Читать книгу Знание в контексте - Игорь Прись - Страница 10
Часть 1
Традиционная эпистемология и её проблемы
Глава 1
Проблема определения знания
3. Интернализм и теория истины как соответствия
ОглавлениеПонятие обоснования у Гетье интерналистское. Интернализм утверждает «внутренний» (ментальный) характер обоснования или его доступность рефлексии/интроспекции, что предполагает дихотомию субъекта и объекта, внутреннего и внешнего, ментального и материального, а также репрезентационализм. Как уже было сказано во Введении (раздел 2), принятие этой дихотомии и репрезентационализм – характеристики философии модерна[22]. Также постановка проблемы Гетье подразумевает теорию истины как соответствия фактам внешнего мира, которая также относится к философии модерна. То есть предполагается концепция метафизического реализма о существовании внешнего мира не зависящих от сознания определённых объектов, их свойств и отношений между ними[23]. В этом смысле можно сказать, что проблема Гетье является симптомом – следствием ложных посылок эпистемологии модерна[24].
Вместо того, чтобы их пересмотреть, традиционная эпистемология, однако, пыталась решить проблему Гетье, то есть определить знание, тем или иным образом модифицируя или усложняя традиционное определение. Некоторые авторы считают, что на этом пути они достигли успеха. Ниже мы рассмотрим, например, так называемую «антислучайную эпистемологию добродетелей»[25], комбинирующую условие отсутствия эпистемической удачи (мнение, которое истинно случайно, не может быть знанием) и условие подходящего применения познавательных способностей субъекта (истинное мнение, которое не является результатом познавательного процесса, не может быть знанием) (см. Главу 2) Д. Притчарда, которая является неплохим кандидатом на эту роль[26]. В то же время ЭСЗ Т. Уильямсона отвергают возможность редуктивного анализа концепта знания. В частности, Уильямсон приводит «аргумент индукции», согласно которому до сих пор ни одно из предложенных определений знания не имело успеха и, следовательно, такого определения вообще не существует. Он полагает, что проблема Гетье плохо поставлена, а исследовательская программа, целью которой является удовлетворительный анализ знания в терминах мнения и других компонент, является тупиковой. Д. Притчард, однако, считает, что хотя его двухкомпонентный подход, вообще говоря, редуктивный, в своей нередуктивной версии он совместим с идеей первичности знания, и соответствующее нередуктивное (круговое) определение (анализ) знания, отсылающее в конечном итоге к знанию, может быть содержательным.
Понятие истины как соответствия фактам внешнего мира, фигурирующее в стандартном определении знания, тоже требует коррекции в том смысле, что истина вторична по отношению к знанию. Принятие концепта истины в качестве более фундаментального как раз и означало бы принятие метафизического реализма. На наш взгляд, возможен в некотором роде промежуточный путь между дефляционистским минимализмом, ограничивающимся формулировкой «Предложение р истинно, если и только если р», и метафизической теорией истины как соответствия. Действительно, если р истинно, то существует реальный факт, которому р соответствует. Сказанное, однако, можно понимать не как теоретическое утверждение, а как логическое, – как тавтологию. По определению истина – соответствие фактам. Во всяком случае так можно интерпретировать аристотелевское определение понятия истины – реалистически и аналитически, в умеренно дефляционистском смысле, как определение, предполагающее вторичность истинного высказывания (истины) по отношению к той или иной соответствующей ему реальности, а не в смысле формулировки природы истины как соответствия в некотором субстанциальном смысле: «Сказать о том, что есть, что его нет, или о том, чего нет, что оно есть, ложно. Сказать о том, что есть, что оно есть, или о том, чего нет, что его нет, истинно» [12, Г 7.27]. К тому же следует принять во внимание, что истина (истинность высказывания, мнения) как соответствие факту устанавливается в контексте. Это значит, что она не предопределена. Во всяком случае в новых областях исследования не существует теории истины как соответствия, некоторого механизма (техники), позволяющего установить истину[27]. Истина, таким образом, имеет контекстуальное и субстанциальное измерения; она зависит от контекста употребления понятий, и не является просто поверхностным свойством лингвистических высказываний. «Контекст, – как пишет Бенуа, – это не столько внешнее ограничение смысла – как если бы реальность, так сказать, ударяла по смыслу извне – сколько проявление того, что смысл эффективно укоренен в реальности, а также то, что способствует конституированию самого смысла» [14, р. xii] (см. также эпиграф к этой книге).
Понятие истины как соответствия в рамках контекстуального реализма может быть модифицировано следующим образом: истина – соответствие в контексте, то есть соответствие, укоренённое в реальности. Эта формулировка не тривиальна, так как она указывает на вторичность понятий истины и знания по отношению к понятию реальности, а также на вторичность понятия истины по отношению к понятию знания, предполагающего полнокровный контакт с познаваемыми вещами (знание – знание самих вещей). Аналогичным образом контекстуализируются другие эпистемические понятия. Отметим, что понятие контекста также играет терапевтическую роль. Оно указывает на необходимость внимательного отношения к конкретным условиям употребления понятий, то есть их реальному употреблению. В этом смысле контекстуализм не теория, видоизменяющая традиционный реализм, а правильно понятый реализм [13–14]. Реализм, не принимающий во внимание, что контекстуальность есть эпистемическое и онтологическое свойство реальности, превращается в плохую метафизику, имеющую дело не с реальностью, а её тенью.
Метафизическая теория истины как соответствия отвергается терапевтическими подходами позднего Л. Витгенштейна, Дж. Л. Остина и Ж. Бенуа, развивающего версию витгенштейновского контекстуального реализма [13–16]. Нет никакого предопределённого механизма, позволяющего установить истинность высказываний в новых случаях. Установление истины требует суждения в соответствии с определёнными нормами/правилами. Витгенштейновский анализ проблемы следования правилу показывает, что, вообще говоря, нет правила для следования правилу. Точнее говоря, в общем случае не существует метаправила, позволяющего применить данное правило в конкретных условиях.[28] Корректность суждения (применения правила) устанавливется в контексте в рамках практики делания суждений (применения правила), предполагающей знание, как делать суждение (следовать правилу) в той или иной области, о том или ином предмете. Употребление правила – языковая игра.
Для Витгенштейна знание контекстуально, поскольку это понятие для него сопряжено с понятием языковой игры, а языковые игры всегда новы и контекстуальны по самой своей природе. То же самое можно сказать о понятиях истины, обоснования, очевидности. Как следствие, существуют различные их виды. В частности, в этом смысле можно также говорить о зависимости понятия истины от области реальности. Напротив, деконтекстуализированная истина абсолютна, автономна. Такое понятие имеет ограниченную область применимости. Оно пригодно, так сказать, в рамках устоявшейся формы жизни и автоматически воспроизводимых языковых игр, о контекстуальности которых просто забывают. В этих рамках истина – предопределённое соответствие. М. Хайдеггер, например, делает различие между понятием истины как соответствия и древнегреческим понятием истины как алетейя, которое он интерпретирует в рамках своей философии как раскрытие Дазайн[29]. Здесь, однако, мы не будем рассматривать спекулятивные метафизические теории, так как вместе с Ж. Бенуа мы полагаем, что они не могут быть подлинно реалистическими[30].
Можно преположить, что проблема Гетье обусловлена тем, что контекстуальность обоснования, истины и знания, а следовательно, и онтологии, не принимается во внимание. В следующем разделе мы иллюстрируем эту точку зрения не примере контекстуальной интерпретации «регионального» подхода к решению проблемы Гетье, предложенного М. И. Мартишиной [20].
«Региональность» истины как её контекстуальность
Для М. И. Мартишиной истина не автономна, а «региональна», относится к той или иной области реальности, а онтология «многоуровнева». Рассуждения Гетье ошибочны, так как они подменяют области реальности: «(…) Приобретает первостепенное значение проблема выделения того фрагмента действительности, сопоставление с которым должно быть осуществлено для оценки истинности суждения (…) Парадоксы Геттиера отчасти основаны как раз на неявной подмене этого фрагмента» [20]. Поэтому, строго говоря, в примерах Гетье мнение не является ни (полностью) обоснованным, ни («полностью») истинным (соответствующее заключение не является «полным»). Мартишина предлагает сохранить определение знания как истинного и обоснованного мнения (она говорит о «суждении»), путём добавления условия «соответствующей квалификации включённой в рассмотрение действительности», которое в примерах Гетье не выполняется. Это одно из многочисленных квазистандартных определений знания. Такие определения, как правило, по-настоящему не устраняют ложные метафизические предпосылки традиционной эпистемологии, а пытаются преодолеть их теоретически, как следствие, специфическим образом преобразуя понятие знания.
Наша интерпретация точки зрения Мартишиной состоит в том, чтобы заменить понятие региона реальности, которое она употребляет, понятием контекста употребления суждения. Суждение и его истинность не оторваны от реальности, укоренены в контексте. В случаях Гетье, однако, обоснование суждения относится к одному контексту – «региону реальности», как говорит Мартишина, – а истина – к другому. Например, в первом примере Гетье истинность суждения, что у того, кто получит должность, в кармане 10 копеек, соотносится со Смитом, тогда как обоснование этого суждения соотносится с Джонсом. Таким образом, имеется два разных контекста. Это означает, что между обоснованием и истиной/фактом имеется логический провал, который, очевидно, обусловлен ложностью посылки, что Джонсон получит должность, то есть различием в контекстах. Формулировка «знание – истинное обоснованное мнение» должна предполагать, что речь идёт об одном и том же контексте, «регионе реальности»: знание – истинное контекстуально/регионально обоснованное мнение. В этом смысле проблема Гетье возникает вследствие пренебрежения понятием контекста. Она исчезает, если занять позицию контекстуального реализма. (Эпистемология на автономна и вторична по отношению к этой позиции.) Но это просто означает, что знание первично, не разлагается на компоненты. Ниже приводятся другие квазистандартные определения знания.
22
Напомним, что под философией модерна в узком смысле мы понимаем западную философию XIX–XX веков. Постмодернизм второй половины XX века можно рассматривать как предельный случай модернизма, или как вырождение модерна. В широком смысле под философией модерна мы будем понимать философию, начиная с Нового времени, то есть XVII века. (См. также Введение.)
23
Можно также говорить о внешних фактах, событиях, процессах и так далее. Вопрос конкретной онтологии – того, что существует (из чего сделан мир), – вторичен. К модерну, разумеется, относится не только метафизический реализм, но и большинство других философских направлений соответствующего периода и, в частности, (нео) кантианство и феноменология.
24
Наша точка зрения, что проблема Гетье – псевдопроблема, основанная на ложных предпосылках, согласуется с точкой зрения Т. Уильямсона. Уильямсон считает, что «проблему Гетье» нельзя решить, поскольку она плохо поставлена. Её можно устранить (см. наше интервью с Уильямсоном [11]).
25
Мы будем также употреблять выражение «безопасная эпистемология добродетелей». Употребляется также термин «противоудачная эпистемология добродетелей».
26
Т. Уильямсон полагает, что теория Притчарда комбинирует гетерогенные условия и, как следствие, не удовлетворяет эстетическим критериям, а также опровергается контрпримерами (см. наше интервью с Уильямсоном [11]).
27
Истину можно рассматривать как нечто предопределённое в устоявшихся, постоянно повторяющихся, воспроизводимых случаях. В этих случаях может существовать фиксированный механизм установления соответствия между языком и фактами. Принимая терминологию Витгенштейна, мы говорим, что такие случаи относятся к устоявшейся «форме жизни». Например, в устоявшейся области научного исследования роль такого механизма играет устоявшаяся теория.
28
На самом деле, это понял ещё Кант – прагматист avant la lettre, как считает Р. Брэндом. Аналитический прагматизм Брэндома пытается синтезировать прагматизм, эмпирицизм, натурализм и рационализм [17]. Брэндом также интерпретатор Гегеля [18]. Несмотря на то, что его неогегельянская позиция в значительной мере идеалистическая, на наш взгляд, она может быть преобразована в к-реализм [19]. Мы упоминаем здесь позицию Брэндома в связи с к-реализмом, поскольку его нормативный прагматизм тоже вдохновляется поздним Витгенштейном.
29
Некоторые авторы отмечают, что у древних греков смысл понятия «алетейя» отличается от того смысла, который ему придал Хайдеггер. Для греков оно означало «припоминание» и противопоставлялось не лжи, а забвению [21].
30
В частности, Ж. Бенуа отвергает спекулятивный реализм Квентина Мейясу, пытающийся преодолеть, якобы существующую (нео)кантианскую субъект-объектную корреляцию, и постигнуть Абсолют, находящийся за её пределами [22].