Читать книгу Пароль: «Тишина над Балтикой» - Илья Дроканов - Страница 2

В суровом 1918 году в Советской республике не было хлеба, сахара, дров, керосина… Исчезало многое из привычного. Происходили непонятные события: в том году пропала половина февраля, то есть из жизни каждого жителя выпали четырнадцать суток. По декрету Ленина в стране вводилось европейское летосчисление: григорианский календарь вместо прежнего юлианского. Люди, заснув вечером 31 января, проснулись на следующее утро 14 февраля. Новации сыпались на граждан Республики ежедневно. От них голова шла кругом.

Начальник разведывательного отделения штаба Балтийского флота лейтенант Владимир Константинович Тихонов сокрушался от каждой новости, приходившей «из-под Шпица», из Морского генерального штаба, находившегося в ту пору в Петрограде, в здании Адмиралтейства. Через месяц после октябрьского переворота 1917 года и начала эпохи перемен Тихонов побывал «под Шпицом», куда ему было велено прибыть для доклада о деятельности разведки Балтфлота.

В ночь перед той поездкой ему приснился бывший начальник, полковник Генерального штаба Илья Иванович Стрельцов, сгинувший в морских волнах в декабре 1916-го. Опытный разведчик, как прежде, ходил по кабинету и убедительно говорил:

– Имейте в виду, Володя, главнейшая задача противника – уничтожить нашу разведку, которая всю войну житья ему не дает. Никому не позволяйте разрушить то, что мы с вами создавали с таким трудом!

Тихонов попытался возразить:

– Да что вы, Илья Иванович! Неужто такое может произойти?

– Увы! Германцы через своих людей в русской революционной среде будут наносить разрушительные удары по нашей армии и флоту, а в первую очередь захотят расправиться с разведкой…

Приехав на поезде из Гельсингфорса, Тихонов, как обычно, быстро одолел путь от Финляндского вокзала до Адмиралтейской набережной. Перед входом в святая святых русского Морского ведомства, здание которого красовалось на берегу Невы два века, придирчиво оглядел себя: жестом прямой ладони поперек козырька проверил, ровно ли стоит кокарда на фуражке, щелчками пальцев поправил манжеты под рукавами мундира, на каждом из которых сверкали два золотых шеврона. Надо заметить, что погоны со звездочками у офицерского состава отменили давно, но у флотских с обозначением званий проблем не существовало: один шеврон – мичман, два – лейтенант, три – старший лейтенант, один широкий – кавторанг, два широких – капитан первого ранга. Придержав шаг перед дверями знакомого здания, Тихонов подивился первым переменам.

У дверей вместо одного строгого часового расположилась живописная группа вооруженных матросов. Их было человек шесть, все с разных кораблей, если судить по названиям на ленточках бескозырок. Вид они имели грозный: винтовки за плечами, ручные гранаты пристегнуты к ремням, черные бушлаты крест-накрест обмотаны пулеметными лентами. Новенький, не стрелявший, судя по виду, пулемет «максим» стоял рядом для устрашения врагов. Впрочем, матросы не следили за входящими в Адмиралтейство, они оживленно разговаривали между собой и лузгали семечки.

Лейтенант обошел их и открыл тяжелую дверь.

В историческом беломраморном вестибюле дежурный офицер проверил документы и пропустил наверх по парадной лестнице, именовавшейся во флотском лексиконе трапом. В былые времена лестница была пуста, по ней изредка проходил кто-нибудь из старших офицеров. Теперь здесь перед взором Тихонова вверх-вниз сновали люди, в основном штатские или нижние чины. В руках они несли папки, из которых торчали какие-то бумаги.

На втором этаже лейтенанта ожидало новое чудное событие: там некая молодая особа с каштановыми волосами, в кожаной куртке и офицерских сапогах, явно позируя, водила, словно на экскурсии, группу солидных людей в пальто и котелках по апартаментам бывшего морского министра Ивана Константиновича Григоровича.

«Дожили, господа хорошие!» – подумал Тихонов, опустив глаза от неловкости ситуации. Позже знающие люди разъяснили ему, что эта дама по имени Лариса Рейснер – из числа революционных комиссаров Балтийского флота. Она, журналистка в прошлом и партийный функционер в настоящем, поселилась в квартире Григоровича и часто принимала у себя единомышленников из петроградских газет. Главным же образом она вместе с другими комиссарами занималась перестройкой старого военного учреждения на революционный лад. «Стало быть, амазонки теперь флотами будут командовать», – подивился про себя Тихонов.

«Слава Богу, – с облегчением отметил он, – хоть у служебного кабинета начальника Морского генерального штаба хозяин остается прежний по должности». Правда, вместо вице-адмирала Русина должность стал исполнять капитан 1-го ранга Беренс. Но Евгений Андреевич был хорошо известен на флоте: служил старшим офицером на «Цесаревиче», преподавал в Морской академии, был умелым разведчиком, пребывая в должности военно-морского агента в ряде европейских столиц, а после Февральской революции возглавил иностранный статистический отдел Морского генштаба. В ноябре 1917 года Беренса назначили руководить всем штабом. Ему Тихонов и должен был докладывать о делах своего разведотделения.

Однако в кабинете Беренса лейтенанта ждал очередной сюрприз.

Он вошел, представился по уставу и, осмотревшись, обнаружил, что за столом неподалеку от начальника сидит знакомый ему с детства сосед по дому в Финском переулке Федька Ильин. Возмужал за годы войны парень, вон, косая сажень в плечах! Мичманом должен быть, ведь год назад окончил Гардемаринские классы. Но одет Федор не в морскую офицерскую форму, а в модный шерстяной костюм. Чего ему в этом кабинете понадобилось?

Многие вопросы крутились в голове Тихонова, пока Беренс не произнес:

– С вашим докладом, Тихонов, желает ознакомиться комиссар Морского генерального штаба Федор Федорович Раскольников.

Федор кивнул головой, но не поздоровался, а продолжил рассматривать какие-то бумаги. По взгляду комиссара Тихонов понял, что бывший сосед его узнал, но не подал виду. А с какой стати он стал Раскольниковым, если от рождения был Ильиным, прямым потомком легендарного лейтенанта Ильина, героя Чесменской морской баталии? Должно быть, Раскольников – это псевдоним, ведь революционеры, как разведчики, часто всю жизнь живут под вымышленной фамилией. К примеру, известно из газет, что Ленин – это Ульянов на самом деле, а Троцкий – Бронштейн. Наверняка и с Федькой такая же катавасия, догадался Тихонов, начиная доклад.

По ходу его изложения Беренс, хорошо знакомый с положением дел на Балтике и с работой разведки, делал комиссару необходимые пояснения. Тот кивал в ответ, а иногда жестом показывал, что ему нужно выслушать разведчика. Когда доклад был закончен, Раскольников вышел из-за стола и в размышлениях стал мерить огромный кабинет шагами. Потом остановился и, не глядя на докладчика, медленно и отчетливо изложил свою позицию:

– Вам следует сворачивать работу с зарубежной агентурой. В том виде, как она выглядит сегодня, нужды в ней нет. Информация, которая поступает от агентов, не имеет ценности для нового военного руководства страны. Товарищ Троцкий об этом говорит прямо. Разведке Балтийского флота необходимо сосредоточиться на получении достоверных данных по обстановке в местах базирования флота и в районах, прилежащих к ним. Используйте аэропланы морской авиации для разведочных полетов, согласуйте с командующим морскими силами направление в море эсминцев и подводных лодок с целью получения сведений по обстановке. При толково поставленной работе вы можете представлять командованию весьма интересные обстановочные сводки по Балтике. А ваши «норды», «ферзи» и прочие закордонные агенты сейчас не требуются. Надо от них избавляться. Такова наша революционная позиция!

Тихонов уже подготовился аргументированно возразить Раскольникову, но поднявшийся из-за стола Беренс попросту махнул рукой, жестом показывая, что никаких пояснений не требуется. При этом добавил:

– Ваш доклад закончен. Отправляйтесь в Гельсингфорс и действуйте. Необходимые указания получите письменно. Я бы с вами еще обсудил кое-какие вопросы, но, увы! времени катастрофически не хватает. Вот и сейчас нам с Федором Федоровичем срочно нужно ехать на совещание по вопросу упразднения Морского министерства и формирования нового флота республики в Наркомат по военным и морским делам, это в бывшем «Доме военного министра» на Мойке. Председатель Совнаркома Ленин будет выступать с докладом. А комиссия наркомвоенмора Антонова-Овсеенко несколько дней работает в Адмиралтействе. Вам счастливого пути! Будете нужны – вызовем!

Раскольников без слов вышел из кабинета первым. Тихонов в раздумьях неторопливо складывал документы в папку, когда почувствовал на себе взгляд начальника. Подняв глаза, увидел, что Беренс выразительно поглядывает, намереваясь скорее покинуть кабинет. Пришлось балтийцу поторопиться.

Спускаясь по лестнице, Тихонов снова обратил внимание на людей, снующих с деловым видом. Он догадался, что наблюдает работу той самой комиссии, которая должна упразднить старое Морское министерство. «Народу собрали много, быстро все упразднят», – грустно думал Тихонов по дороге на Финляндский вокзал.

Воспоминания о первой поездке в Адмиралтейство при новой власти долго не давали ему успокоиться. Случайные личности, пришедшие к руководству Военно-морским ведомством, в считанные дни сознательно уничтожили то, что до них кропотливо создавалось годами. Разведка Балтийского флота, выпестованная стараниями адмиралов Николая Оттовича Эссена, Адриана Ивановича Непенина, их талантливых сослуживцев Ильи Ивановича Стрельцова, Ивана Ивановича Ренгартена и многих других офицеров, превращалась из боевого органа в никчемную организацию. Эссен, Непенин, Стрельцов давно ушли из жизни и, слава Богу, не видят этого позора. Даже Ренгартен, доброжелательно встретивший октябрьский переворот, уволился со службы и устроился преподавателем Морской академии, читает теорию разведки на кафедрах истории морской войны и службы Генерального штаба. Перед уходом из штаба он сказал Тихонову:

– Владимир Константинович, больше в такой обстановке я служить не имею возможности. Смотреть, как уничтожают разведку, мне невыносимо. Будто собственное дитя теряю. Уж лучше стану «академиком», буду теперь читать в лекциях сухую теорию. Для души спокойнее. А вам, думаю, стоит еще послужить. Вы – человек довольно-таки молодой. Поэтому, может быть, на ваше время еще выпадут светлые времена.

Но до светлых времен дожить было сложно.

29 января 1918 года стало известно, что высший орган страны, Совет Народных Комиссаров, издал декрет и ликвидировал Морское министерство. Вместо него появился новый Рабоче-Крестьянский Красный Флот, руководителем которого утверждалась Верховная Морская коллегия. 15 февраля, по постановлению этой Морской коллегии и по настоятельному требованию комиссара Генмора Раскольникова, разведка Морского генерального штаба упразднялась. В постановлении коллегии это решение объяснялось тем, что «при изменившемся политическом и социальном строе старая разведка не может выполнять своего назначения». В пояснительной части указывалось, что в большинстве своем русские военно-морские агенты за рубежом не одобрили октябрьский переворот и вряд ли могут оставаться лояльными по отношению к Советской власти. Что же касается созданной за границей агентурной сети, то с начала войны она нацеливалась в основном против Германии. А поскольку с Германией Советская Россия в то время как раз вела переговоры о подписании мирного договора, потребность в агентурной разведке полностью отпадала.

В этой связи Верховная Морская коллегия дала начальнику Морского генштаба Беренсу соответствующие указания. В тот же день Евгений Андреевич телеграфировал подчиненным: «Я получил приказание ликвидировать все заграничные организации морской разведки. В создавшейся обстановке никакие сведения нами использованы не могут быть, а потому и продолжение агентурной работы для России является бесцельным».

Тихонов негромким голосом зачитывал полученные документы офицерам разведывательного отделения, которые собрались у него в кабинете. Когда чтение было закончено, наступила тишина. Среди этой тишины как вздох прозвучал чей-то тихий голос:

– Ну, теперь только пулю в лоб…

Подавленные разведчики разошлись, а Тихонов под впечатлением новостей взялся писать шифровку в адрес комиссара Раскольникова, в которой на примерах доказывал, что совершена огромная ошибка. Как сам Федор Федорович, так и члены Верховной Морской коллегии, принимавшие историческое решение о ликвидации морской разведки, вряд ли в полной мере задумывались о возможных последствиях этого события. А последствия могут стать катастрофическими, писал им офицер-разведчик, прошедший войну.

Шифровка немедленно ушла в Петроград, а лейтенант Тихонов стал терпеливо ждать реакции начальства на нее, отчетливо представляя, что по голове его новая власть не погладит.