Читать книгу Из плена в плен - Илья Бровтман - Страница 3

Дан приказ, а это значит —

Вражьей силе вопреки,

Очень сложная задача:

– Окопаться у реки.

А к реке ещё добраться

Должен наш десантный взвод.

Хоть до речки метров двадцать,

Но стоит фашистский дзот.

А над ним копна соломы.

Целый стог стоит и вот

Есть задача для Семёна —

Уничтожить пулемёт.

Подползая к стогу ближе,

Он нырнул в большой окоп.

А в окопе мёртвый рыжий

Немец. Пуля прямо в лоб.

Что искал он на чужбине

Возле нашего села?

Смерть готовил Украине,

А она его нашла.

Славы он хотел болезный.

Сапогами травы мял,

И нагрудный крест железный

На могильный променял.

Так ведется: – кто с булатом

Ищет славу и почёт,

Тот кровавую расплату

Обязательно найдёт.

Посмотрел Семён на Фрица.

С виду восемнадцать лет.

Кровь из ран ещё струится,

Но уже дыханья нет.

Есть бутылка, с ней вторая.

В них коктейль, смелей Семён.

Осторожность соблюдая,

Их на стог бросает он.

Нет, не химик, не учёный

Тот, чьё имя носит смесь.

И советского наркома

Знают все, кто был и есть.

Как всё просто: – взял бутылку,

Дёготь, керосин налил.

Танк, ударив по затылку,

Крепость грозную спалил.

Чтоб горел металл как свечка,

Влей в бутылку скипидар.

Не граната – нет колечка.

Просто брось и жди пожар.

Ждёт Семён, что вспыхнет пламя,

И охватит стог оно.

Закрывая лик руками,

Он в окопе лёг на дно.

Но не слышен запах гари,

Стог проклятый не горит.

Спит огонь в стеклянной таре,

Просыпаться не спешит.

Что же делать? Мыслит Сеня.

Две бутылки – чудный вид.

Мягко им лежать на сене,

Может пуля их сразит.

Он курсантом был прилежным.

Помнил хорошо урок,

И прицелившись неспешно,

Плавно дёрнул за курок.

Звон бутылки. Пламя сразу

Превратило дзот в мангал.

Пулемёт чихнул два раза,

И навеки замолчал.

Крик ура! Сбегает с горки

Наш десантный батальон.

В обгоревшей гимнастёрке

Впереди бежит Семён.

Каждый воин точно знает,

Что атака не парад.

А атака штыковая

Пострашнее во сто крат.

Время может изменяться,

Вечность, превращая в миг.

А секунда словно двадцать,

Если в грудь направлен штык.

Да, не зря мешок соломы

Он штыком своим колол.

Отработанным приёмом

От груди удар отвёл.

Тело мягче, чем солома, —

Понял Сеня в этот миг,

И инерцией влекомый,

Налетел фашист на штык.

Во врага, стреляя, смело,

Убивал, кого ни будь.

Но совсем иное дело

Протыкать фашисту грудь.

Словно в этой круговерти

Грянул молнии разряд.

Не забыть ему до смерти

Потускневший этот взгляд.

Не забыть до края века,

Оборвав осенний лист,

Что убил он человека.

Пусть он немец, враг, фашист.

Совесть в жизни не помеха.

Не беда, что в горле ком.

Появилась в жизни веха —

До убийства, и потом.

Сеня мысли отгоняет,

На войне он не один.

Немец грузно оседая,

Грудью лёг на карабин.

Штык извлечь не так уж просто.

Враг повержен пред тобой,

Но уже с гигантским ростом

На него бежит другой.

Светлоглазый, белокурый,

Шерсть густая на руках.

С исполинскою фигурой,

Грудь в обильных волосах.

Сеня сгорбился неловко.

Вот настал последний час.

И застрявшая винтовка

Пригодилась бы сейчас.

Он с врагом схлестнулся взглядом.

Через миг в последний путь.

Тот уже почти что рядом.

Штык направлен прямо в грудь.

Если скажут вам писаки,

Что вся жизнь пройдёт в тот миг.

Вы не верьте в эти враки.

Виден только враг и штык.

Что за диво, будто в сказке?

До Семёна только шаг.

С головы упала каска

И упал на землю враг.

Как растаявшая свечка.

Великана больше нет.

Бой закончен, вот и речка.

Достаёт Семён кисет.

Рассыпается махорка.

Пальцы прыгают, дрожат.

И с высокого пригорка

Посмотрел вокруг солдат.

Мало времени промчалось

В этой схватке над землёй.

Рядом друг стоит устало,

С поседевшей головой.

Дрожь в руках. – Сейчас бы брагу,

Или спирт, – подумал он.

Друг развинчивает флягу:

– С днём рождения, Семён.

Ничего не понимая,

Спирт из фляги пригубил.

Друг сказал: – Ворота рая

Я пока тебе закрыл.

Ну и Фриц в тебя вцепился.

Метра два, вот здоровяк.

Я прикладом приложился

Он и рухнул как тюфяк.

Постепенно доходили

До сознания слова.

Нет, не каска покатилась

По земле, а голова.