Читать книгу 1212. Или Художественно-историческое вольное повествование о детском франко-германском крестовом походе - Игорь Попов - Страница 6

В конце июля 1212 года на площади города Вандома, расположенного к северу от реки Луары, собралось много различного пёстрого народа, который съехался со всей Франции. Любой крупный европейский населённый пункт начинался с ворот, которые открывались с восходом солнца и закрывались с его заходом. Сегодня нескончаемый людской поток лился в узкое горлышко городских ворот, но никто не роптал из-за тесноты. Стены мешали городу расти вширь, поэтому улицы проектировались крайне узкими, и верхние этажи домов нередко выдавались в виде выступов над нижними, а их крыши, расположенные на противоположных сторонах улицы, чуть ли не соприкасались друг с другом. Узкие и кривые улочки были часто полутёмными, на некоторые из них никогда не проникали солнечные лучи. Словом, типичный средневековый город: уличного освещения не существовало, про канализацию и общественные бани отродясь не слыхивали. Козы, овцы и свиньи нередко паслись прямо в городской черте и находили на улицах обильную пищу, так как мусор, остатки еды и нечистоты выбрасывались прямо на улицу. Вследствие антисанитарного состояния часто вспыхивали эпидемии, смертность от которых была ужасающей. Пожары были неминуемым бедствием города, так как значительная часть зданий были деревянными и дома примыкали друг другу.

На красивой повозке, запряжённой двумя прекрасными белоснежными конями, с тканевым балдахином из вишнёвого цвета парчи, стоял двенадцатилетний мальчик Этьен, одетый в вошедший тогда в моду верхний кафтан «котарди» белого цвета с широкими рукавами, в руках он держал полутораметровый деревянный крест. Рядом – его помощники, два крепких монаха-францисканца, у одного из них в руках орифламма, стяг святого Дионисия, пропитанный, как считалось, кровью обезглавленного римлянами святого. Мэтью Пэрис, английский монах-бенедиктинец, хронист XIII века, сделал такое замечание об Этьене: «Стоило сверстникам увидеть его или услышать, как они в бесчисленном множестве следовали за ним, оказавшись в сетях дьявольских козней и распевая в подражание своему наставнику; они оставляли отцов и матерей, кормилиц и всех друзей своих, и, что самое удивительное, их не могли остановить ни засовы, ни уговоры родителей».

Возле повозки море разливанное из людей разных возрастов и социальных ступеней. Преобладали дети десяти-двенадцати лет, были и семи-восьмилетние. Все они были одеты в короткие штаны и простые холщовые рубахи, на груди которых самым примитивным образом были нашиты красные, зелёные или чёрные кресты, в качестве головного убора – берет. Девочки-подростки оделись как мальчики, чтобы никто не догадался. Богатые отпрыски почтенных семейств были с телохранителями и слугами, монахи-францисканцы не давали волнам людей опрокинуть друг друга, они же распространяли детские гимны на хорошем пергаменте. В толпе шныряли граждане разбойничьего вида и женщины с пониженной социальной ответственностью. Их объединяло одно: они внимали новому святому, видевшему самого Иисуса Христа! И было их тридцать тысяч человеческих душ!

Этьен – уже опытный оратор, в словах не путается и не противоречит сам себе, страстный проповедник – целый месяц он выбивает слезу из соотечественников, вводит их в религиозный экстаз и исступление. Дети тянут к нему руки, вырываясь из цепких объятий родителей, идут за ним, повторяя его имя всё громче и громче: «Этьен! Этьен! Этьен!» Религиозные, но не настолько, родители запирали любимых чад в чуланах, привязывали их верёвками в сараях, но послушные прежде дети, аки волки зубастые, перегрызали путы кожаные и, перемахнув забор высокий, убегали всё же из дома, смешавшись с такими же детьми-непослушниками в колоннах, идущих на зов своего кумира.

В своей проповедческой деятельности Этьен объехал почти всю Францию, вызывая восторги толпы и религиозный экстаз. В руках у юного пророка посох, одет в монашескую одежду покаяния, на ногах крепкие не деревянные, а кожаные башмаки, невдалеке монахи-францисканцы на лошадях зорко оценивают текущую обстановку. Возле «родного» аббатства святого Дионисия он произнёс такие слова:

– Мощи святого Дионисия хранятся среди злата и драгоценных камней, чтимые всеми паломниками-христианами.

А затем вопрошал:

– Такова ли судьба Гроба самого Господа, вседневно и всенощно оскверняемого неверными?

Дрожа всем телом, выхватывал свиток из-за пазухи и с горящими глазами и срывающимся от эмоций голосом-фальцетом восклицал:

– Вот оно, веление самого Христа королю! Король, преклони колени перед священным свитком и исполни волю Бога нашего!

После яркого театрализованного представления одного актёра, превратившись в саму кротость, шептал онемевшей от нахлынувших чувств разноликой толпе:

– В руках моих сила Иисусова, подходите, страждущие!

Из ниоткуда, как из воздуха, образовывалась очередь из юродивых, слепых, еле идущих и стонущих от боли людей. Этьен прикасался крестным знамением к каждому из них, и – о чудо! – слепые прозревали, хромые танцевали, бесноватые успокаивались и устыжались своего буйства.

– Чудо чудное! – кричали люди, видя эти исцеления, и падали ниц перед новым пророком.

Вернёмся в Вандом, на рыночную площадь, где экзальтированная толпа в своём большинстве юных мальчиков и девочек, держа в руках шпаргалки, скандирует:

– Этьен! Этьен! Этьен! Веди наши чистые души в Палестину! Хотим! Хотим! Хотим!

Этьен, вжившись в роль новоявленного пророка, поднял над головой маленькую ладонь.

– Я сказал королю: «Рыцарям и взрослым не удалось освободить Иерусалим, поскольку они шли туда с грязными помыслами. Мы – дети, и мы – чисты. Бог отступился от погрязших в грехах взрослых людей, зато раздвинет морские воды по пути к Святой земле перед чистыми душой детьми!» И ещё я сказал ему…

Этьен сделал паузу, обвёл мокрыми глазами море смотревших на него людей и сильным, срывающимся голосом произнёс:

– Мы, дети-крестоносцы, не нуждаемся в щитах, мечах и копьях, ибо наши души безгрешны и с нами сила любви Иисуса! Нам помогут ангелы с огненными мечами!

Толпа ответила ему одобрительным гулом. Затем на повозку забрался огромный монах-францисканец.

– Вот отрывок из буллы папы римского Иннокентия III, наместника Бога нашего на Земле: «Эти дети служат укором нам, взрослым: пока мы спим, они с радостью выступают за Святую землю».

Гул толпы становится оглушительным, детские голоса перекрывают «взрослый» шум, и разносится:

– Поход! Поход! Поход!

Где-то вдалеке появляется группа всадников, одежда которых выдаёт в них важных сановников. Они пробираются через малолетнюю в своём большинстве толпу и кричат:

– Берегись! Дорогу королевскому глашатаю!

Их нехотя пропускают, но смотрят во все глаза на одного из них, вынимающего из дорожной сумки свёрнутый пергамент. Глашатай, кинув беглый взгляд на детское войско, улыбнулся, затем нахмурился и стал читать:

– Эдикт (приказ) короля Франции Филиппа II Августа (rex Franciae) обязателен к исполнению с момента его оглашения.

«Властью, данной королю Франции над его народом, повелеваю:

– Незамедлительно прекратить собрания, шествия, выступления по поводу выдвижения в Священный город Иерусалим вследствие отсутствия монаршей воли в этом начинании.

– Родителям несмышлёных детей и отроков проявить родительское усердие и разобрать оных по домам, определив родительское наказание в виде десяти розог.

– Гражданской администрации городов (прево) принять меры воздействия на толпу в случае неповиновения эдикту короля Франции. Наиболее сопротивляющихся граждан заключить под стражу в городские тюрьмы без еды и питья сроком на двое суток.

– Католическим священникам, монахам орденов и прочим людям Святого Престола воздерживаться от общения с людьми, идущими в колоннах, и не подстрекать оных к противоправным действиям.

– Прево города Вандома после выдворения сторонников похода закрыть ворота города до восхода солнца утра следующего дня.

Король Франции Филипп II Август (rex Franciae), 24 июля 1212 года от Рождества Христова».

После оглашения эдикта толпа неодобрительно загудела и тонким детским голосом запищала:

– Не смейте нас трогать! Не идите против воли Христовой! Не будьте вместе с сарацинами!

Королевские всадники после оглашения приказа короля Франции Филиппа II с силой натянули поводья, кони, сделав резкое вращение, повинуясь воле человека, поскакали в сторону городских ворот. Люди короля не привели с собой усмиряющее толпу войско, король колебался применить жёсткие действия к малолетним участникам похода, да и папа Иннокентий III благоволил к ним. К тому же популярность Этьена уже была такова, что король не посмел препятствовать этому, опасаясь бунта. Посему Филипп II ограничился лишь своеобразным протоколом о намерениях, сделал то, что должен быть сделать, не более того. Король, как человек своего времени, тоже был склонен верить во всевозможные знамения и Божьи чудеса. Но Филипп был королём не захолустного маленького государства, он был прожжённым прагматиком, его здравый смысл противился участию в этой более чем сомнительной затее. Он хорошо знал о власти денег и мощи профессиональных армий, но сила того, что нельзя осязать и пощупать… Всерьёз рассчитывать на то, что неоднократно разбивавшие рыцарские армии Европы сарацины вдруг капитулируют перед безоружными детьми, было, мягко говоря, наивно. В итоге он обратился за советом в Парижский университет. Профессора этого учебного заведения проявили редкостное по тем временам благоразумие, постановив: детей нужно отправить по домам, ибо весь этот поход не Божья затея.

В толпе много раз прозвучало слово «сарацины», давайте кратко всё же расскажем об этом понятии, не в этимологическом смысле этого пугающего обывателя слова, а в историческом контексте. Происхождение слова остаётся неясным, но ещё римляне называли так жителей Аравийского полуострова, а затем оно стало означать всех мусульман. Крестоносцам было удобно употреблять общее название, поскольку они имели смутное представление о различиях в верованиях и происхождении многих народов Ближнего Востока. Многие светлые умы отождествляли сарацин со скифами: «То были скифы на северной стороне реки Нил, где потом Арабия Каменистая и Пустая, которые потом срацынь (сарацины) назывались». Помимо скифов сарацинами называли в то время и хазар – полукочевой тюркский народ, который ещё в середине VII века создал Хазарский каганат, Хазарию, первоначально возникшую в Нижнем Поволжье и восточной части Северного Кавказа. Дети-крестоносцы выкрикивали слово «сарацины», не имея ни малейшего представления, как и взрослые крестоносцы, об этих людях, для них это было слово, тождественное слову «враг».

Этьен, стоя на своей повозке, горящим взглядом обвёл обожествляющую его разноцветную, в крестовых нашивках, разноликую толпу и скомандовал:

– Дети мои, вперёд, на Иерусалим! Иисус дал мне знак! Пора!

Многотысячная толпа одобрительным гулом подтвердила своё согласие, послышался шум многочисленных повозок, все разом заговорили, и эта неуклюжая армия почитателей простого французского пастушка, с его нестабильной психикой и странным блеском безумных глаз, многотысячным потоком устремилась к выходу из города Вандома.

Впереди, на повозке с балдахином, как полагается, живой святой, взваливший на себя миссию римского папы, сам Этьен, в окружении двух огромных монахов-францисканцев. Этьен с торжественным лицом поднял деревянный крест перед собой, и все его последователи в разных по богатству убранства похожих повозках – обеспеченные дети с прислугой, видимо-невидимое количество пеших паломников-простолюдинов десяти-двенадцати лет, около двух тысяч детей семи-восьми лет, различный уголовный сброд – многоголосо шумели. Дети читали специальные гимны, написанные на пергаменте, которые роздали им монахи-францисканцы, и пели псалмы. Тридцатитысячное войско Христово, изогнувшись в своём численном величии, медленно покидало славный город Вандом, устремляясь навстречу невероятным рыцарским приключениям, благородным поступкам, а главное – благородной христианской миссии – освободить Гроб Господень от неверных сарацин! Воинствующие пилигримы были без оружия, даже примитивного, без продовольственного и питьевого запаса, в летней одежде и плохой обуви. Никто не думал об этом, ведь люди узнают об их духовном подвиге и дадут всё что нужно – мир не без добрых людей!

Конец колонны, как хвост громадной змеи, медленно выползал из города, последние повозки знатных пилигримов скрипели на мощённых булыжником ещё городских улицах, и несколько десятков совсем маленьких, семилетних детей запоздало догоняли торжественную процессию. За ними устремились их матери, которые, догнав-таки своих любимых чад, взвалили их на одно колено, спустили пониже потрёпанные штаны и широкой мозолистой ладонью, не по-женски стали шлёпать своих отпрысков. Хлопки о тощие ягодицы малолетних детей резонировали под сводами городских арок, и возмущённый плач, смешанный с невероятной обидой, огласил округу…

Иногда правильно и своевременно применённое насилие может круто поменять человеческую судьбу в лучшую сторону.