Читать книгу Любовь да будет непритворна - Игорь Михайлович Арсеньев - Страница 26

Дом, который спроектировал Мартин сам для себя, оказался – умеренным, то есть не слишком большим, не слишком маленьким, однако, удобным во всех отношениях. Первым делом Мартин выкатил свой глянцевый «Opel» из подземного гаража, внедрив в него наш hand-made.18 Я из овечьего любопытства поинтересовался: «Зачем, почему он счудачил?» Мартин, проводя дальнейшую рекогносцировку, уверил, что так сохраннее. Вы (то есть мы) гости, а веломобиль – эксклюзивная вещь, за которой необходимо присматривать.

Войдя в дом, медсестра предложила «продезинфицировать наш гардероб». А пока мы скоблили себя в душевой, в автоматической стиральной машине, о которой «тогда» мы могли только мечтать, уже вращались наши пожитки.

После небольшой адаптации, Мартин любезно зазвал меня и Людмилу в подвальчик, где находился уютный, хорошо оборудованный мини-бар. Судя по всему, наши новые знакомые были настроены весьма радушно и предложили распить с нами по бокалу Моэта. Однако после второй распитой бутылки, мы узнаем о том, что Мартин и Зигрит родились и выросли в Кенигсберге, то есть в Калининграде (бывшей столице Восточной Пруссии). Я насторожился, поскольку муж сестры моей матери Фёдор Петрович Волков воевал в Кенигсберге в звании майора Красной армии, выполняя обязанности военного комиссара. Хотя о том, что происходило в осажденном городе на самом деле, разумеется, я знать не мог.

– Расстреливали, уничтожали нещадно, – с дрожью в голосе продолжала чеканить слова фрау Зигрит. – В августе англичане, после них русские, следом американцы…

– Мертвые лежали прямо на улицах, – вторил жене Мартин, – некоторые тела разорваны на части, раздавлены танками…

– «Давай, давай, йо-вашу мать!» – орали нам русские. – Детей, женщин, всех – без разбора гнали неизвестно куда.

– Паника, голод, болезни, ужасная вонь, – рассказывал Мартин. – Кто мог воровать – воровали, варили крапиву, одуванчики, лебеду, на помойных свалках раскапывали картофельные очистки, вываренные кости из супа. Люди отлавливали и ели домашних животных. И даже наполовину сгнивших покойников.

– Ужас! – повторяла через каждое слово Зигрит. – И хотя мы были детьми, многое, слишком многое помнится до сих пор. Но, спустя много лет, мы узнали о подобных вещах, которые происходили во время войны в Ленинграде.

– Вот почему мы вас пригласили, – заключил архитектор.

Иступлённые, они жадно, перебивая один другого, еще долго загружали наши головы свирепыми фактами своих воспоминаний. И чтобы как-то развеяться, Мартин принес из подвала старенький патефон «Electrola». Глядя на вращающиеся черные диски, мы вслушивались в голоса тех, кого давно не было в списках живых. Мы разбирали пожелтевшие письма, некоторые со стихами и рисунками. И только за полночь, когда, наконец, мы с Людмилой остались одни, под шорох внезапно обрушавшегося на город ливня, в голову полезли разнокалиберные в основном невеселые мысли.