещей самих по себе: изначальной «вещи в себе», то есть непостижимого, которое невозможно описать, и выводимой из физического состояния вещи самой по себе, то есть эссенции. Таким образом, Кант смешал объективность с субъективностью, а точнее выделил субъективность из всего спектра явлений, чтобы придать именно и только ей возможность достигнуть объективного знания.

Как способ выхода из затруднения, навязанного скептиками,[25] такими как Дэвид Юм, неправильно сравнивающими познания и игнорирующими их структуры, Кант предложил свои идеи, таким же образом смешивающие познания с ощущениями, но не игнорирующие структуры познания, которые отображаются в синтезе посредством категорий. Кантианские категории являются результатом кантианской гносеологии, в которой «условие познания любого объекта образует его зависимость от познавательного процесса» (Ойзерман, 2009, стр. 277–8, его курсив; сравните там же, стр. 336). Следовательно, само изучение объектов предстаёт именно с точек зрения категорий мышления.[26] С помощью вышеприведённого примера можно понять, что кантианство ставит ощущения над восприятиями, целостность которых она исключает редукцией или деконструкцией, хотя только восприятия связывают ощущения с концепциями и знанием, которому, в своей системе, Кант придал необходимый, априорный статус неизвестно чем структурированный, кроме как самой материей и такой же теоретической наукой. Что также исключается из картины кантианского знания – так это сознание, которое, по своей природе, должно структурировать категории, но, так как категории ставятся на главное место, они не передают сознанию места в знании.[27] Более того, сознание априорно предполагается категориями как несущественное или даже расходящееся со знанием и отклоняющее от целей гносеологической науки именно потому, что оно связывает восприятия с понятиями в то время, когда понятия могут быть связаны только с ощущениями посредством кантианской системы.

Как видно из этого примера, лучше было бы назвать такую гносеологию теоретической основой для науки, нежели практическим аппаратом для подтверждения любого человеческого знания. В прямой конфликт с кантианской гносеологией вступает гносеологическая теория Айн Рэнд, которая, с академической точки зрения, гносеологией не считается, так как она будто бы не подтверждает знание или лишь несёт иной, ненаучный смысл. Однако её гносеология основывается на создании содержащих смысл для каждого индивида понятий и, следовательно, знаний, и путём гносеологического синтеза (под названием интеграцией) знание получает автоматическое подтверждение, в отличие от кантианской гносеологии. Также противоположно кантианской гносеологии гносеология Рэнд не отрицает влияние природы сознания в процессе приобретения знаний и не рассматривает объекты в себе как непознаваемые, а лишь ставит целью изучения объектов самих по себе, достижение знания о которых не ограничивается способами строгой, синтетической науки.

Потому что реальность воспринимается сама по себе не под одними только мыслями, рассматриваемыми в самих себе, следует показать возможные способы преодоления различий субъектов и объектов. Однако, данное преодоление должно быть квази-гносеологическим, чтобы не отрываться от данных философских вопросов, но также должно быть достаточно сформулировано и в научной степени, чтобы не отходить от фактов под вопросом. Если понимать объективность под онтологией и субъективность под гносеологией,[28] то многое уже станет ясно, и без такого, хоть и упрощённого, представления о сущности самых важных философских дисциплин будет невероятно продолжение обсуждений в этой книге. Для начала я хочу предложить некоторые моменты из гносеологии Рэнд, хоть они и могут показаться весьма простыми для их последовательного серьёзного рассмотрения.

Гарри Бинсвангер, один из известных Объективистских философов, в своей лекции о Восприятии (2006) подробно объясняет связь восприятия с ощущениями и понятиями. Он представляет сведения и размышления в поддержку предпосылки о том, что мы рождаемся воспринимающими через наше индивидуальное поле сознания. Его лекция развивает, в традиции Рэнд, гносеологию, то есть теорию о знании, отвечающую на такие вопросы, как: Какова природа знания? Как можно сказать, что мы знаем? Каков процесс познания? Гносеология (или, также известная на западе, как эпистемология), разработанная Айн Рэнд (1990), предоставляет некоторые упущенные связи с классическим, аристотелевым мировоззрением.

Понятийный этап гносеологии выводится из интеграции перцептов (умственных образов) в понятия (слова с определениями). Ощущения, затем, также выводятся путём представления способов восприятия. Правильный порядок гносеологической эволюции проходит через этапы рэндовской теории понятий следующим образом:

1) восприятие,

2) понятие,

3) ощущение.[29]

Другими словами, процесс начинается со средоточия, свободно продолжается к обобщению, а потом к пониманию того, как мы фокусируемся физическими чувствами. Теория понятий Рэнд является настолько самоочевидной, что заставляет нас судить о гениальной простоте самой Рэнд, но её гносеология ещё не закончена, что особенно ценно, если пожелать интегрировать её с философией Аристотеля. Отделяясь от Аристотеля, в работе, определяющей Объективизм, Леонард Пейкофф (1991) пишет:

Каждая сущность, говорит Аристотель, – это метафизический комплекс, созданный из двух частей: формы и материи, или структуры и вещества. Первое – фактор обобщающий, повторяющееся в каждом отдельном случае группы, что и позволяет нам соединить эти случайности в едином понятии. Второе же – определяющий фактор, уникальный в каждом случае, что и делает каждую вещь неповторимой и конкретной. (гл. 4, «Интринзицизм и Субъективизм как Две Формы, Отрицающие Объективность).

«Теория блестящая», он следом добавляет, «и даже верная во множестве ключевых случаев». Однако, Пейкофф, следуя за Рэнд, отложил «блестящую» теорию Аристотеля. И это нехорошо, потому что ещё можно найти в ней потенциал истинности. Аристотель метафизически предугадал действительную физическую особенность мира, открытую только в XIX веке. Далее я попытаюсь оправдать данное утверждение на примере с электромагнитными полями.[30]