Читать книгу Фернандо Магеллан. Книга 2 - Игорь Ноздрин - Страница 8

Неожиданный северный ветер принес потепление, звал за собой флотилию на юг. Адмирал велел срочно подготовить к выходу из бухты «Сант-Яго», разработал совместно с Серраном план разведывательной экспедиции. Цель заключалась в отыскании прохода в Южное море, исследовании береговой линии, выборе более удобной стоянки кораблей. «Сант-Яго» – самое маневренное мелкосидящее судно, водоизмещением в 75 регистрационных тонн – лучше других кораблей подходило для опасной лавировки среди камней и мелей незнакомого берега. Хорошо оснащенный корабль, с тридцатью восьмью матросами и офицерами, под грохот прощального салюта в конце апреля покинул Сан-Хулиан.

С левого борта ослепительно светило бесцветное солнце, по-зимнему безразличное и неласковое. Оно было неспособно растопить плавающие ноздреватые льдины с зеленовато-голубыми переливами дешевого венецианского стекла. Стальная блестящая вода лизала сахарные глыбы, с шумом ударялась в рассыпающиеся подтаявшие края, шлифовала их, накрывала волной. Снежные чайки с криком кружились над отмелями в пустынном небе, разросшемся во всю ширь Атлантики. Бледно-синеватое, с размытыми серыми облаками, оно пахло морской свежестью, без примеси дыма и земли.

Кренясь на правый борт, каравелла шла в полветра легко и ровно, поскрипывала трущимся деревом, железными скобами руля. Вздыбились стянутые канатами старые паруса, покрытые цвелью, избороздившей плотную ткань. Распрямились вымпела, потянулись на юг к темной неровной полоске с белыми отметинами сугробов. Весело хлопали на стеньгах алые ленты, путались в снастях, взлетали над головами, причудливо изгибались змеями, жалили раздвоенными языками соседние мачты.

– Как хорошо! – сладко потянулся Серран. – Море, ветер, сам себе хозяин – плыви куда хочешь! – он распахнул на груди ватную куртку, закрыл глаза, повернулся к корме. Ветер сдул бороду за плечо.

– Э-э, нет, – возразил штурман, тоже довольный началом плавания и немного навеселе, – «куда хочешь» не получается. Я желаю на север.

– Куда? – переспросил капитан.

– К тропикам, – пояснил офицер.

– Ты серьезно? – Серран обернулся к нему— Что с тобой, Бальтасар? Погода не нравится?

– Ветер добрый, попутный… – похвалил штурман. – Надолго ли?

– Бог даст, потянет неделю, – Жуан размашисто перекрестился. – Сотню лиг пройдем.

– Бр-р… – затряс головой Бальтасар. – Во льдах?

– Выпутаемся. – Капитан смерил на глаз расстояние до земли, взглянул на компас в нактоузе и приказал: – Парни, возьмите на мыс! Вон на тот, – ткнул пальцем в берег.

– Наскочим на камни, – испугался штурман, осматривая с юта поверхность воды. – Подальше бы от греха.

– Ерунда, – успокоил Серран, – с марса заметят.

Вахтенные Окасио и Баскито навалились на румпель, сдвинули на полшага.

– Так держи! – одобрил Серран. – Говоришь, подальше бы… Так мы свое счастье пропустим! – подошел к штурману— Нам незачем соваться во льды, там не найдешь пролива. Крайняя точка – семьдесят пятая широта.

– Семьдесят пятая? – от изумления штурман чуть не заикнулся. – Господи, семьдесят пятая!

– Испугался, итальяшка?

– Езус Мария, разве можно так шутить?

– Я не смеюсь. Адмирал мечтает спуститься до семьдесят пятого градуса.

– Он послал нас туда? – ужаснулся штурман.

– Немного ближе. Я же говорю: нам бы за оттепель сотню лиг проскочить, а потом повернем назад.

– Ух, – перевел дух Бальтасар. – Семьдесят пятая! – повторил, покачивая головой. – Если бы я знал, если бы знал…

– Ха-ха, – захохотал капитан. – Все равно пошел. Я знаю тебя!

– Ни за что на свете! Пусть будет проклят день и час, когда я поверил твоим рассказам о несуществующем проливе, когда подписал контракт, ступил на это корыто!

– Брось! – посерьезнел Серран. – Мы найдем пролив. Чем мы хуже других?

– Кого?

– Видевших его.

– Кто видел?

– Не знаю.

– О, святая Мария, опять старые разговоры! Неужели здесь плавали люди? – штурман неприязненно огляделся по сторонам. – Ни крестов, ни падранов, ни селений, ни могил…

– Капитан-генерал уверен, что пролив где-то поблизости, – сказал Серран. – Поэтому дал нам мало времени для исследования побережья. Мы первыми отыщем проход в Южное море!

– Заманчиво, – то ли согласился, то ли усмехнулся штурман. – Пролив Жуана Серрана!

– Красиво звучит, – не понял насмешки португалец.

– Почему сеньор Магеллан не показывает карты?

– У него нет оригиналов, только копии. Он держит их в секрете.

– Сеньор капитан, – закричал с палубы боцман Бартоломео Приор, подстать начальнику низкорослый светловолосый испанец, – мы идем к берегу?

– На юг!

– Я прикажу Фодису замерить дно.

– Валяй!

Боцман скрылся в паутине снастей. С руслени фок-мачты послышался мягкий неторопливый голос нормандца.

– Десять футов под килем, – нараспев доложил Ричард.

– Кинь лот еще раз! – велел Бартоломео плотнику.

– Десять футов под килем, – монотонно пропел Фодис.

– Вахта левого борта, подтяни грот! – скомандовал боцман. Пять молодцов бросились к брасам, но рей не сдвинулся с места. – Вахта правого борта, помоги! – прикрикнул Бартоломео.

– Господь сошел на землю к нам, – затянул матрос куплет рабочей песни.

– О! – прокричал боцман, подавая сигнал к рывку.

– Хвала тебе, Иисус! – подхватили десять глоток после ритмичного движения.

– Прошелся по воде, – продолжал запевала.

– О! – вновь выдохнул старший, и двадцать рук потянули канат, разворачивая рею на мачте.

– Хвала тебе, Иисус! – раздался дружный припев.

– Земля на горизонте! – вклинился в шанти звонкий мальчишеский голос из «вороньего гнезда».

– Круто идем, – покачал головой штурман.

– Зато каждая выемка видна, – возразил капитан.

– Восемь футов под килем – зычно доложил Фодис— Веревочку кидать?

– Лот, а не веревочка, доска дубовая! – пояснил Бартоломео.

– Задул нам в паруса, – пели вахтенные.

– О!

– Хвала тебе, Иисус!

– Какое дно? – спросил Серран.

– Песчаное, – доложил боцман после осмотра свинцового грузила с просаленным донышком.

– Так и пойдем! – капитан выровнял судно вдоль берега.

– Молодцы, хорошо работают! – похвалил штурман вахтенных.

– Засиделись парни на берегу, стосковались по морю, – промолвил Серран. – Только бы погода не испортилась. Сходи проверь, не пришивает ли парусный мастер встречный ветер, спрятал ли нитки с иголками? Пригрози, чтобы не вспоминал о них!

– Чайки кружат… – вздохнул Бальтасар.

– Молчи! – суеверно запретил капитан перечислять дурные приметы.

– Бизань скрипит – к попутному ветру, – поправился штурман.

* * *

Короток зимний день. Ленивое солнце помаячило над горизонтом, плюхнулось в воду. Небо пожелтело, покраснело, налилось чернильной синью. Близкий берег сделался далеким, размытым, море – предательски зловещим.

Не найдя удобной бухты для ночной стоянки и опасаясь наскочить на камни с отмелями, Серран отвел корабль от земли, бросил якоря. Свежий ласковый ветер звал к далеким звездам, вспыхнувшим на юге в стране снегов и вечного льда. Там небо слилось с океаном. Казалось, будто поднявшаяся до светил огромная волна медленно надвигается на каравеллу. Можно поплыть ей навстречу и лететь до рассвета, пока несут паруса и не изменится ветер. Но так легко проскочить заколдованный пролив, очутиться во власти сказочных троллей, заманивающих странников в дебри леса или холодные скалы, о которых рассказывал нормандский плотник.

Крупный боцманский пес почуял остановку, задрал облезлую лапу на борт, помочился у трюмного люка. Почесался от вшей, выдрал старую шерсть, улегся неподалеку.

– Пшел вон, Амадис! – Бартоломео пнул псину. Носитель рыцарского имени поджал хвост, поплелся на корму. Грот с реем рухнул на опустевшее место. – Торопись, ребята! – приказал Коротышка.

Вахтенные скрутили парусину, уложили вдоль борта. Пес важно вернулся назад, сел на тряпку, наблюдал за хозяином. Матросы спустились в трюм, где у корабельной печи, цепляя ногами песок, юнги варили ужин. Потрескивали припасенные в Сан-Хулиане сырые дрова, кипела похлебка. Пряный запах лаврового листа смешивался с испарениями свежей глины, покрывавшей кирпичи. Белые клубы пара поднимались к потолку. В уютном уголке, между печкой и дровами, приютился Фодис с чуркой и косым ножом в руке. После напряженного дня плотник резал скульптуру покровителя иберийских моряков, святого Антония. Ричард плевал на лучезарный лик, чтобы лезвие мягче входило в дерево, открывал глаза монаху.

– Гореть тебе на вечном огне, – предрек Санчо Наварре и перекрестился. – Плевать святому в лицо! За такой грех язык отсохнет!

– В Нормандии все так режут, – возразил плотник.

– За это Господь карает вас непрекращающейся войной, – рассудил солдат. – Язычники не ведают, что творят, а ты?

– Меня отец учил, отца – дед, деда – прадед.

– Неужели они плевали на святых?

– Зачем дома плевать? Проще тряпочкой смочить. Здесь иное дело, на волнении вода выливается из миски. Так удобнее.

– Де ла Рейна за это разбил бы тебе башку поленом.

– Пытался, да Бог не дал, – добродушно улыбнулся Фодис— Я попрошу капеллана «Консепсьона» окропить Антония.

– Чем же плох наш священник?

– Тоже дерется.

– Как ему освещать оплеванную статую? – возмутился Санчо.

– Отмою с молитвой, загрунтую мелом с лампадным маслом, покрою краской – будет не хуже севильских скульптур. Труд и вера искупят вину. Господь не осудит за благое дело.

– Дело хорошее, да работаешь с грехом, – не соглашался Наварре. – Как бы святой не прогневался, не наслал несчастье.

– Он хороший, добрый, – Ричард ласково погладил круглую оконечность полена с торчащими ослиными ушками, – все понимает и не обидится.

– У меня есть кусок парчи, – вспомнил Санчо. – Сшей Антонию плащ, но так, чтобы он знал о моем подарке.

– Сошьем, – согласился Фодис— Парусный мастер поможет.

– У штурмана припрятаны листочки сусального золота, – подсказал солдат.

– Ты откуда знаешь?

– Сам видел, когда он шкатулку открывал. Попроси на позолоту! На святое дело не откажет.

– Попробую.

«Ш-ш-ш…» – зашипела плита, поджаривая капельки бульона, выплеснувшегося из медного котла. Юнги сдернули крышку, принялись дуть на рвавшуюся наружу пену.

– Держи ее! – закричал Санчо и бросился на помощь. – Навар сбежит!

Парни раздували багровые щеки, загоняли пену внутрь котла.

– Убери пламя, пошуруй головешки! – командовал солдат. – Добавь соли! Не стой, поторапливайся!

– Из тебя вышел бы хороший боцман, – заметил Фодис.

– Боцман? – Санчо прервался на миг.

– Кричишь за двоих.

– Я не знаю морского дела, – не понял шутки Наварре.

– Научишься.

«Дзинь-дзинь-дзинь…» – пробили склянки, сзывавшие новую вахту на дежурство. Ноги дружно затопали к трюмному люку, в проеме послышался радостный распев:

Вахте конец, восемь склянок пробило.

Новая вахта выходит на смену.

Койки покиньте во славу Господню!

Встаньте на палубе у парусов!

Матросы гурьбой посыпались в трюм.

– Что сегодня на ужин? – Окасио вытянул вперед нос, шумно раздул ноздри, понюхал. – Морской черт?

– Он самый! – Санчо отошел от плиты.

– Готов?

– Да.

– За день отсчитали восемь лиг, – сообщил Баскито, вынимая из кармана сухарь.

– Не меньше, – поддержал Окасио, с завистью поглядывая на хлеб.

– Ты слышал разговор капитана с кормчим? – звонко хрустнул сухарем Баскито. – Пойдем до семьдесят пятой широты. Это далеко?

– Сразу за поворотом, – ухмыльнулся Окасио. – Дай пожевать!

– Где твой сухарь?

– Съел на вахте.

– Тогда соси палец! Нам десятник утром поровну выдал.

– Я позволю тебе завтра откусить.

– Вечером? – подобрал крошки Баскито.

– Как ты сказал, – спросил солдат, – семьдесят пятая широта?

– Да, – Баскито проглотил мякиш и откусил еще.

– Мы сейчас где находимся? – поинтересовался Санчо.

– У пятидесятой.

– Сколько градусов прошли от райских мест, где было вдоволь женщин?

– Двадцать пять.

– Всего? – удивился солдат.

– Это свыше полутора тысяч миль.

– Значит, капитан-генерал хочет пройти на юг еще такое же расстояние?

– Серран перепутал пятьдесят пятую широту с семьдесят пятой, – поправил Окасио.

– Нет, он несколько раз повторил эту широту, – Баскито смачно погрыз сухарь.

– Такой не существует, – решил Окасио. – Мы подошли к южному краю Земли, где заканчивается жизнь и начинаются сплошные льды.

– Если на севере есть семидесятая широта, то обязательно имеется и на юге!

– Чепуха! – поддержал Санчо. – На севере их – сотня, а у нас – не более шестидесяти.

– Ты бы помолчал, – посоветовал Фодис— Не нам судить! Раз сеньор Магеллан сказал, значит, видел ее на карте.

– Что же он не дал карту нашему капитану? – усмехнулся Окасио.

– Серран без нее знает моря. Я ходил по Нормандии, так закрою глаза и вижу дороги.

– Готово! – радостно доложил юнга, пронзая мясо ножом. – Разварилось.

Он стянул котел на край печи, зачерпнул варево с мясом в большую общую миску. Первым с ложкой полез старший матрос Окасио, хотя по правилам был обязан уступить первенство плотнику, за ним – солдат и Баскито, последними – юнги. Все по очереди наклонялись к посудине, брали похлебку и над сухарем, если таковой имелся, несли в рот. Трапеза началась и закончилась молитвой. Недорезанного Антония почтительно поставили на стол.

* * *

– Я расскажу тебе сказку, пришедшую в Италию от греков, – пообещал Пигафетта, осторожно вороньим перышком смазывая оливковым маслом рубцы Сибулеты. Распластавшийся на животе юнга спрятал бескровное лицо в подушку. Полуголое изодранное тело гноилось.

Правая покалеченная рука неестественно выгнулась, левая – зарылась под матрас— Давным-давно, когда на земле было мало людей, боги жили на Олимпе, – начал летописец. – Прометей украл из кузницы Вулкана огонь и отнес смертным. Сын владыки Меркурий заметил с горы огни на полях и холмах, в лесах и пещерах. Прометей обучил людей ремеслам, научил строить дома и корабли, ковать оружие, плавить медь. Меркурий испугался, пожаловался Юпитеру. «Как он посмел? – вскричал громовержец. – Похитил мой огонь и отдал людям? Я отомщу ему! Но прежде накажу людей, а он пускай посмотрит! Зови ко мне Вулкана из темницы!» Тут прибежал взволнованный кузнец, дрожит от страха, шутка ли – проспал огонь?! «Я не виноват! – кричит владыке. – Он сам унес в тростинке уголек, зажег им хворост». – «Ох, я тебе… – грозит Юпитер. – Настанет время – разберусь! Слепи-ка мне из глины женщину невиданной красы, подобную богиням». – «Сию минуточку! – развеселился бог— Я жизнь вдохну в прах придорожный, подобно Прометею, создавшему мужчину». – «Когда закончишь дело, созови богов, – пусть одарят Деву, кто, чем может».

Вулкан ушел, и к вечеру готова Дева, прекрасная лицом и станом, первейшая из женщин на земле. До этого лишь были женщины-богини.

Афина выткала ей пояс золотой, вуаль расшила собственной рукой и белый плащ накинула на плечи.

Венера, мать любви, дала способность воспламенять сердца мужчин.

Меркурий – чудесный взор, ласкающий и нежный голос.

Хариты – изящество и свежесть. Словом, кто что мог, как повелел Юпитер.

А сам великий громовержец наполнил тайно медный ящик причудливым добром и подарил Пандоре, так назвали Деву. Он приказал ей передать гостинец будущему мужу; Меркурия призвал, чтоб проводил на землю, туда, где будет Прометей.

Посланник свел Пандору вниз. Сбежались вкруг такого чуда все мужчины. И каждый восхищался грацией ее, хотел назвать женою. Один лишь Прометей глядел поодаль. «Здесь кроется коварство! – говорил он смертным. – Уж слишком щедрым стал владыка-олимпиец».

Мужчины вняли уговорам, отошли. Но брат героя Эпиметей назад не сделал шага. По повелению Венеры, Амур пронзил его стрелой, попавшей прямо в сердце. Несчастный руку протянул навстречу Деве: «Пандора, будь моей женой!» И легкая, как ветерок над морем, та радостно направилась к нему. «Возьми, – сказала, – дар бесценный олимпийца, храни приданое мое!»

Эпиметей, по нашему – недальновидный, откинул крышку. «О, ужас!» – закричали люди. Из красно-медного ларя на землю пали беды и несчастья, уродливая смерть сползла, страдания, печаль и зависть, смешанная с лестью злоба, чума и язва, мор. Они вмиг расползлись, на крыльях разлетелись, забились в щели, свили гнезда во всех частях земли.

Эпиметей опомнился, захлопнул ящик. Он был почти пустой. На донышке прилипла крылышками к стенке – раздавленное жалкое создание – надежда. Она одна лежала в ящике Пандоры. С тех пор повсюду на людей набрасываются злые твари, подстерегает смерть. Лишь слабая и робкая надежда осталась с ними.

– Все зло от женщин, – устало заметил Вашко, внимательно слушавший Пигафетту— Не зря на кораблях говорят: «Женщина и священник на борту – к несчастью!»

– Пандора не виновата, – возразил Антонио. – Дева мечтала принести людям добро. Но это не главное в мифе… Ты слушал меня, Хуан? – спросил Сибулету. – Парень качнул головой. – Надежда расправит крылышки и дотронется до тебя мягкими лапками.

– Сеньор рыцарь, – позвал кормчий, – за что боги злы на людей? Не успели люди освоить землю, как Юпитер надумал наказать их.

– У греков царствовал Зевс, – поправил Антонио, – называемый римлянами Юпитером. Он хотел отомстить людям за то, что они забыли его, устраивали жизнь по-своему.

– Разве это плохо?

– Вероятно, нельзя отступать от пути, предначертанного Господом. В стороне от него человек подвергает себя и бредущих за ним большой опасности. Поэтому Давид призывал иудеев побивать камнями лжепророков, обещавших Царство Божие на Земле.