Читать книгу Завтра будет другим - Илья Григорьевич Коган - Страница 3

– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин! – распевал телефункен. – С добрым утром, дети мои, граждане нашей благополучной страны!

Марк привычно настроился на волну душевности, излучаемую с экрана. В голосе Мудрейшего звенели колокольчики, пели птицы и звала в неведомую даль полковая труба… И само собой пробуждалось чувство глубокого удовлетворения. И вера, что новый день, как и предыдущие, будет отмечен успехами в производстве и потреблении!

И готовность внести свои баллы в копилку приношений Высшему Существу!

И вот.

– Кхе-кхе… – задребезжал телефункен. – Ну-с, молодой человек!

Слово и дело!

С экрана на Марка смотрел его партийный наставник Леня Гоген-Ваген. Ленчик, как фамильярно звал его дед. Они воевали вместе, только Ленчик, в отличие от деда был чистокровным арийцем. И в Национал-коммунистической партии он отвечал за нравственное взросление дедового внука. И еще девятерых недоарийцев.

– Доброе утро, майн юнгер Марк! Готов ли ты вознести молитву Высшему Существу?

– Я исполняю волю Его!

– А чисты ли твои помыслы?

– Я открыт! – сказал Марк.

И натянул на голову шлем правдолюба.

– Какое сегодня число? Сколько тебе лет? Сколько лап у паука? – зачастил Ленчик. Марк едва успевал отвечать. Он знал: главное – расслабиться и ни о чем не думать.

– При какой температуре кипит вода? Кто написал «Фауста»? Сколько дней в году? – продолжал допытываться наставник. – Какого цвета небо в грозу? Что сказал дед о вчерашнем хлопке? Почему скачет мяч? Ты часто опаздываешь в колледж? Ты любишь военные песни? Что тебе снилось ночью? Почему ты не доверяешь татарам?

На экране телефункена мелькали оценки: «правда»… «неправда»… «сомнительно»… И потом – общее заключение: «Готов к шествию Верности!».

– Молодец! – обдали Марка теплом глаза с телефункена. – Ты верный питомец Партии! И у тебя есть все шансы заслужить статус Почетного Арийца!

Марк спешил. Лицеисты должны были собраться на площади Берлинского вокзала. Там уже стоял грузовой мерседес с плакатами и знаменами.

– Держи свой конец! – пригласил его студработник Лялик. И Марк крепко-накрепко вцепился в древко ярко-алого полотнища. «Будущее светло и прекрасно!» понесли они с другом, вливаясь в строящиеся ряды. Шествие Верности началось.

– Эс лебе!.. Эс лебе!.. Хай живе!.. Виве!.. Да здравствует!..

Возгласы сливались в единый клич, от которого, казалось, расколется небо.

– Ура! – взвивалось еще выше. Выше деревьев, выше крыш, выше прижавшихся к асфальту мерседесов и опустивших свои дуги штрасенбанов.

По городу шло Шествие Верности. Плакаты мерно колебались в такт шагам. « Время, вперед!»…«Оседлаем время!»…«Будь верен Мудрейшему!»… «Наш вождь Ганс-Фридрих Сидоров!»… «Роботы – наши помощники!»… «Заветам Адольфа и Иосифа верны!»… «Разбирай Гегеля и шмайсер!»…

Господи, как все было знакомо! Сколько раз маршировал

Марк в этих рядах, выкрикивая привычные и все равно волнующие лозунги! И мысленно повторяя звучащие чистой музыкой призывы Мудрейшего:

« – Будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его…»

– Время вперед! – неслось над колоннами, над проспектом Макса Горького, над ликующим городом.

Марку было радостно от чувства единения с тысячами таких же преданных родине молодых людей, от того, что рядом, выкрикивая близкие им всем лозунги, шествовали его друзья-лицеисты. Лялик, Петрик, Енот, Котяра, Толян, Пятак, Шпайер Одногрупники. Единомышленники. Почти арийцы!

Одно отравляло торжество. Приплясывающая на тротуаре кучка отщепенцев. Таких же молодых, но лишенных благоразумия и понимания реальности. Они тоже выкрикивали лозунги. Но какие! «Не трогайте время!»… «Будущее – своими руками!»… «Все люди равны!»…И уж совсем непристойное: «Мудры ли Мудрые?..»…

Сегодня этих недобитков было больше, чем обычно. И что тоже поражало: среди них были девушки. Особенно бесновалась одна —длинноволосая, большеглазая и кого-то неуловимо напоминающая. Она скакала, размахивая портретом Пушкина, и кричала что-то невообразимое. «Мудрейшего на пенсию!» послышалось Марку.

– При чем здесь Пушкин? – подумал он, а друг Лялик закричал:

– Рапунцель!

– Кто это? – пристал к другу Марк.

– Сеструха… Зараза!

– Зараза! – подхватили лицеисты.

Девушка на окрик брата только головой помотала.

Но по тротуару, оттесняя тщедушную, кучку уже наступала шеренга Национальных Чекистов, ударяя дубинками в щиты.