Читать книгу Реквием по вернувшимся - Игорь Вереснев - Страница 8

Локальное пространство G00010496, 5 день экспедиции

Круминь вышел из стасис-сна с привычной лёгкостью. Будто проснулся утром, а впереди ждёт пусть напряжённый, но вполне обыденный рабочий день. Двадцать девять лет стажа в косморазведке даром не проходят, человек привыкает ко всему. Вот и он к стасис-капсулам привык, ездит на работу бесчувственным чурбаком. Мог бы конечно во время гиперперехода сидеть в ходовой рубке на почётном месте. Но, честно говоря, не любил он этого – ощущение, что сознание вдруг отделяется от тела, и будто призраком становишься, бесплотной тенью. Всего несколько минут длится, но впечатлений надолго потом хватает. Говорят, у всех по-разному это, некоторые даже оргазм испытывают после каждого перехода. Иван таким «счастливчиком» не был, к тому же пользы от командира во время Манёвра никакой, не разбирается он, физик-планетолог, во всей этой навигаторской кухне. Зачем географию учить? Извозчик довезёт! А извозчик у него надёжный, в профессионализме Буланова за десять лет совместных полётов он убеждался не единожды. Да, некоторые черты характера навигатора ему не нравились, но кто он такой, чтобы судить? Командир обязан уметь находить общий язык с каждым из подчинённых. Круминь возглавлял экипаж «Колумба» тринадцать лет, со дня схода корабля со стапелей, и в разведке считался хорошим командиром. Сам он это мнение коллег и начальства разделял – четырнадцать экспедиций «Колумба» под его руководством прошли успешно. А если посчитать, сколько всего налетал, то эта будет тридцатой. Юбилейной. И, пожалуй, последней.

Летом Круминю исполнилось пятьдесят четыре, а это означало, что через год он получит право выйти в почётную отставку. Можно бы и ещё поработать, строгих ограничений в космофлоте полвека как нет, лишь бы здоровье позволяло. Ивану здоровье позволяло, и друзья говорили, что выглядит он лет на десять моложе, а то и на все пятнадцать. «На семнадцать» – поправлял всегда Круминь. И те, кто знал, какая именно у них со Славой разница в возрасте, кивали понимающе. Мол, да, вы прямо как ровесники. И Ярослава всегда смеялась этой шутке. А он…

Официально брак они не оформляли. Это никого не удивляло – зачем, если люди и так всё время вместе, и на Земле, и в Космосе? Главное, чтобы любили друг друга. Любили…

Когда-то давным-давно у молодого косморазведчика Ивана Круминя была жена – первая и единственная его любовь. Он был счастлив, предвкушая каждую встречу долгими месяцами разлуки, и лишь посмеивался над коллегами, заводившими «полётные романы», – они ничего не знали о настоящей Любви… А затем его Единственная ушла к другому, сказав, что устала жить с вечным разведчиком, романтиком-неудачником, не способным сделать карьеру. Не говоря уж о ребёнке. Да, она была права во всём. И с детьми не сложилось в жизни, и по карьерной лестнице не смог подняться выше командира косморазведки. А после того развода, той моральной оплеухи, он и любить разучился так искренне и самозабвенно, как умел в молодости. Решил, что всё это: семья, дети, любимые женщины, – не для него. Ему нравился космос, нравилось высаживаться на только что открытых планетах, нравилось всё новое, неизвестное, таинственное. Круминю нравилась его профессия, а всё остальное он из своей жизни попросту вычеркнул.

И вдруг появилась Медведева. Нет, «появилась» – неподходящее слово для этой женщины. Ярослава вошла в его жизнь, не спрашивая разрешения. «Я здесь, и делайте, что хотите».

Они познакомились шесть лет назад, на маленьком островке посреди тёплого моря. Круминь проводил там очередной отпуск, пилот-испытатель Медведева тоже любила море, солнце и пальмы. Курортный роман завязался незаметно и естественно. И так же естественно закончился, когда Круминь улетел в очередную экспедицию. А вернувшись, очень удивился, встретив прошлогоднюю знакомую на космовокзале.

Медведева оказалась не только умной, начитанной, интересной в общении, обаятельной. Она была чертовски упряма. Во-первых, поступила в Академию Космофлота, с первой попытки пройдя отборочный тур, хоть конкурс на специальность «Пилотирование и навигация» был просто-таки дикий. Во-вторых, Иван ей понравился, и она решила, что будет его любить. Как это «решить любить» Круминь не понимал. Но применительно к Ярославе эти слова означали отнюдь не какие-то там абстрактные возвышенные чувства. Это были действия, вполне конкретные и осязаемые. Ему было хорошо рядом с этой женщиной, и одновременно…

Когда Круминь снова прилетел на Землю, то узнал, что Медведева закончила Академию и ушла в свою первую экспедицию. «К лучшему», – подумал он и постарался выбросить из головы всё, что успело их связать. Но год спустя, когда воспоминания начали тускнеть, они встретились вновь. Неожиданно встретились… Для Круминя неожиданно. Маликов, пилотировавший «Колумб» начиная с первой экспедиции, был списан медкомиссией космофлота вчистую, и на тренировочную базу прилетел новый член экипажа.

Когда она вошла в командирский кабинет, поздоровалась и, улыбнувшись, села в кресло, Иван понял, что в его жизни начинается новый этап. «Я здесь, и делайте, что хотите». «Почему ты выбрала именно меня? Чем я лучше других?» – он решился спросить лишь через год их супружеской жизни. «Ты не похож на большинство людей, ты редкость. На тебе нет железной скорлупы, только тонкая корочка из окалины. А прямо под ней – душа. Таких как ты надо беречь и любить. Без любви вы пропадёте». – «Но я ведь не один такой?» – «Не один. Но на всех моей любви не хватит. Поэтому я решила любить тебя». Что он мог сказать ей в ответ? Этой странной женщине, самой непонятной и таинственной из открытых им планет? Если бы он умел так же «решить любить», он бы не сомневался ни минуты. Но он не умел, хоть очень, очень старался научиться! Ведь брать, не отдавая взамен, – это неправильно. Это подло!

Круминь открыл люк стасис-капсулы, выбрался наружу. Воспользовавшись тем, что в отсеке пока никого нет, от души потянулся, расправил суставы. Вынул из шкафчика комбинезон и застыл, рассматривая себя в зеркале. Ростом маловат, но плечи не сутулятся, мускулы накачаны, живот подтянут, прямо как у молодого. Лоб высокий. Злопыхатель увидит в этом начинающую проявляться лысину, ну да не страшно, его это не портит…

Зашуршала дверца открывающейся стасис-капсулы, и шкафчик пришлось поспешно захлопнуть. Елена Коцюба, первый разведчик экспедиции, выпрямилась, сладко зевнула, сделала несколько поворотов влево-вправо. От движений этих её объёмные груди подпрыгнули двумя упругими мячиками. «Вот чертовка!» – Круминь быстро отвёл глаза. Когда он впервые увидел разведчицу в таком виде, то, естественно, сделал замечание. «А мне так удобнее, майка жмёт во сне», – невозмутимо парировала девушка. – «Инструкция это не регламентирует. Вы тоже в одних шортах спите». На том разговор и закончился. Нравоучений Круминь не любил и всячески избегал соваться в подробности чужой личной жизни. Он слышал, как друг-писатель называл Елену Белкой. В лице Коцюбы, и впрямь, было что-то беличье. И в повадках. Такая маленькая, дотошная и любопытная белка. Излишне любопытная. И слишком самоуверенная для косморазведки.

Коцюба улыбнулась командиру:

– Доброе утро!

– Доброе. Как спалось? – Не удержавшись, он поддел: – Не замёрзла без майки?

– Неа, я закалённая. И спится в стасисе мне всегда превосходно. Жалко, сны не снятся.

– А Вероника где? Не проснулась ещё?

– Проснулась, я, проснулась.

Люк на верхнем ярусе открылся, и второй разведчик «Колумба», экзобиолог и корабельный врач Вероника Пристинская спрыгнула на пол. Короткие светлые волосы её были взъерошены, лицо заметно опухло. Докторша, в отличие от подруги, хорошим самочувствием после стасис-сна похвастаться не могла.

– Вот и отлично, – кивнул Круминь. – Одевайтесь, умывайтесь и поднимайтесь наверх. Посмотрим, куда нас наш «извозчик» привёз.

По пути в рубку он заскочил на жилую палубу, наскоро принял душ. Остатки сна мигом улетучились под холодными струями, полосующими со всех сторон. В каюту заходить не стал, наверняка в ней ничего не изменилось за два дня. «Надеюсь, что прошло два дня, что никакого ЧП у нас не случилось» – мысленно поправил он себя по привычке. И начал подниматься по ведущему к ходовой палубе трапу.

ЧП не случилось. Круминь поздоровался с навигатором и пилотом, уселся в приготовленное кресло. «Надо было Ярославу поцеловать» – мелькнуло в голове. – «А то сухое какое-то приветствие вышло». Он тут же отогнал эту мысль. Успеют нацеловаться и наобниматься – позже, когда останутся вдвоём. Во время работы они командир и пилот, и ничего более. Сам такие правила установил, негоже их нарушать теперь.

Он повернулся к Буланову:

– Итак, что мы имеем?

– Манёвр Перехода успешно завершён. Точка выхода соответствует расчётной. Координаты звёздной системы занесены в бортовой журнал. Разрешите сдать полномочия капитана корабля?

– Спасибо, Алексей.

На этот раз в заданное локальное пространство они вышли с первой попытки. Хорошо, не пришлось ребятам возиться с юстировкой м-двигателя… Плохо! В косморазведке такая удача считалось дурным предзнаменованием. «Если сначала всё хорошо, то потом уравновесится», – закон сохранения пропорции везения-невезения. Новичкам на голубом глазу рассказывали, что закон этот открыт был Витольдом Мережем и строго засекречен Службой Безопасности Космофлота. Конечно, это было шуткой. Но работа в Дальнем Космосе делала людей суеверными.

Круминь включил внутреннюю связь.

– Бортинженер, доложите результаты диагностики.

– Доброе утро, командир!

Голос Маслова был неподдельно довольным. Радуется, что капитанство навигатора позади. Эти двое прямо таки на дух друг друга не переносят. Как же, у каждого свои жизненные принципы, своя система ценностей… Тьфу! А вроде взрослые, умные люди.

– Разбалансировка м-двигателя в пределах нормы, – продолжал докладывать бортинженер. – Система антиастероидной защиты работает в штатном режиме. Внешняя оболочка корабля повреждений и деформаций не имеет. Система жизнеобеспечения в норме. Всё благополучно у нас!

Последнюю фразу Маслов сказал явно для самоуспокоения. Он тоже был косморазведчиком со стажем. А значит, суеверным человеком.

– Хорошо, Степан. Начинай проверку планетарных двигателей.

– Есть, мой капитан!

– Кибернетик, как там у вас дела?

– Бортовой компьютер работает в штатном режиме. Программа расчёта координат точки выхода завершена. Идёт обработка предварительных данных о звёздной системе.

Иван повернулся к Медведевой:

– Что ж, Ярослава, давай посмотрим, что нам здесь приготовили.

Пилот пробежала пальцами по сенсор-панелям, выводя на большой экран картинку звёздной системы.

– Данные предварительные. Звезда спектрального класса G1 V. Масса… Радиус… Светимость… Эффективная температура… Вот спектр излучения. Стандартные полосы.

Солнышко Круминю понравилось. Больше земного, ярче и горячее, но, в общем, похоже.

– Планетарная система?

– Пять планет, две земного типа и три газовых гиганта. Все, кроме четвёртой, лежат в одной плоскости эклиптики. Предварительные данные по планетам… – на боковых экранах побежали столбцы информации. – Первая… Параметры орбиты… Расстояние от солнца… Эксцентриситет… Наклонение к плоскости среднесистемной эклиптики… Сидерический период вращения вокруг оси… Орбитальная скорость… Угловая скорость вращения… Наклон экватора к орбите…

– Что по самой планете?

– Вот фотографии.

– Не густо.

– Масса… Радиус… Соответственно, средняя плотность… Напряжение гравитационного поля… Альбедо… По первой пока всё.

– Что-то похожее на наш Меркурий? – предположил Буланов.

– Меркурий размером с Венеру. Там, наверное, настоящее пекло.

– Разрешите войти?

Дверь со стороны пилотского ложемента отворилась – разведчицы, наконец, добрались до рубки. Судя по мокрым волосам, задержались они в душевой.

– Заходите, – кивнул Круминь, – фильм как раз на самом интересном месте.

Девушки по очереди «цёмкнули» Медведеву в щёчку и пристроились за её креслом. Иван в который раз подивился, насколько женские правила общения отличаются от мужских. Целуются, и никому в голову не придёт, что за этим кроется нечто эдакое. А попробовал бы он Буланова так «цёмкнуть»? Навигатор с кресла бы упал, не иначе. А после возвращения по всему космофлоту слушок пошёл бы…

– В принципе, на Первую высадиться можно, только смысла я в этом не вижу, – нарушила возникшее было в рубке молчание Медведева. – Разве что ножки помочить в свинцово-оловянных реках.

– Так горячо? – Елена пробежала взглядом по столбцам параметрии. – Ого, с таким солнышком там и медно-цинковые реки потекут.

– Да, смысла соваться туда нет, – согласился Круминь. – Ярослава, давай Вторую.

– Вторая… Параметры орбиты… Фотографии. Тоже неважные, далеко.

– Во всяком случае, какие-то детали поверхности различаются.

– Масса… Радиус…

– Да, вторая интереснее будет.

– Маловата, – с сомнением заметил Буланов.

– На сестричку Земли не тянет. Скорее, на наш Марс похожа.

– Марс, на котором температура в пределах плюс пятьдесят – плюс сто пятьдесят по Цельсию, – уточнила Ярослава.

– Это если там атмосфера, как на Марсе, – покачала головой Коцюба. – А цвет планеты местами странный.

– Синеватый? Я думаю, это вода.

– Вода при ста пятидесяти? Капитан, почему же она не выкипела? И тогда отсутствие облаков как объяснить?

– А кто сказал, что это окончательные данные по температуре на поверхности? К тому же смотрите, какой наклон экватора, там климатическая поясность должна быть выражена сильнее, чем на Земле. А у нас температура в Антарктиде, между прочим, минус пятьдесят, а двести лет назад наблюдали и минус восемьдесят.

– Если там вода есть, то могут и органические формы быть? – неуверенно предположила Пристинская.

– Возможно, но не обязательно, – пожал плечами Круминь. – Узнаем состав атмосферы, тогда будем предполагать.

– Переходить к гигантам? – оглянулась Медведева.

– Да. Но я думаю, и так ясно, что высаживаться будем на Вторую. А ты как считаешь?

Спросил и увидел вдруг, как задрожала рука пилота, лежащая на сенсор-панеле пульта. Очень сильно задрожала. Впрочем, длилось это секунды две-три, никто и не заметил. Медведева быстро справилась со своим непонятным приступом. Кивнула:

– Раз ты решил, то пусть так и будет.