Читать книгу Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой - И. М. Смилянская - Страница 4

И.М. Смилянская

Средиземноморская политика Екатерины II и ее окружения не родилась сразу во всей своей завершенности, но и не была суммой разрозненных, порожденных обстоятельствами случайных шагов – она подчинялась определенной логике и была отмечена последовательной цепью мероприятий. Как известно, первые камни в строительство этой политики заложил еще Петр I, императрица же была его примерной ученицей, успешно развившей его начинания.

Именно Петр был сторонником военно-политического союза России, Австрии, Венецианской республики, Речи Посполитой и Мальтийского ордена против Османской империи. При нем Россия стала членом Священной лиги. Не без основания уповая на благосклонность властей Венецианской республики, царь обращался к ним с просьбой о командировании в Россию опытных мастеров местного арсенала. К рыцарям ордена св. Иоанна Петр послал для переговоров Б.П. Шереметева, а в Венецию направлял в марте и апреле 1711 г. российских торговых консула Дм.Ф. Боциса и агента Маттео (Матвея) Каретту, последний оставался в Венеции до июля 1715 г. и был заменен П. Беклемишевым[79]. При этом Петр преследовал преимущественно военно-политические цели, чему также служили его сношения с жителями Черногории. На Балканах Петр I выступал поборником религиозно-политической идеи изгнания мусульман за пределы Европы, сформулированной еще Генрихом IV и его министром Сюлли[80].

Вместе с тем, у Петра I, по-видимому, присутствовал более глубокий интерес к Средиземноморью, чем только стремление создать антитурецкую коалицию. Следуя распространенной среди государств практике найма иностранцев на свою службу, Петр отдавал предпочтение датчанам, голландцам, шведам. Тем не менее от него исходил приказ взять на русскую службу людей и «из склавенов, из греков и итальянцев», якобы более привычных к управлению галерами[81]. О политическом интересе царя к Средиземноморью свидетельствовали его усилия в установлении сношений с Генуей и Пьемонтом. Если первая могла его интересовать своими гаванями, то королевство Сардинии – ролью в европейской политике благодаря постоянной игре Савойской династии на противоречиях между Францией и Австрией[82]. Для рекогносцировки Петр направил в Средиземное море и первое российское судно – «Армонт»[83]. В 1697-1698 гг. по славянским землям Адриатики проехал пятидесятидвухлетний стольник П.А. Толстой, направленный для прохождения курса морских наук в Венецию в числе 37 других дворян[84]. Он не только вел дневник своего путешествия по Италии и Мальте, но, будучи назначен главою российской миссии в Константинополе, составил в 1706 г. и представил императору подробное описание населенных пунктов, крепостей и портов, а также условий судоходства по акватории Черного, Мраморного и Эгейского (Белого) морей и проливов Босфор и Дарданеллы[85].

Петру I принадлежала идея взаимодействия с народами Балкан в борьбе против Турции. Им же задана стилистика обращений к балканским единоверцам. В манифесте от 8/19 мая 1711 г., обращенном к грекам, сербам, «славянам» и албанцам, Петр призывал соединить усилия с российскими войсками, дабы «на неприятеля креста Господня воевати за отечество, за честь и превращение древних свобод и вольностей», за «освобождение церкви и веры святыя православныя от гонения басурманского»[86]. Историки полагают, что неудачи Петра I в Прутском походе были связаны с его необоснованной уверенностью в своевременной вооруженной поддержке балканских единоверцев[87]. Но само это взаимодействие не было подготовлено ни политически, ни организационно.

Преемники Петра I вели малоуспешные переговоры с Венецианской республикой о заключении торгового договора и несколько расширили сношения с балканскими славянами и греками; те, в свою очередь, не только поступали на русскую службу, но и переселялись в Россию. Однако сколько-нибудь выраженного интереса к средиземноморским делам до Екатерины II преемники Петра I не проявляли.

Вступление на трон Екатерины II совпало с ухудшением русско-турецких отношений: у Порты росло беспокойство в связи с растущей военной мощью России. Она протестовала против строительства на реке Дон крепости Св. Дмитрия (будущего Ростова-на-Дону), выражала недовольство российской политикой в Польше и поддерживала польских конфедератов. Между тем, российскому двору было известно, что за антироссийскими кругами Речи Посполитой стояла Франция, вынашивавшая планы создания «Восточного барьера», предназначенного изолировать Россию от Европы и вовлечь ее в войну с Турцией[88]. Австрия после выхода из Семилетней войны России присоединилась к антирусским интригам Франции в Константинополе. Это были очевидные причины обострения русско-турецких отношений.

Однако для русско-турецкого противостояния существовали и скрытые, более глубокие основания. Екатерина встала на путь реформ, предназначенных преобразовать Россию согласно существующим представлениям о современном государстве. Это предполагало создание централизованной системы государственного управления, прежде всего нуждавшейся в административно-территориальном упорядочении государственного пространства и определении «естественных» границ государства.

Не менее существенным было обеспечение со стороны государства условий для экономического развития страны. Между тем, по всему Причерноморью тянулось огромное приграничное пространство, остававшееся недоступным для хозяйственного освоения, служившее плацдармом для набегов на российские поселения со стороны крымских татар, пребывавших под покровительством Порты. Все побережье Черного моря, куда впадают важные судоходные реки

России, было завоевано турками, хотя веками море служило важнейшей транспортной артерией региона (знаменитый путь «из варяг в греки»), теперь из-за турецких запретов оно стало недоступным для судоходства россиян. В результате развивающиеся южные русские территории были лишены естественного выхода к внешним рынкам. Одним словом, перед Екатериной II встала задача, не решенная Петром I, – открытие «южного окна» в Европу.

Петр I и Екатерина II

Следовательно, Россия не могла избежать войны с Турцией. При активном характере политики императрицы и ее больших внешнеполитических планах и амбициях война предстояла России наступательная, призванная решить кардинальные вопросы русско-турецких отношений.

Императрице не было свойственно недооценивать степень опасности для России ее противника, которого она считала «единственным государством, могущим быть для нас страшным»[89], ибо Османская империя могла выставить в случае войны самую многочисленную армию в Европе, имела артиллерию с кадрами, подготовленными французскими военными советниками, и большой морской флот, которому Россия уступала, по крайней мере, в быстроходности[90]. Поэтому для успешного ведения войны против Османской империи (да еще в условиях враждебных отношений с Францией и заметного охлаждения во взаимоотношениях с Австрией) России было необходимо заручиться дружескими связями с государствами северной Европы и нейтрализовать враждебные действия со стороны Швеции и Польши. Этому помимо собственных задач должна была служить так называемая «система северного союза» (или «северного акорда»), тщательно прорабатываемая первоприсутствующим Коллегии иностранных дел Н.И. Паниным. Она предназначалась для достижения в Европе баланса политических сил и «сохранения мира и спокойствия на Севере» Европы. Союзные договоры с Пруссией (1764) и Данией (1765), заключенные во имя реализации северной системы, содержали секретные статьи, предусматривавшие помощь этих государств России в случае нападения Турции. Союзный же англо-русский договор, негоциации о заключении которого велись в течение нескольких лет вплоть до начала самой войны, подписан не был – из-за нежелания Англии брать на себя аналогичные обязательства[91].

Смерть польского короля Августа III в 1763 г. и острый международный конфликт вокруг Польши побудили Екатерину сосредоточить свое внимание на польских делах. Однако ни заботы о создании северного союза, ни польские проблемы не помешали императрице держать в поле зрения турецкий вопрос и средиземноморские замыслы, тайно вызревавшие в ее голове, по-видимому, с начала ее правления.

В главе делается попытка извлечь из сложной канвы политических событий первых восьми лет правления Екатерины II те, подчас связанные между собой, мероприятия императрицы и ее ближайшего окружения, которые говорили о том, как вызревал замысел вторжения России в Средиземноморье и осуществлялась подготовка Архипелагской экспедиции.