Читать книгу Ирка Хортица и компания. Брачный сезон - Кирилл Кащеев, Илона Волынская - Страница 11

Челнок медленно выплыл из тумана, и взрезая узким носом черную болотную жижу, заскользил мимо сбившихся в кучу широких плоских лодок. Возившиеся на лодках существа замирали, провожая челнок глазами, а потом бросали свои дела и точно зачарованные ведьмой из человечьего мира, начинали перебираться с лодки на лодку, двигаясь за челноком вслед. Когда челнок пристал к лодке знахарки Ашши, там уже собралась целая толпа.

Опасливо озирающийся астем торопливо спрыгнул с носа челнока и ввинтился в толпу. Татльзвум нагнулся и… подхватив подмышки мертвое тело Быкоголового, бросил его на палубу лодки.

– А-а-ах! – раздаваясь в стороны, в едином порыве выдохнула толпа. И не ясно, чего больше было в этом слитном вздохе. Боли? Удовлетворения? Злости? Растерянности?

Татльзвум перепрыгнул следом, встал над телом и медленно обвел взглядом толпу. В душе дрогнуло легкое чувство довольства – они отводили глаза. Не все, но… даже самые отважные старались смотреть куда-то поверх его плеча.

– Теперь здесь командую я. – прерывая воцарившееся молчание очень просто сказал Тат.

– Почему это ты? – спросил здоровяк-зитирон, расправляя покрытые чешуей брони плечи.

Татльзвум открыл мешок и выложил оттуда сверток. Развернул…

– Это то, что наменял Быкоголовый. – специально стараясь говорить тихо, чтоб остальным пришлось молчать и прислушиваться, сказал он. – На все, что вы добыли с предыдущей менки.

И положил рядом с телом. При виде скудного содержимого свертка на всех лицах отразилось разочарование – даже у престарелого шкаролупца, чья физиономия, покрытая скорлупой вместо кожи, вообще выразительностью не отличалась.

– Это то, что он от вас утаил… – рядом лег второй сверток.

– Хлеб! – пронзительно выкрикнул энатокет и его драные уши звучно хлопнули, подняв ветер.

– Мясо! – едва не взвыл зитирон, скаля клыки. Народ забурлил, загомонил, придвинулся поближе, галдя – теперь на труп Быкоголового глядели уже без всякого сочувствия.

– А это то, что сменял я! – повышая голос, провозгласил Татльзвум… и сдернул драную тряпку с кучи на носу челнока.

Кто-то захрипел. Кто-то подавился.

Розовели ощипанные тушки птичек-берныклей и краснело тугим алым срезом баранцовое мясо. Сладкие лепестки хищных цветков были свернуты в аккуратный тючок. Синели… краснели… желтели аппетитные бока плодов…

– А это то, что выменял я. – сказал Тат.

– На… на что? – прихромавший из глубины лодки человек выглядел уже неплохо – Ашша помогла. Но вот подкормить его было нечем и сейчас его шатало при каждом шаге, а устремленный на мясо взгляд был страшен.

– На мазь. – ухмыльнулся Тат. И после небольшой паузы небрежно добавил. – На один туесок.

Стоящий в толпе астем демонстративно заткнул нос и в ответ на удивленные взгляды, небрежно пояснил:

– Перенюхался за дорогу – мутит малёхо после голодухи-то!

– А кто считает, что сможет торговаться лучше меня… – Тат выразительно сбросил с плеча новенький арбалет. И погладил висящий у пояса длинный кинжал. И плевать, что получил он их вовсе не в обмен. – …пусть сюда идет – и докажет, что лучше меня дерется!

– Пойдем… как не пойти… – завороженно глядя на еду, пробормотал зитирон и вдруг заорал. – Казан тащите! Бабы, мясо режьте, строгайте… чего там… тут есть! Новый торгаш у нашей банды…

– Новый вожак у нашего племени. – спокойно поправил Тат.

– Вот уж… племя! – захохотал зитирон. – Зитироны, энатокеты, никсы, человеки, астемы, коты… разве что змеев не хватает!

– Всего вам… нам хватает. Уж ты мне поверь! – пробормотал Тат, направляясь к спальной «плетенке». – А чего не хватает – добудем! – и нырнул внутрь.

В «плетенке» было сумрачно. В свете слабого фитилька лампадки он увидел старую никсу с кружкой кипятка в руках – и по запаху понял, что она и впрямь последовала его недавним словам: пустила лечебные травы на поддержание сил. Толстый хвост никсы взметнулся, прижимая к плетеной стенке Митроху – кажется, мальчишка пытался на него кинуться.

И при виде тощих рук и впалых щек этих двоих в груди заворочалось что-то такое сильное… жгучее…

– Вы… это… – пробормотал он, дрожащими руками полез за пазуху и принялся торопливо разворачивать изъятую у Быкоголового тряпицу. Запахло остро и пряно и… Татльзвум шлепнул тонкий, как древесный лист ломтик сала на толстый ломоть серого хлеба – и протянул Ашше. – Ты… тоже бери. – кивая на тряпицу, буркнул он Митрохе. – Только… ешь не быстро. И не много сразу. Мне не жалко, просто… повредить может.

Ашша замерла. Не отрываясь, она смотрела на еду. И наконец словно слепая протянул тонкие узловатые пальцы и просто провела кончиками по салу. По хлебу.

– Настоящие. – прошептала она и из глаз ее покатились слезы. – Как давно я… как давно… уже и не помню, когда в последний раз…

– Ты… бери. Бери. – сглатывая вдруг вставший в горле ком, он сунул Ашше хлеб в руки и скомандовал Митрохе. – А ты за бульоном сбегай, там бабы варят. Скажешь, что Ашше теперь полная доля положена всегда, потому что она – наш лекарь. И тебе половинная – потому что ты у нее учишься. Скажешь, я велел.

– А если не дадут? – растерянно переспросил Митроха.

– Пускай попробуют. – с удовольствием согласился Тат. Чем быстрее кто-нибудь попробует выйти из повиновения, тем быстрее и проще будет объяснить, что не стоит. Так братец Айтварас говорил, а он все-таки Великий. Разбираться должен.

Сзади робко зашевелились. Еще не верит. Но уже немножко надеется. И очень хочет есть. Из-за него, Тата, тоже. Ну и плевать. Какое ему дело до человечка? Или до старой никсы, которая все не решается откусить хлеб, а только смотрит и плачет?

– Ешь. – мягко сказал он, перехватывая хрупкое, будто птичье запястье и заставляя ее поднести хлеб ко рту. – Все будет хорошо. У тебя теперь все всегда будет хорошо. Уж я позабочусь.

Ну а кто еще? Теперь тут все – его.