Читать книгу Ид - Игорь Денисов - Страница 5

Стоя под невидимым защитным куполом, он смотрел, как прозрачный свинцовый гроб задвигают в ячейку обелиска.

Сквозь стенки гроба он видел лежащего внутри мальчика. Мальчик в черном костюме, волосы гладко причесаны.

Мрачные могильщики в темных комбинезонах задвинули гроб до упора, дверца секции 23031975 закрылась, электронный замок тихо щелкнул.

Жена стояла рядом в плаще серебристого цвета, бледна, лицо опухло. Глаза – два синих озера, полных печали.

Она не ответила на его взгляд. Молча смотрела, как могильщик нажимает красную кнопку слева от ячейки.

Все. Их сына кремировали.

Он поднял глаза.

Черный, матово блестящий обелиск тянулся вверх на высоту шестиэтажного дома. На кладбище этих обелисков больше сотни. Тысячи урн с прахом. По защитному энергетическому куполу стекают холодные струи октябрьского дождя.

Дома жена молча сбросила мокрый плащ, отправилась на кухню. Он стоял в коридоре с белыми стенами, бессильно опустив руки, и слушал, как она включает кофеварку.

Нужно что-то сказать, а слов нет. Нужно что-то сделать, как-то ее успокоить… или лучше ее сейчас не трогать? Черт его знает, он никогда не понимал, что делать в таких случаях. Ужасная правда заключается в том, что ему самому необходима поддержка, его сердце тоже разрывается от боли.

Еще более ужасная правда: ему не хочется искать утешения у жены, прижаться к ней, обнять. Женщину такие вещи успокаивают, мужчине же все эти объятия как мертвому припарка. В первую очередь ему хотелось пропустить пару стаканчиков. А потом – оказаться за девяносто километров от этого дома из стекла и стали, где воздух пропитан болью и отчуждением. Уехать в научный центр. И с головой окунуться в лабораторные исследования.

Вместо этого он со вздохом отправился на кухню.

Кухня встретила его блеском хромированных поверхностей и красноречивой тишиной.

Жена стояла у большого панорамного окна, выходящего на маленький сад в японском стиле. По стеклу текли струи дождя. Искривленные сакуры роняли белые лепестки на узкие бетонные дорожки. В руке жена держала чашку кофе.

– Наташа…

Она не ответила. Он почувствовал усталость и раздражение. Не считает же она его виноватым!

Он снова позвал ее по имени.

Не оборачиваясь, она сказала тусклым голосом:

– В этом нет души, тебе не кажется?

– В чем?

Он говорил таким же тусклым голосом, почему-то скрывая радость от того, что она заговорила первой.

– Кремация. Все слишком чисто. Стерильно. Раньше можно было прийти на могилу, принести цветы.

Она глотнула кофе. Когда заговорила вновь, в ее голосе звучала усталая насмешка:

– Человечество научилось лечить любые болезни. СПИД. Рак. Врожденный порок сердца. Только в одном случае медицина осталась бессильной. Опухоль мозга. Так глубоко, что невозможно оперировать. Даже с самой продвинутой лазерной аппаратурой. И именно это с ним и случилось.

Он хмуро молчал.

– Мне хочется грустить, – продолжала она. – Вместо этого я злюсь. Потому что ничего не понимаю. Я не понимаю, почему он умер, и не понимаю, зачем он родился. Ты помнишь, как мы радовались? Два дня отмечали. Идиоты.

Она повернулась к мужу. Ее глаза были сухими.

– В наш век нелепо верить в бога. Но я верю. Должно же быть что-то лучшее, чем мы? Так вот: я не понимаю, зачем бог сначала дал нам ребенка, а теперь забрал.

Он наконец решился приблизиться, но жена отвернулась.

– Оставь меня, пожалуйста. Я хочу побыть одна.

Через десять минут его пневмокар бесшумно мчался над поверхностью шоссе к мерцающему впереди призрачному городу. Он подумал: может, Наташа вовсе и не хотела, чтобы он уходил. Может, это был один из тех моментов, когда женщина говорит «уходи», а сама ждет, что ее обнимут. Он никогда не умел различать.

Он проработал весь день и вернулся домой к десяти вечера.

Жена была в спальне. Лежала в полной темноте, одетая. Когда он вошел, трубки на стенах озарились розово-голубым сиянием.

Он лег рядом, и трубки погасли.

– Ты помнишь, я говорил тебе, что американцы семьдесят лет назад послали за пределы Солнечной системы космический зонд со встроенным диском. На нем была записана информация о человеческой цивилизации?

– На него еще записали песню «Битлз» «She Loves You»?

– Да. Она до сих пор звучит в космосе… в виде радиосигнала, конечно.

– Забавно. Ну и?

– Сегодня мы запустили свой.

– Ты мне об этом не рассказывал.

– Это секретный проект.

– Тогда зачем сейчас рассказываешь?

Он обнял ее.

– Подбором информации, которую записывали на встроенный диск, занимался я. Сегодня, за час до завершения работ, я кое-что сделал. Тайком.

– Что?

– Помнишь колыбельную, которую ты пела нашему мальчику?

Она вздрогнула.

– У меня есть запись. Я храню ее в ящике рабочего стола.

Он облизнул губы.

– Я записал ее на диск. Теперь она вечно будет звучать там, в космосе.

Спустя несколько секунд она сжала его руку…

Как всегда, плазмоиды напали неожиданно.

Все знали, что они живут на звездах, но никто не знал, как они перемещаются в пространстве.

Вот и теперь они возникли словно ниоткуда. Сотни, тысячи разумных огненных шаров атаковали боевой корабль, патрулирующий созвездие Орла.

Десятки этих ублюдков буквально пролетели сквозь обшивку корабля, оставив в ней дыры – одни меньше детского кулачка, другие диаметром с огромный метеорит.

Когда началась разгерметизация, система безопасности тут же задраила все люки, начисто отрезав отсеки друг от друга. Все члены экипажа, скорее всего, погибли. Лейтенант Иванов выжил только потому, что в момент нападения находился возле шлюза. В туалете.

Выскочив оттуда, он успел лишь натянуть скафандр, а запрыгнуть в челнок времени не хватило.

Корабль начал разваливаться на куски.

И вот теперь он, единственный выживший, плывет в открытом космосе, все больше отдаляясь от обломков корабля. Матушка-Земля тоже превратится в кучу обломков, когда плазмоиды до нее доберутся. Все прочие звездные расы они уже поработили, а самых непокорных уничтожили.

А люди – самые-самые непокорные. Пощады им не будет.

Иванов попытался с кем-нибудь связаться. Отвечала ему мертвая тишина.

Других кораблей поблизости нет. Он обречен. Кислорода хватит на пару часов. Потом – мучительная смерть.

Звезды горели ярко, как уличные фонари. Справа виднелись две планеты, необитаемые. Совсем рядом метались в пустоте плазмоиды. Впрочем, «метались» – неверное слово. Они исчезали в одной точке пространства и появлялись в другой. Время от времени какой-нибудь из них подлетал к звезде, после чего становился крупнее и ярче.

«Они пьют энергию звезды, как лошади из реки».

Прошло больше часа. Дышать становилось труднее. Лейтенанту показалось, он слышит голоса. Детские. Целый хор. Голоса доносились из центра звезды. Дети пели какую-то страшную, зловещую считалочку, вроде «Буду резать, буду бить».

Потом он увидел сад. Прямо в космосе, среди звезд расцвели яблони, вишни, появился английский розарий. Розы всех цветов: белые, красные, розовые, желтые, желто-красные.

Лейтенант понял, что плачет.

– Красота-то какая, – прошептал он. – Спасибо, господи, спасибо.

Один из плазмоидов пролетел сквозь розарий, и сад исчез.

Детскую колыбельную, которую исполнял нежный женский голос, лейтенант тоже сначала принял за галлюцинацию.

Мальчик мой, спокойно спи,

Сладкие пусть снятся сны.

Ты ночной не бойся тьмы,

Мама рядом, нет беды…

– Мама? – позвал он.

– Т-ш-ш, – сказала она, а потом ее нежная рука погладила его по щеке.

Настоящая мать редко его гладила. А когда гладила, он ничего не чувствовал. Ее руки казались грубыми и холодными.

Нечто металлическое летело меж звезд, хромированным корпусом отражало их нестерпимое сияние.

Ну конечно. Зонд, посланный с Земли. Сколько лет он летел в космосе? Тысячу? Колыбельная, которую он слышит – радиосигнал. Приемник скафандра преобразовал его в музыку.

Зонд полетел дальше, туда, где плавали в космосе обломки боевого корабля.

С плазмоидами происходило нечто странное. Они перестали метаться, замерли на своих местах.

Материнская любовь,

Сбережет твои мечты.

Что бы ни случилось вновь,

Знай, что будешь счастлив ты.

«Они будто под гипнозом».

Некоторые плазмоиды нырнули внутрь звезды, другие полетели вслед за космическим зондом.

Иванов облизнул губы. В глазах темнело.

Неужели простая колыбельная, спетая земной женщиной, заставила их остановиться? Ему хотелось смеяться. Но уже не осталось сил.

Он погиб в открытом космосе.

Плазмоиды так и не объявили войну человечеству.

А зонд все летел сквозь бесконечное пространство – тысячи, миллионы, сотни миллионов лет. И звучал среди звезд нежный голос матери, которая пела колыбельную своему сыну…

Мертвому сыну.

Закончив, он отвел глаза в сторону и ждал приговора.

– Похоже на Брэдбери, только хуже, – сказал Вредина.

– Для начала неплохо, – ответил я.

Умник хмыкнул.

– Если кто-то из вас мечтает об успехе, не советую связываться с научной фантастикой.

– Это не научная фантастика, – заметил Любовник.

– Но очень близко. Есть миф, будто научная фантастика лет 50 назад была популярна. Это не так. За последние 70 лет ни один роман этого жанра не попадал в списки бестселлеров New York Times. Можете сами проверить. Я тоже читал всех этих Хайнлайнов, Саймаков, Фредериков Полов… лет в десять. Это литература для маленьких детишек. Взрослых не интересуют другие планеты, воскресшие динозавры или рептилоиды. Они хотят читать книги про людей, про любовь, про реальную жизнь. Мне просто смешны претензии фантастов на научность и постоянные насмешки над фэнтези. В сущности, НФ – это такие же сказки. Хотя бы потому, что там всегда описывают межзвездные перелеты. На мой взгляд, это уже ставит крест на любой научности.

– Поясни, – попросил Любовник.

– Ну вот смотри. Допустим, нам нужно лететь в звездную систему, которая находится в 70 световых годах от Земли. Мы посадили астронавтов и запустили корабль. Мой вопрос таков: где гарантия, что через 70 лет планета будет еще там?

– Есть телескоп «Хаббл».

Умник закивал, нетерпеливо облизнул губы, давая понять, что говорит с умственно отсталыми.

– Телескоп «Хаббл», как и мы, видит не сами объекты, а лишь свет, отраженный или излучаемый этими объектами. Свет, который летел 70 лет и достиг поверхности объектива. Поясняю для тупых: планеты или звезды на том месте, где мы их видим, может сейчас и не быть. Мы видим то, что было там 70 лет назад. Если кому-то кажется, что это ерунда, советую представить следующее: допустим, вам нужно пойти в гости к соседям, но с условием, что вы будете идти туда пешком 70 лет. Вы рискнете это сделать? Так называемая научная фантастика – которую я предлагаю называть псевдонаучной – внушает нам, что полететь к звездам так же просто, как сходить потрахаться к соседке, но это далеко не так. Когда дело касается таких больших расстояний и промежутков времени, все работает иначе.

Третья проблема. Где гарантии, что астронавты за 70 лет не кукукнутся и не перебьют друг друга?

– Так они будут в анабиозе, – сказал Вредина. – А корабль полетит на автопилоте. В кино же показывают… ну, в «Чужом».

– Да. Астронавты спят, потом их будят, и они, после 70 лет сна, как ни в чем не бывало тут же приступают к работе. Безо всякой реабилитации и восстановления мышц. Кто-нибудь пробовал спать 70, 100, 500, 1000 лет? Люди, которые провели в коме 3—4 года, не умеют ходить, не помнят своего имени, не узнают близких.

(Я почему-то вздрогнул)

– В пределах Солнечной системы разгоняться до скорости света опасно и бессмысленно, до орбиты Плутона корабль полетит на «нормальной скорости», и лишь потом перейдет в другой режим. Разгон, торможение, облет, посадка, возвращение… вы представляете себе стоимость этого мероприятия? На это не хватит даже трех мировых ВВП. А учитывая жадность корпораций и сомнительную возможность прибыли – никто на это не пойдет.

Наконец, четвертое. В общей сложности полет продлится 140 лет. Учитывая разгон и исследование чужой планеты, чуть больше. Вопрос: вы куда возвращаться собираетесь? Ваших детей и даже внуков уже не будет в живых, город, в котором вы живете, изменится до неузнаваемости или будет вовсе стерт с лица Земли. Прогресс за это время улетит далеко вперед, а вы останетесь в прошлом. Назад вернутся люди, которых можно будет сравнивать с детьми-маугли, воспитанными волками. Понадобится долгий процесс социализации, и не факт, что астронавты смогут приспособиться к новому веку. По сути, межзвездный перелет – это билет в один конец. Кто согласится лететь на таких условиях? А ведь это 70 световых лет, соседняя подворотня!

– Так летать будут быстрее, – робко подал голос Простак. – Говорят же, что скоро откроют какие-то «кротовые норы», или «червоточины»… субпространство. Через них можно за один день долететь.

– «Червоточины» не были найдены. А если и будут, как через них летать и, опять же, куда? Там, в субпространстве, дорожные указатели, что ли, расставлены? В романчиках ими пользуются, как ветками метро, но это курам на смех. Как субпространство действует на психику, каковы его законы? Вот у тебя…

Простак замахал руками.

– Ладно-ладно, убедил. Я не спорю. Если моя вещь не понравилась, я не обижусь. Главное, чтобы наш любимый Вредина не обижался на меня за то, что я его обошел.

Тот, качая ногой, поморщился.

– Можно было не вспоминать об этом? Нельзя слово сказать. – Он помолчал. – Но, если бы я сегодня читал, это было бы справедливо. У меня сегодня день рождения.

«Читал, не читал»… детский сад.

Простак вскочил, опять сел, снова вскочил.

– Так что же вы молчали? Я бы… Поздравляю! От всех нас.

Он подбежал к дивану и обнял Вредину. Тот, криво улыбаясь, похлопал Простака по спине, но все равно скорчил недовольную рожу.

– Поздравляю, дружище, – искренне сказал Любовник. Вредина, уже и сам не рад, что заикнулся, покраснел и неопределенно махнул рукой.

Я вяло кивнул, а Умник закатил глаза:

– «День рождения»! А я думал, что нахожусь среди взрослых. Давай, спою тебе «Пусть бегут неуклюже».

Любовник и Простак снарядились сбегать в магазин, вернулись с увесистыми пакетами. Умник включил на смартфоне музыку. Любовник хлопнул пробкой шампанского.

– Вечеринка! – закричал он. – Где вы, нечестивые духи?

Имениннику всучили огромного плюшевого медведя, а Умник выстрелил из хлопушки. Вредина стоял посреди комнаты, прижимал к себе игрушку, весь с головы до пят обсыпанный конфетти, и плакал.

– Меня… никогда еще… не поздравляли, – сказал он дрожащим голосом. – В детстве… мы голодали… на подарок даже денег не было. Спасибо, парни. Спасибо.

Мне одному кажется, что мы о чем-то забыли?

Когда все разошлись, я не отправился к себе. Я нарушил правило, установленное Стратегом: «Никто из членов кружка не должен ничего знать о других».

Я пошел вслед за Простаком, отставая шагов на пятьдесят. Он тащился медленно, пьяно шатаясь и ступая в лужи, и один раз остановился в подворотне, чтобы отлить. Я старался казаться незаметным не только для него, но и для того, кто, как мне казалось, мог преследовать его. К счастью, для меня это не трудно.

Ничего не случилось. Я проводил Простака до самого дома. Жил он, как выяснилось, в богатом районе, в двухэтажном доме из клееного бруса, на клумбе у подъездной дорожки дебильно лыбились гномики в красных колпачках. Гипсовые, конечно, не живые.

Парадная дверь распахнулась, и пьяный упал в объятия прекрасной элегантной женщины в красном брючном костюме и белой блузке. За ней выбежали две маленькие девочки в голубых платьицах и с бантами. Что за английская пастораль? Только не говорите, что у них есть еще и собака.

– Вау! Вау! – Из-за угла выбежала белая псина с висячими ушами, обнюхивая на пути все, что только можно, и радостно бросилась к хозяину. Встала на задние лапы, а передние положила ему на плечи и начала лизать щеки.

Кто-то провел лезвием ножа по моей шее. Я обернулся и увидел Умника. Его глаза за стеклами очков иронично блестели. Это он провел по моей шее… нет, не ножом, пальцем, а сейчас приложил его к губам.

– Так-так-так, – прошептал он. – Юродствуем во Христе?

– А ты какого черта тут забыл? – прошипел я, не заметив свой переход на «ты».

– Следил за тобой. Идем.

Как оказалось, мы оба почти в одно и то же время заподозрили, что Стратег уже никогда не вернется. Этот прощелыга навел справки и кое-что выяснил про нашего товарища и место наших собраний.