Читать книгу Обэриутские сочинения. Том 2 - Игорь Бахтерев - Страница 2

Миракли
Кавалергард и проститутка,
или Обманутые надежды
(рассказ в стихах и прозе)

Оглавление

Кавалергард Артём в отставке

Когда шумел вечерний час

По набережной двигался канавки

Немножко подбочась.


Ему наскучила картина

Дождя лежавшего вокруг

На лужах мокрый звук ботинок

Пролёток встречных мокрый звук

И древней конки стук привычный.


Он обходил в тревоге давней

Подвалы громкие трактиров,

Басы где пьяных зычные

Вползали между ставней

К соседям в мирные квартиры

Как будто в нор укромное жильё

Вползают быстроглазые ужи.


Где голос женщины кричал

«Здесь благонравия мужи

Души утратили начала…»

И прокричав спешил за ней

За Софьей – дочерью полей

Которая бесчувственным панелям стала другом

В мраке улиц возникая вдруг

То на песках, то за Невой

Мелькая юбок белизной.


Была случайна встреча их

На Невском у Садовой

Из грубых рук не зная чьих

Она пришла в гаржетке новой.

«Я жить хочу сначала…»

Вечерний шум она перекричала

В ответ Артём кружился

Прохожих задевал

Сегодня я женился

Он в небо мокрое сказал:

«Довольно нам страниц мученья

Довольно зла на перекрёстке

Нам нужен курс души леченья

Мне и девушке подростку!»

Тогда из подворотни вышли две старухи

Их внешний вид был длинный длинный

В потьмах скрипели их сухие руки

Они шарманку медленно вертели

И под шарманку с выраженьем сильным

Слова тряхомысленные пели.


песня старух

Ох, вам и горько,

Ох и трудно

По жёсткой улице ступать

Над сединой волос тут фонарей мерцанье

Но нету света в мокрой вышине

Но нету света в мокрой вышине

Уж лучше травки нюхать в поле

Они дождя приняли запах

Благоухание болот

Благоухание болот

Брусники скромную печаль

Познать в уединеньи рта

А сучьев трепетных изгибы

Приблизить к профилю лица

Приблизить и забыться до рассвета

Глядите в ширь глядите дальше

И в глубину пространства

Через домов неясные квадраты

Туда где по лугам шагает детство

С чугунной сковородкою в руке

Там форм стремительность

Там сельский шопот

Коровьих дум напоминая древность

И вдохновенье шафки на мосту

И нежность рыбки под мостом

На чём песня и заканчивается.


Дотянув последнюю ноту, старухи заговорили на два голоса:

«Артём! Артём! душой прелестный

Ах, Софья – местная краса

В осенний вечер тесный и сырой

Когда ветры адмиралтейский шпиль качают

И туч обледенелых вьётся рой

Каких забот житейская гроза

Вас за углом тогда подстерегает?

Надежд безжалостный обман,

А может быть испуг,

А может быть отравы уличный дурман,

Который сердце обволакивает вдруг.

Нет спасения тогда для вас…»

Шелестел старух нечистый бас

«Кто с нами, ну ка?

Мы в шинок

Вот естества наука!

Прощай сынок,

Прощай девица

Вас жизни горечь стережёт, а нас землица».

Тут старух померкли силуэты

Только скрип, только треск,

Только шелест слышен где-то,

А в догонки из окошка

Им старик грозился ложкой.

Ему немножко помешали,

Когда старухи причитали.


Старик:

«Я здесь глядел Декамерона

При помощи Брокгауза и Эфрона

Его тома познаньям помогают»

Старик сказал стекло превозмогая

«И мир встаёт стаканом

С чистою водой

Без лжи и без обмана

В приятной ясности морской

Мне данный путь указан Богом

Он здесь живёт в четвёртом этаже

С четвёртого двора ведёт к нему дорога,

Туда пора уже

Скорей летите птичкою крылатой

В его небесные палаты.


Она:

Как свету много

Он теплом богат.

Под нашими ступнями

Общая дорога

В прозрачный мир

В необъяснимый сад

Нас ожидает жизни сладкий мир

Смотри там детство водит

хороводы

Там смирных ангелов шагают

Взводы

Они забвенье прошлому несут

Судьбе проклятой справедливый

Суд

Души терзаниям поверь

Прожитых дней кошмар

На мостовой я нынче обронила…

Скажи, ты веришь?


Он:

О, как твой голос мил

Когда ты неизвестное очами меришь

А если б прошлого лохматый зверь

Тебя за талию схватил?


Она:

Я в луже дождевой

его бы тут же утопила.


Он:

В твоих глазах я подтвержденье наблюдаю…


Она:

Что со мной?

Окружность сердца тает!

Да, да! – теперь ты мой!

Хороший! Милый!

От счастья я бы зарыдала

Но тушь с ресницы в глаз попала.


По грязной лестнице, в пыли

Они взобрались как могли,

Дворовый аромат вдыхая,

Скользнули швабры у дверей,

Кухарки с кошками, но вот

Артём невесте руку жмёт,

Виденье перед ним сверкает.

Пренебрегая высотой,

С отцовским зонтиком подмышкой

Спускался ангел молодой

Дремать в Таврическом саду

Над хиругическою книжкой,

Движеньем тих, манерой прост,

Его был невысоким рост,

А выражение лица

Напоминало мертвеца,

«Приятный вид, хотя и без усов,

Сказала Софья, притаив улыбку,

Но тела моего засов

Не отворить с его фигурой зыбкой».


Ангел:

Ну, город, ну, столица

Украли наш дверной звоночек

Здесь ходят подозрительные лица

Впотьмах осенних ночек.


Софья:

Смотри, он воспитаньем не богат

Так только филины ворчат

Когда их дразнят лешаки


Артём:

И ушаки с холодными рогами

В лесах бездумном жития.

Подняв с поклоном канатье

Обидных выражений будто не заметя

Им ангел тихими словами отвечал.


Ангел:

Как много ласки в буквах этих

Париж – начало всех начал.

Вам неустройства здешние ругая

Скажу – в Париже жизнь совсем другая

Без мелких краж некчемного позора

Без драк мастеровых на пасмурном углу

Но с малой стойкостью девичьих взоров

Теорий покоривших мглу

Свирепого Фурье и Сенсимона.

Теперь по летнему горячие лучи

Ещё ложатся вкось

На вежливых бульваров золотую осень

Ещё торговцы ананасами кричат

Упорные продолговатые слова

И нежностью душистою полей

Ещё влекут газонов точные просторы

Что может сердцу быть милей

Когда мороз порхает у дверей

И снежный день настигнет скоро

В пыли проспектов звонкие кафе,

Детей в песчаном окруженье,

Мюсье с апсентом на устах,

Художников под грузными зонтами

Чьи мысли на холстах ютятся

Земную сложность отражая вкратце

Неукротимыми кистями

Пять лет в Париже я прожил

Ночами с Мистингет дружил

Ветвистый Пикассо меня изображал неоднократно

Рисунком точным и приятным

Пронзительной своей рукой

Чтоб ясность моего лица

В его кубических твореньях

Правдивою пылала красотой.


Софья:

Ах!

В крови горенье

И желтизна в глазах

Дрожит мой шаг

Над каменной ступенью.


Ангел:

Скажу вам так —

В Париже глупое житейское блаженство,

А здесь в четвёртом этаже,

Туда пора уже,

Постигнете вы совершенство

И неземную благодать.


Сказал, откланялся и ночи нарушая гладь

В маршах растворился лестниц.

Так в петербургских тучах неизменных

Неверный исчезает месяц

Частями и попеременно.


Пропахший плесенью коридор

Вот он —

под гулом крыши.

Незвучных капель хор

И звон…

По мокрым половицам пробегали озабоченные мыши

Бадья стояла с дождевой водой

Немножко крыша протекала беспрерывною струёй

Над головой продольных сводов дуновенье

В простенках низких

Из гипса разнообразные растенья

А выше пустота и чернота…


Артём:

Твоей руки прикосновенье

И трепет кружев близких

Мне доставляет радость

Омоложенье чувств и тела

В моей крови проснётся младость

Когда бы ты романс пропела.


Софья напевает:

У него над правым глазом

Прядь душистая волос

Чуть повыше подбородка

Древней формы римский нос

С такой приятностью манер

В целом околодке

Мне не припомнить кавалера.


удивлённо:

Отчего ты изменился?

Почему похолодел?


Артём:

Очевидно простудился

Вот мой старческий удел.


В смиренном небе посветлевшем

Неровный падал круг

Безбрежная бездонная луна

С недоуменным выраженьем черт

А из-за туч столичного покроя

Из за кирпичных круч

Глядел то гладкий то косматый чёрт

На смятую постель,

Где распростёрлись двое

И три рубля шуршали на столе.


<Ташкент 1943>

Обэриутские сочинения. Том 2

Подняться наверх