Читать книгу Литературный оверлок. ВЫПУСК №1/2019 - Илья Луданов - Страница 16
ПРОЗА
Полина Корицкая
Самокрутка двенадцатая
Радужная смесь
ОглавлениеДОКУМЕНТ №10
Добро пожаловать домой, Мир нашему дому. (Rainbow Gathering 2006 c 3 июля по 25 июля, на озере Латпаярви, в прекрасных местах южной Карелии)
– Так это и есть та самая Радуга9?
Сидим, курим. Костерок горит, солнышко светит. Хиппи поют. Хорошо!
– Ага. Та самая и есть. Видишь, кругом Велком Хом10 говорят.
– А. Вижу. А чего они голые все?
– Так жарко же.
– А.
– Ага.
– Ты как, раздеться не хочешь?
– Не, не хочется как-то.
Сидим, курим. Вокруг хиппи суетятся. Котлы помешивают. Благодать!
– Какие они все милые.
– Ага.
– А эта какая-то странная. Палкой машет. Чего хочет-то?
– Чтобы ты бычок из костра достала.
– Чего?
– А ничего. Она уже достала.
– И куда дела?
– Да в карман положила и ушла.
– Она бычки коллекционирует, что ли? Фетишистка?
– Да нет. Говорит, нельзя тут окурки в огонь бросать. Ведь он нас кормит, а мы так по-свински… Нехорошо.
– Слушай, а это ничего, что у нас палатки нету?
– Да ничего, щас в типуху впишемся.
– Куда?
– Ну, в типи. Домик для хиппи.
– А. Ну, давай.
– Это что, виг-вам?
– Нет, это и есть типи.
– А почему тут только дети живут?
– А это детская. Типа местного садика. Нам в следующую.
– Ого, тут что, прямо внутри костер жгут? И не страшно?
– Нет, так задумано. Дым вверх уходит, через дырку. Бросай рюкзак, щас Пау-вау будет.
Что сейчас явно что-то будет, было понятно. Потому что кругом люди с ложками и тарелками кричали «Пау-вау» и куда-то шли. Видимо, обедать будем.
Но вместо столовой мы почему-то оказались на большой поляне. Народу было много. Поток голодных не прекращался. В центре горел большой костер, вокруг него стучали в барабаны и танцевали. Аппетит нагуливают, поняла я. Ну, когда уже кушать-то? Все собрались вроде. Давайте уже обедать, голодные мы, с дороги.
Но есть почему-то никто не собирался. Ага, не напрыгались еще. В круг встают. Зарядку делать будут, что ли? Да нет, стоят все. О! Запели. АААУУУОООММММААААУУУУОООММММААААУУУУОООММММААААУУУУОООММММААААУУУУОООММММААААУУУУОООММММААААУУУУОООММ
Поняла! «ОМ» получается. Прикольно! Ну, все, ребят, здорово, давайте скорее есть.
Кажется, они уже омом наелись. Потому что все сели, а один встал и начал что-то говорить.
– Что это у него в руках?
– Говорят, это Толкен-стик. Палка-болталка по-русски.
– И чего он хочет?
– Здравствуйте, говорит.
– А этот чего вышел?
– Ну слушай сама, что я тебе, переводчик, что ли?
И вот, что я услышала.
– Сегодня сразу после дневного Пау-Вау будет мастер-класс по плетению фенечек из бисера!
– После вечернего Пау-Вау состоится семинар по холотропному дыханию! При себе иметь коврик.
– Люю-диии! Кто спер топор из лагеря «Белая какашка»? Верните, он очень нам нужен!
– Люди Радуги! Я вас люблю! Давайте сейчас загадаем, что если во время еды пойдет солнечный дождик, то в мире никогда больше не будет войн!
Из всего вышесказанного я поняла только то, что еда все-таки будет. И правда, котлы несут. Ну, приятного аппетита всем.
***
Мы жили на Радуге уже очень долго, наверное, неделю. Кажется, я стала уже настоящей хиппи. Ходила голой, не сорила, говорила всем «Глокая куздра», писала под специальный кустик, пива не пила. Ну, его просто там не было.
ДОКУМЕНТ №11
Обнаружен в процессе разговора с хиппи
Доброе утро – специальное радужное приветствие. Утро – не время суток, а состояние души. Но все время говорить одно и то же скучно, и появляются такие фразы, как «глокая куздра», «мелкая пудра», «мокрая выдра» и т.д, и т. п.
В общем, все уже было просто, понятно, и даже как-то обыденно. Еще чуть-чуть – и мне бы стало безнадежно скучно. Но тут обнаружилось, что надвигается праздник. Ивана Купала.
– Ура! Праздник! А что, пива все равно не дадут? Ну, и ладно.
– А ты не бойся, скучно тебе не будет. Тебя Даждьбоговой невестой выбрали.
– Кем?
– Даждьбоговой невестой. Да не бойся, это не страшно.
– А что мне надо будет делать?
– Солнышку дары подносить.
Не успела я опомниться, как меня раздели и засунули в воду. Стою я голая в холодной воде, у меня в руках хлеб да свечка, и холодно так… Стоп, а чего так быстро-то? А, ну да, вечер уже. Или ночь?.. Луна качается. Сзади фотоаппараты затворами щелкают. Вот черти. Нельзя фотографировать без разрешения, называется.
Несмотря на лунную дорогу, озерная вода ночью кажется совсем черной, черной как нефть. И кажется, что бредешь по ледяной вязкой жиже, медленно-медленно, боясь окунуться в эту черноту. В ней непременно должны таиться какие-нибудь страшные озерные чудища мерзкие спруты хватят за ногу утащат на глубину или пиявки а ил такой скользкий как бы не упасть не замочить преждевременно тех линий которые всегда мочить немного страшно но все на тебя так внимательно смотрят нет здесь не может быть никаких чудищ на самом дне плещутся волшебные наяды со спины я сама должно быть кажусь прекрасной русалкой потому фотографируют вот бы потом взглянуть…
Я остановилась и стала смотреть на воду. В воде была я – и уже не я.
Опомнилась уже у костра. Как хозяйке праздника, мне полагалось прыгать первой. Посмотрев туда, где он начинается и туда, где заканчивается, и сказала:
– Ни за что.
И прыгнула.
– И как?
– Понравилось. Я потом еще семь раз прыгнула. А после этого мне все-таки налили стопку водки. Так что праздник удался.
– А мне огненное колесо понравилось, которое в воду спустили, когда ты на берег вышла.
– Ага, мне тоже. Целая история с этим колесом потом была. Его ж бензином поливали, а это природе вредит. Старые хиппи ругались. Зато на празднике я со Львом познакомилась. Красив, как черт.
– Ну да, вы неплохо смотритесь.
– Как Фред с Дашей?
– Дался тебе этот Фред! Лучше.
Я ничего не сказала. У костра сидели Фред с Дашей и целовались. На мгновенье он повернул голову в мою сторону и снова отвернулся.
***
Было необыкновенно теплое утро. Я лежала на траве голая, раскинув руки, а сидящий рядом мальчик рисовал мой портрет цветными карандашами. Надо мной летала большая голубая бабочка, летала, летала – и вдруг села мне на грудь. Мальчик засмеялся:
– Как красиво! Не шевелись!
Недалеко от нас несколько человек, взявшись за руки и встав в круг, пели с закрытыми глазами:
– Хайратник, фенечки, шузы, смешные амулеты.
Под бесконечный разговор весна сменялась летом,
Под бесконечный разговор без темы и по теме.
Hеслась машина и мотор ревел, взрывая время.
Там еще жива Дженис Джоплин.
Там, там еще не отлита для Ленона пуля.
Hазад, в Уэмбли, автостопом до Вудстока…
– Я позабыл про свой маршрут и про свои проблемы,
Километровые столбы отсчитывали время.
Я обречен на вечный путь не к цели, а к химере,
Hо до тех пор, пока я жив – forever feelds strowberry!11
Там, там все по-другому.
Там еще осталось что-то важнее, чем деньги.
Hазад, в Уэмбли, автостопом до Вудстока…12
***
Сидя у костра, я лениво шурудила угли маленькой палочкой. Это была такая игра: накалить кончик, а потом выписывать в воздухе разные фигуры. Так я чувствовала себя почти настоящим файерщиком, устроившим шоу после вечернего Пау-вау. Неожиданно в центре маленького огненного круга возникло лицо Фреда.
– В деревню пойдешь?
– Зачем?
– Как зачем? За молоком.
Ну да, подумала я. Остальные продукты автохавка возит. А в деревню только за молоком и ходят.
– А почему я?
– Ну, Дашка спит, а людям сильно молока хочется.
Меня бросило в пот.
– Пойду.
Поначалу дорога была какой-то не очень веселой, по крайней мере, для меня. Я была смущена и растеряна. Фред не подавал виду, но мне казалось, мы оба понимаем: происходит что-то неправильное.
Даше было пятнадцать, и она вызывала у меня восхищение.
Фреду было тридцать, и он вызывал у меня онемение.
Вместе они были прекрасны.
***
Неподалеку от нашего лагеря жил один человек. Его палатка стояла у самой воды, спал он, высунув ноги наружу, и просыпался утром от того, что пятки щекотала волна. Тогда он вставал, улыбался, потягивался и бросался в реку. Потом выходил и долго валялся на берегу, на камнях, смотрел на солнце и щурился.
Местные звали его Буратино. Не знаю, почему. Буратино – и все тут. Он на такое прозвище только улыбался, должно быть, оно ему самому нравилось и было впору, как старые разношенные ботинки.
Иногда он заходил в наш лагерь и долго с нами беседовал. Говорил о Боге, о том, что даже у птицы есть свои грешки, что человек жить не греша не может.
Он читал нам вслух Библию, а Даша сидела к нему ближе всех. Она была маленькая, во всем голубом – наверное, говоря про птичку, Буратино имел в виду Дашу.
– Ничто происходящее, на самом деле, значения не имеет, – говорил Буратино. – Это просто события, которые сами по себе не имеют никакой ценности. Значимо лишь то, что мы выносим из происходящего. Если сегодня мне плюнули в лицо и оно стало от этого чище, значит, день прошел не напрасно.
Буратино замолчал. Наверное, он вспоминал что-то свое, старое, что нам знать пока не дано, а может, и вовсе не нужно. Его, буратиновские, знания, были старше нас лет, казалось, на сто.
– Мы очищаемся через грехи, смывая с себя грязь. После покаяния мы делаемся в разы чище, чем были до падения. Но на мокрую кожу грязь липнет сильнее и въедается глубже. Именно поэтому мы не имеем права вновь свершать то, в чем только что раскаялись. Потому что теперь одной только воды будет недостаточно. Придется тереть кожу песком, землей, скрести ее камнями. Грязь уже проникла до самой кости, до крови и отправилась гулять по венам. Погрязнуть в грехах – то же самое, что получить заражение крови.
Даша смотрела в землю, сжав свой маленький нательный крестик пальцами.
***
По лесу мы шли долго, и постепенно чувство растерянности сменилось радостным воодушевлением. Особенно после того, как Фред рассказал мне, что на самом деле мы идем вовсе не за молоком. Нет, конечно, в деревне было вкусное парное молоко, мы непременно его купим, но еще там был ядреный семидесятиградусный самогон.
– Одевайся, – сказал Фред. – Скоро деревня начнется.
Мы купили свежего молока, потом нашли нужный дом и взяли полтора литра чистого самогона. Но стоило нам вернуться в лес, как хлынул дождь и началась гроза. Мы бегом кинулись назад, вспомнив, что по дороге нам попадался недостроенный кирпичный дом.
Здесь кто-то повыбивал стекла – все кругом усыпано осколками. У меня-то были с собой сандалии, а вот у Фредди – нет. Поэтому первым делом я принялась извлекать мелкие стеклышки из его пораненных ступней. Гроза усиливалась. Стало холодно. Мы решили немного выпить, чтобы согреться. При детальном осмотре карманов выяснилось, что на закуску у нас только маленькая карамелька. Но выбирать не приходилось, уже начинали сильно мерзнуть руки – и мы разделили конфету на двоих, чтобы хоть чем-то закусить.
А потом дождь кончился. Мы отправились назад, уже изрядно пьяные, по пути поедая сыроежки. И надо такому случиться, что посреди леса мы стопанули какой-то камаз, который довез нас до самой Радуги. Слава богу, потому что становилось уже совсем темно. Наутро мы не понимали, как оказались в одной палатке.
– Не стыдно тебе?
– Отстань.
– А ты знаешь, какая Даша набожная? Фред у нее первым мужчиной был.
– Знаю.
– Когда они ложились рядом, она снимала свой крестик и прятала его под подушку.
– А… где она?
– Ушла.
– Куда?
– Домой. Рано утром, только солнце появилось. По трассе пошла.
– Одна?..
– Да.
– Мне тоже лучше уехать.
– Знаю.
И я уехала. Вместе с Фредом. Три дня мы не могли двинуться с места, вся трасса была забита – ведь сезон кончался. Под мостом ночевали, из болотца пили, на траве валялись… Только было почему-то не слишком весело.
Странно, но в Москве Фредди стал казаться сутулым и жалким. Очень скоро я поняла, что у нас ничего не получится.
– Да не, с Дашей все нормально. Она добралась до Чебоксар без приключений.
– А Фреда ты больше не видела?
– Нет. Но недавно встретила Льва. Он сказал мне, что Фредди повесился. Чуть больше месяца назад.
9
См. примечания в конце книги
10
Welcome Home (англ.) – добро пожаловать домой
11
В земляничных полях навсегда (англ.)
12
Группа «Джамахирия» (Пермь), песня «Hазад, в Уэмбли!»