Читать книгу Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках) - Игорь Николаевич Макаров - Страница 14

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СКАЗКИ МОЕГО ДЕТСТВА
ГЛАВА ПЕРВАЯ, ВТОРАЯ И ТРЕТЬЯ В КУЧЕ
История о воронёнке и жидах

Оглавление

Причем тут воронёнок и евреи? Вам вообще-то трудно их впрячь в одну упряжку, но такому лоботрясу, как мне, это раз плюнуть. Если вам не понятно, то я постараюсь всё объяснить по возможности. Я не Адольф Шилькгрубер, но в вопросах о жидах я поднаторел довольно сильно. Я, конечно, не прочту вам трактат об истинно арийском черепе и черепе еврея или славянина, но, поскольку я не отношусь ни к евреям, ни к славянам, ни к татарам, ни третьим, ни к десятым. Я русский, но я не славянин, я – сибиряк. Поскольку Сибирь это – новый Вавилон, и я один из этого Вавилона и так что к вопросам национальности и его чистоте я отношусь, как и большинство истинных сибиряков – наплевательски. Я даже провёл специальное многолетнее исследование по этому вопросу и пришёл к неутешительному выводу для националистов всех мастей и видов: бабы всех национальностей имеют одну и туже конструкцию. Конечно, я могу отличить татарина от башкира, а хохла от белоруса, армянина от грузина, но среди русских вы найдете такое количество разноплеменных харь, что нашим националистам необходимо построить маленький концентрационный лагерь или крематорий в каждом мал – малом жилом месте и казнить всех тех, кто им попадется под руку, а затем четвертовать идеологов и палачей этого движения.

Я, как и в детстве, не делю людей на плохих и хороших. Теперь я не бьюсь над исправлением греховного человечества путем бития физиономий, четвертования и прочих радикальных форм святой инквизиции и уличного кодекса чести. Я просто предоставил эту возможность самому человечеству и отпустил ему свои обиды на него, как господь бог. Так что оно перестало с тех пор меня обижать и наказывать, а я смирился с его существованием, как необходимой принадлежностью этого мира.

Но уже пора поговорить о жидах, поскольку я так просторно разглагольствовал о них. В моем понятии жид, был и остался ничем иным, как воробьём. Да, самым обычным воробьём. Этакий серенький хвостик, маленькие лапки, вездесущие существа. Весьма безобидные, по мнению многих, твари земные. Правда, китайские революционеры так не считали, как и не считали в детстве вездесущие банды пацанов, у которых отчего-то вечно чесались руки, и до всего у них было дело, даже до таких безобидных существ, как эти самые жиды. Ну, прежде чем поговорить об этих самых жидах, мы немного ударимся в экскурс по психологии этих самых непутевых бандитов. Во-первых, это довольно стайные существа, то интересы у этой стаи бывают чаще всего общие: если одна из банд взялась стрелять из рогаток, то из рогаток стреляет весь околоток, если банда начала играть в футбол, то в футбол режется вся школа, если "давят клопа" – то на всех подоконниках, на всех партах на всех переменах и на всех уроках, до самого отупения, пока не пройдет очередное поветрие. Поскольку поветрие на футбол уже прошло, на карты ещё не приспело, а шахматы и теннис уже надоели, то наступило поветрие на рогатки. Особенность поветрия на рогатки заключалось в том, что воем начинали выть совхозные электрики, тихонько стонать механизаторы, когда исчезали самые необходимые подшипники, которые до того валялись без всякого надзора, и в паники разлетались воробьи. Если электрики с проклятием меняли бесчисленное количество раз лампочки, фарфоровые изоляторы, а подшипники попросту становились обыкновенными шариками, которые разбивали эти же самые лампочки и изоляторы, то жидам попросту было тошно, когда их осыпали со всех сторон мелкими камешками и этими же самыми шариками. Так что с жидами мы расправлялись не хуже, а порой лучше любого СС или СД. Гимлеру до нас было далековато, поскольку любой из банды на десяти шагах отшибал у бутылки горлышко, а самые асы и на двадцати, то снять с дерева такую крупную дичь, какими были воробьи, любому из них не составляло труда. Следует только заметить, что воробей не горлышко от бутылки, и жид в панике ударялся в бега, как только на горизонте появлялась разношерстная банда подростков вооруженная по последнему слову рогаточной техники. Правда техника была немудрящая: узенькие или особо узенькие рогатулинки, замусоленные до лоска, резинка и кусочек кожи чаще всего из язычка ботинка. Правда, вся суть этого устройства была в резинке. Особо ценилась резина из авиационных камер, затем шла от доильных аппаратов, велосипедных камер и прочих резинотехнических изделий.

Впрочем, мне скажут, какое отношение имеют воробьи к вороненку? Между ними такое же различие и такие же отношения, как между евреями и воронами? Вы глубоко ошибаетесь, когда дело действительно касается пацанов. Во-первых, я уже говорил, что этим бандитам есть дело до всего: начиная от соседских огородов, до гнёзд и не только воробьиных, голубиных, но и вороньих; во-вторых, этот самый рогаточный бум чаще всего приходится на период, когда глупые птенцы только выметаются из гнезд и таскаются за своими примерными родителями, разевая рот и трепеща крыльями. Так что доставалось не только жидам, но и всякой твари земной. Явление этого воронёнка было довольно неожиданно для меня, поскольку большинство пацанов попросту бы безжалостно пустило из него кровь, как из врага народа, на месте его обнаружения. Я бы сам не преминул сделать это, поскольку считал его определенно вредным явлением на этой земле, ко всему прочему очень шумной, бестолковой и вороватой тварью. Но эта тварь гордо шествовала по двору Тольки и Кольки Туболовых. Скорее Кольки и Тольки, поскольку первый был ужасно старше меня, и я даже несколько почтительно относился к нему, поскольку он мог запросто накостылять мне по шеи и даже моему брату, как второй был его ровесником, и я так же запросто мог его дразнить и даже удрать от него. Так что этот воронёнок важно расхаживал по двору Туболовых и орал во все горло. Конечно, на его смотрины сбежалась вся окрестная шпана, включая не только меня, но и моего брата, моих и его приятелей и всех остальных "совхозников", как кликался наш околоток, так как там, в основном жили работники близлежащего совхоза, считая мою мать. Так что он был оценён полностью и основательно. Так как ворона тварь довольно осторожная и так близко мне ещё не попадалась. Я, было, сунулся к нему с глупым желанием пощупать его, как самый обычный неверующий русский, но получил отменный увесистый удар клювом по руке, так что потерял всякое желание проверять его заново на ощупь.

Воронёнок был уже довольно большим и нисколько не уступал взрослым воронам, но ещё не умел летать и даже клевать. Он ходил, разевая красную пасть и требуя какой-нибудь жратвы. Ко всему прочему, он оказался на редкость привередливой тварью и не хотел кушать ни хлеб, ни комбикорм, ни картошку, правда мясо он обожал и трескал с большим усердием на свою беду. Поскольку в то время, когда я ходил в коротких штанишках, только – только начинала эра холодильников, и это чудо техники ещё было не в каждом доме, блестя "Победовскими" лужеными боками, то и мясо было не в каждой семье.

Конечно, в те времена не сидели без мяса, поскольку каждый имел не только коров, но и свиней, уток, гусей и прочую живность, но харакири ей делали только тогда, когда устанавливались надлежащие морозы или когда голенастые петушки, сварливые утки и солидные гуси приобретали надлежащие кондиции, и начинал с них капать жир. Правда, иногда харакири делалось и летом, но больше по нужде, но это не бралось в расчет, так что, когда по двору Туболовых начал шествовать важный вороненок, то мясо отсутствовало не только у счастливых владельцев "чудесной" техники, но и у несчастных их собратьев. Правда, было тотчас приняты меры по прокорму этого чудовища. Поскольку рогаточный бум только начинался, и рогатки только явились в нашем обществе, глупые птенцы ещё беззаботно трепетали крылышками, и их умудренные опытом родичи мало обращали внимание на шумные компании пацанов, шествующие по улицам и переулкам.

После недолгого совещания, где были обсуждены все детали довольствования туболовского изверга, было решено, что самым надежным способом прокормления этой твари, было избиение местных жидов. Так был составлен самый кровавый и жестокий план геноцида, который я видел в своей жизни, если, не считая телевизора, с его вечной резней и убийствами. Просто пацаны вмиг стали кровожадными индейцами, бандами СС, охотничьими бригадами одновременно. Срочно производилось вооружение и укомплектование этих отрядов. Через два часа эти задачи были полностью решены и все приступили к исполнению своих обязанностей. Глупые жиды ещё не догадывались о вводе в действие плана S, но при первых аккордах, точнее залпах, эта весть разнеслась по всем окрестностям. Если час-два избиения были самыми добычливыми, так что глупый воронёнок не мог сжирать всего того, что ему притаскивали, и предпочитал есть только головы этих самых жидов, как истинный гурман. К вечеру жиды резко поумнели и уже их глупые отпрыски не трепыхали своими крылышками без особой нужды и предпочитали тихо сидеть на ветке и по возможности не делать лишних движений, а их более окрепшие собратья шарахались только оттого, что внизу вдруг замаячит хилая фигурка осторожного охотника. Впрочем, это мало им помогало: зоркий глаз отмечал все детали полета этого самого жида или малейшее движение их отпрыска на самой верхней ветке, и стоило шелохнуться или несколько задержаться на одном месте воробью, как туда уже летела галька, пущенная меткой рукой. Под каждым маломальским укрытием для них едва ли не дежурил стрелок со своим хитроумным орудием уничтожения.

На второй день, когда воронёнок, привыкнув к своим приемным родичам, уже ходил за ними наподобие верной собаки, наступил кризис. Те жиды, что были поглупее, были давно съедены, а те, что поумнее, эмигрировали за тридевять земель в соседние околотки, где властвовали другие банды, и любое вторжение было чревато драками и прочими эксцессами. Так как ресурс жидов резко стал иссякать, а этот чернявый товарищ потреблял их никак не меньше десятка в день, то пришел черед другой живности. Поскольку своеобразный кодекс чести охотников за воробьями гласил о том, что добычей является этот самый жид, а синичек, трясогузок и прочую летающую дрянь не разрешалось трогать, так как их было мало, и они были гораздо глупее цивилизованного воробья и представляли довольно легкую добычу для истинного ценителя рогаточной охоты. Но тогда пришёл конец и этому кодексу чести. Синички, трясогузки очень скоро перестали чирикать и трясти своими хвостами в радиусе одной мили от наших домов, а это глупое животное всё продолжало разевать свой красный рот и требовать что-то от своих приёмных родителей. Впрочем, следует заметить ещё одну немаловажную деталь в психологии этих бандитов, к коим я отношу и себя, пыл иссякает в соответствии с наличием этой самой добычи. С иссяканием добычи, иссяк и энтузиазм. Ещё последний жид прятался в кроне деревьев на улицы Механизаторов, а уже представители славного не доросшего ещё до своих кондиции человеческого племени перешли на отстрел бутылок, лампочек, изоляторов и прочей недвижимости, так как руки ещё зудились, а достойных целей так и не находилось. Туболовы попытались вновь организовать охотничью компанию, для спасения своего недоросля, но отсутствие этой самой добычи парализовало все их попытки. Ранее дисциплинированные, стройные, полные энтузиазма отряды рассосались по окрестностям и исчезли с глаз. На третий или четвертый день, когда голодный стервь достал их до самой печёнки, а их родителей вероятнее ещё дальше, то состоялось совещание, на котором была решена участь этого самого воронёнка. Безжалостно суд приговорил его к смерти через расстрел. Приговор тут же был приведён в исполнение. Бедное, глупое создание топталось и продолжало требовать жратвы у стенки стайки, когда выстроенные в одну шеренгу его недавние кормильцы выпустили по нему град камней. Он заорал ещё больше, но второй залп успокоил его на месте. Ещё несколько раз стреляли они в это невинное животное, пока оно окончательно не почило в бозе. Позднее состоялась торжественная панихида, и его захоронили со всеми почестями, какие могли воздать эти изверги. С траурными речами, слезами и сожалениями по его безвременной кончине.

Вот так-то: вся история про жидов и вороненка. Про пацанов, рогатки, футбол и моё детство. Про жалость, жестокость, милосердие и глупость, про то, что некогда всё-таки было и уже никогда не вернётся ко мне, быть может, только этими строчками.

Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках)

Подняться наверх