Читать книгу Грань добра. Сборник рассказов - Игорь Владиленович Голубев - Страница 20

– А ну-ка повернись девонька, – дед Василий откинулся на нагретой весенним солнышком завалинке и с удовольствием смотрел на Танюшку, – ты просто красавица стала. Весна яблоней расцвела, а ты еще краше. Стройная, аки березка, а лицом-то красна. Замуж тебе пора.

– Да брось ты деда, – зарделась Татьяна, – не за кого замуж-то идтить.

– Как не за кого? А вона Никола-кузнец. Парень что надо. Косая сажень в плечах, подковы руками гнет. Да и при деле опять же.

– Никола-то? Полез он намедни ко мне обжиматься. Прижала я его, значит, грудью к стене кузни, а он и ослаб бедолага. Ноги не держат. На что мне муж слабый такой? Детишки еще хлипкие пойдут. Замуж за того пойду, кто меня в поединке одолеет.

– В каком еще поединке, – дед аж привстал, – ты, что же еще удумала, егоза?

– Решила я, деда, в поляницы податься. Ну, невмоготу мне стирки эти готовки. Да и матери с отцом я обузою, – Татьяна оправила платье и потупилась, – ты деда скажи мамке с папкою, что ушла мол, с твово позволения, да благословения мне дай в дорогу.

– Вот одурачила ты меня, старого. А я все в толк не мог взять – почто девке бою мечевому учиться. Ты ж говорила тать, дескать, да басурман придут – мечом то сподручней оборониться, чем горшком да ухватом. А я, поверил. Поляницей то быть не легкое дело. Девка – богатырь и в поле бранное с воинами наравне идет, и в лесу с ними ночует. А коль рану получишь, так богатырь тебе кишки то обратно засовывать будет, не бабка-травница. Этого ли хочешь?

– Решила я деда. Русь оборонять от басурмана да нечисти хочу. Вот как ты. Ну а коли нет твово мне благословения, – Татьяна сердито повернулась, – так сама уйду.

– Да стой ужо, – дед Василий, кряхтя, поднялся с завалинки – эх, мамка твоя мне всю бороду то выщипает.

Дед привел Татьяну в конюшню.

– Вот, бери Воронка, мне его торговец проезжий за лечение то отдал, – дед похлопал по шее коня – трехлетку, – на пашню то он непригоден. Для богатырского коня тож хлипок. Но для девки в самый, значит, раз. И вот еще, – Василий из-за стрехи достал сверток рогожки, развернул,– меч мой возьми, твой он теперь. Может и без затей он, да крепок и надежен. Лучшими Муромскими мастерами кован.

Танюшка со слезами благодарности поцеловала деда в небритую щеку

Пыль, взбитая копытами, медленно оседала на придорожную траву.

– Ни стрелы тебе, ни раны. Будь здорова, береги тебя Бог – дед перекрестил удаляющуюся фигурку.

…

– Чтой-то не больно ты на поляницу похожа, – староста с сомнением смотрел на Татьяну, – видал я девиц-богатырей, поляниц значит. В броне они, да в сапогах, да, кхм, в штанах. Но коли хочешь за дело то взяться, помогу, да награду, значит, соберу немалую. В пределах разумного.

– Говаривают, – Татьяна облокотилась на меч, – что в церковке старой у вас тут нечисть обитается. Так ли?

– Истинная правда, – староста вздохнул, – хорошая церковка была, чистенькая, намоленная. Да у прежнего старосты женка, значит, с нечистью якшаться начала, колдовала, на метле летала. Через то и сгинула. Богатыри проезжие, порешили ее, да наказали в земле неосвященной закопать, да кол осиновый-то в грудь вбить. А староста прежний, наказ не выполнил, сдурел совсем от горя. В церковь ее положил, отпевать собрался, душу ейную спасать. А баба его вскочила, плюнула ему в харю да сбежала. Староста прямо там, в церковке, и повесился. Церковь с тех пор стоит оскверненная, крест с главы свалился, нечисть ночами там веселиться. Нечисть ту извести надобно, но сложное то дело да опасное, не бралась бы ты, красавица.

…

Церковь стояла на пригорке, в стороне от деревни. Лучи заходящего солнца ласкали теплом обветшалые стены, стрекотали кузнечики. Медвяный запах клевера кружил голову.

Татьяна заткнула подол за пояс, как делают бабы при стирке белья в реке, обнажила меч и, осторожно приоткрыв дверь, вошла в церковь. Внутри было прохладно и пусто. Старые доски скрипели под ногой. В разбитые окна, сильно затянутые паутиной с трудом пробивались солнечные лучи, оставляя на полу теплые пятна. Иконостас был разрушен. Где-то под дырявым куполом, шевелились и ворковали птицы. Никого не было. Пустота.

– Каким ветром занесло, девонька, – прозвучал сзади насмешливый скрипучий голос.

Татьяна вздрогнула от неожиданности и повернулась всем телом, выставив вперед меч. На высоком аналое (подставка для икон и книг прим. автора), сидел маленький бесененок. Щуплое тельце покрыто мягкой черной шерсткой. Копытца, хвост. Огромная голова с красными глазами и острозубым ухмыляющимся ртом.

– От нечисти храм сей избавлю, – уверенно произнесла Татьяна.

– Шла б ты, девица, подобру-поздорову. Не справишься ты. Правду говорю, – серьезно сказал бесененок.

– А вот и поглядим, – Татьяна махнула мечом.

Бесененок отпрыгнул и когтями зацепился за деревянную стену.

– Оглянись, – пропищал он и гаденько захохотал.

Сзади стояло на полу, сидело на мебели и стенах пять десятков таких же бесенят. Они враз прыгнули, стали скакать по полу и вертеться в воздухе, как новогодние снежинки в метель. Татьяна почувствовала, что ее хватают за уши, нос, руки, ноги. Она вертелась, как дед Василий учил, да не тут-то было. Хохотливый верещащий веселый гомон окружал со всех сторон.

– Что надобно? – бесенята отстали и расселись вокруг, издевательски щебеча и переговариваясь. На Татьяну смотрела женщина, вся в белом, да лицом синяя и уродливая.

– Храм сей, для веры предназначен, а вы его опозорили и обесчестили, уходите, – Татьяна, запыхавшись, грозно глядела на ведьму.

– Обесчестили, говоришь, ну-ка свяжите ее, – махнула рукой ведьма.

Бесенята тут же сорвались с мест, закружили, бросили на пол. Меч выпал, а бесенята связали Татьяну на полу крестом – руки – ноги врозь растянуты на веревках.

– Вот сейчас и узнаешь, что такое бесчестить, – хищно склонилась над Татьяной ведьма.

В этот миг хлипкая дверь церковки под сильным ударом слетела с петель. В широкий проем протиснулся огромный черт. Могучая грудь, поросшая черной шерстью, вздымалась колесом. Ярились красные глаза, рога царапали притолоку. Черт дышал тяжело, как бык-производитель.

– Пошли все прочь, – прорычал он.

Нечисть как ветром сдуло. Черт подошел к растянутой на полу Татьяне, наклонился и поднял лапу с острыми когтями. Татьяна прикрыла глаза и начала молиться.

Неожиданно черт перерезал когтем веревки. Еще не веря, Татьяна вскочила, кувыркнулась, подхватила меч с пола и забилась в угол. Черт прошел к окошку. Сорвал паутину и в церковку полились лучи заходящего солнца. И враз превратился в высокого статного юношу. Белая косоворотка. Коричневые штаны заправлены в мягкие сапоги. Подошел прихрамывая.

– В угол забилась, ну чисто кошка дикая, не шипишь только, – улыбнулся юноша.

– Велизар, ты ли?– Танюшка бросилась на шею черту, – я ужо совсем с жизнью попрощалась. Спасибо, что от ведьмы да бесов спас.

– Так и ты ж меня маленького от смерти спасла. Помнишь, когда подкову мою вернула, что в грязи нашла, да от деда Василия, известного охотника за нечистью, оборонила. Подкова та из металла особого кована. От освященной земли нас защищает. А я по незнанию ступал на землю ту свободно. Вот и разрослась рана обычная. Так бы и сгинул к исходу дня, кабы не ты. До смерти своей буду тебе за то благодарен. Вот еще подарок у меня для тебя.

Велизар извлек из воздуха рубаху полотна тончайшего.

– Рубаха эта особая – от оружия обычного стрелы да меча не защитит тебя. А вот от оружия колдовского, али заклинания нечистого – лучше всякой крепости оборонит. А коли легко так грудь обжимать начнет…

– Чего начнет? – перебила, зардевшись, Танюшка.

– Ну, я ж черт все же, не серчай, – значит я рядом. Смело зови на помощь. Всегда помогу-выручу. А старосте скажи, пусть церковку эту снова отстраивает, не будет тут ведьмы боле, заигралась больно стерва.

Наступило неловкое молчание.

– Велизар, скажи, вот ведь ты нечистый, зло творить должен, а спас меня, подарками вот дорогими одариваешь. Как так?

– Зло и добро, нечисть и святость – все это две стороны одной монеты – мира нашего. А в мире нашем, русском, законы общие испокон века установлены.

Добром за добро платить следует. И благодарным делающему добро быть надобно. Законы эти предки нам завещали. На законах этих земля наша русская то и держится.